Так далеко, так близко... - Барбара Брэдфорд

Элеонора была красивая бледная блондинка. Высокая, тонкая и гибкая. И сверхсексуальная. В наше первое свидание я переспал с ней и весь последний год своего пребывания в Йейле занимался этим.

Ее сдержанный, несколько анемичный внешний вид не соответствовал ее обжигающему темпераменту. Она была страстная женщина. Возможно, в этом и было ее очарование. Она выглядела, как леди, а вела себя, как шлюха. Переспав с ней, я мог думать только о том, когда мы займемся этим в следующий раз. И всякий раз это было похоже на бешенство. Мы занимались с ней любовью днем и ночью, при первой же возможности. Я был на седьмом небе, как говорится. Я не верил своему везению.

Моя семья думала, что она – мисс Райт. Оказалось, что Элеонора – мисс Ронг[9] С самого начала все у нас пошло наперекосяк. Может, это частично моя вина: я не объяснил ей, как много значит для меня мое имение, эта земля и ее виноградники.

Медовый месяц мы провели в Марокко. Я так и не узнал тогда, что это за страна. Все время я пребывал в постели. На Элеоноре. Глядя сверху в ее покорные, спокойные серо-голубые глаза. Или лежа на спине. Глядя в потолок гостиничного номера, в то время как она с энтузиазмом забиралась на меня. Ей это нравилось. Ей нравилась активная позиция. «Давай я тебя трахну», говорила она. И трахала. Опять и опять, и опять.

Потом мы вернулись домой, в шато. И все изменилось. Не могло не измениться. В шато я жил настоящей жизнью. У меня было дело, которое я должен был делать. Это был мой Долг. Но в этом случае я исполнял свой Долг с любовью. Я был привязан к земле и виноделию.

Нетерпению и безумству пришлось отступить. Но не до конца. К несчастью, Элеонора была подобна кролику. Если она не могла заниматься этим постоянно, она пребывала в раздражении. Говорила, что я ее не люблю. Я ее любил. Но она истощила мои силы. Я был просто вычерпан до дна. Мне нужно было отдохнуть от этого невообразимо бессмысленного траханья. Вскоре я понял, говорить с ней мне не о чем. Почти совсем не о чем.

Кроме того, у нее не было ни малейшего представления о том, как вести хозяйство в большом шато. Она стала хозяйкой, но это для нее ничего не значило. Научиться этому ей нисколько не хотелось. Ее интерес к тому, чем я занят целыми днями, равнялся нулю. Она никак не участвовала в моих делах. Через год после свадьбы возникла новая проблема. Она помешалась на моем отце. Она постоянно говорила о нем. Его общество разжигало ее. Она страшно воодушевлялась, возбуждалась сверх меры, говорила низким хриплым голосом. В его отсутствие она погружалась в уныние. Становилась угрюмой, разражалась вспышками гнева.

Она по-прежнему хотела бесконечно предаваться со мной любовным утехам. Но мой интерес к ней исчезал с бешеной скоростью. е поглощенность Себастьяном все прояснила. Я понял, что она хочет заменить меня моим отцом. Или спать с нами обоими. С кем получится. Это открытие привело к краху нашей интимной жизни. Оно сделало меня импотентом.

Мы развелись.

Развод влетел мне в копеечку. Но оно того стоило.

К счастью, несмотря на весь этот эротический марафон, от этого достойного сожалению брака не было детей.

Желая самого себя наказать, в двадцать шесть лет я женился еще раз.

Я познакомился с Жаклин де Броссар в Экс-ан-Прованс. Она была дочерью захудалого барона и жила неподалеку от шато. В начале меня привлекло в ней то, что она хорошо ориентировалась в жизни поместья. И знала землю. Плюс ко всему, она обладала великолепным телом. Взгляды у нее были незамысловатые. Но знаменитый французский шик, чувство стиля вполне компенсировали это несоответствие внутреннего и внешнего.

Мой выбор показался мне весьма достойным. Почти идеальным. У нас было много общего. Мы прекрасно совмещались. И все равно, брак распался уже через год. Две вещи интересовали ее в жизни. Первая – как тратить мои деньги. Другая – неверность. Эта моя жена явно не собиралась укладывать к себе в постель моего отца. Насколько мне известно. Просто ее дорожка скрещивалась с каждым вторым мужиком, встреченным ею.

Мы разошлись.

Я дал клятву никогда больше не жениться.

Теперь я живу во грехе.

Моя любовница – англичанка. Ее зовут Кэтрин Смит. Она образована, умна, даже интеллектуальна. Пятьдесят лет назад ее назвали бы синим чулком – она окончила Оксфорд, довольно известный историк, пишет на исторические темы, читает лекции.

Она показалась мне на редкость красивой. Рыжеволосая, зеленоглазая, с бледным лицом.

Иногда Кэтрин напоминает мне мою Необыкновенную Даму. Как и дочь Необыкновенной Дамы Вивьен, Кэтрин старше меня. На пять лет. Значения это не имеет. Я всегда предпочитал женщин старше себя. Мы познакомились в Париже в августе 1994 года. Она была там вместе с английским журналистом, моим другом Диком Викери. Я решил, что у них роман. Но ошибся. Они были просто добрыми друзьями.

Мы с ней стали больше, чем просто добрыми друзьями. Через несколько дней. Я люблю умных женщин. Они меня стимулируют. Оживляют. Кэтрин – это гораздо лучше, чем безмозглое траханье. Она – предел мечтаний.

Она приехала ко мне на Рождество. Тогда-то я и предложил ей пожить со мной. Она согласилась. Мы вместе проводили старый год, встретили новый. Пили шампанское на крепостном валу. Произносили тосты в честь друг друга. Вместе пьянели.

Мне казалось, что 1996 год открывает удивительные перспективы. Особенно с такой предпосылкой, как Кэтрин. Неограниченные перспективы.

– Я не могу обещать, что женюсь на тебе, – сказал я ей после рождества.

– Жениться! – воскликнула она негодующе. – Да кому то нужно! Уж конечно, не мне. У меня нет ни малейшего желания быть связанной с кем-либо законными узами, в том числе и с присутствующими. Я люблю независимость. И не ставлю совей целью потерять ее.

Так я и нашел себе пару.

Прошло семь месяцев после нашей первой встречи, а я все еще был очарован этой умной женщиной. Кажется, очарован ею и сейчас.

Я медленно шел к шато, вырисовывающемся впереди каменной громадой. В это февральское утро он словно светился. Белесый солнечный свет отражался от его многочисленных окон. Гребни крыши из серой черепицы и башни казались темными пятнами на подернутом дымкой голубоватом небе.

Остановившись, я посмотрел на шато, возвышающийся над обширными зелеными лужайками, садом и широкой каменной террасой.

Отсюда в любое время дня открывается самый великолепный вид на это прекрасное здание XVIII века. Сейчас над лужайками поднимался туман, и, освещенный мягким утренним светом, шато являл собой захватывающее зрелище.

Я испытывал удовольствие от того, что он принадлежит мне.

Я взглянул на часы. Почти девять. Время идти завтракать с Кэтрин.

Я нашел ее в библиотеке. Она работала там с семи утра.

– Какой ты славный, – сказала она, поднимая голову, когда я вошел. – Несешь мне завтрак, не иначе. Балуешь меня.

– Завтра будет твоя очередь. – Я поставил большой деревянный поднос на кофейный столик у камина и сел.

Она тут же присела рядом. Мы пили кофе с молоком из больших чашек и поедали теплые свеженькие булочки с маслом и домашним малиновым варением.

– Джек, это убийственно.

– Ты говоришь это каждый день.

– Три минуты на губах, да полгода на боках, – пробормотала она, качая головой. – Я завтра же перехожу на диету.

– Ты мне нравишься такая, как есть.

– Я толстею, живя здесь, Джек.

– Хочешь уехать?

– Нет, конечно же нет, глупый, – повторяла она, смеясь. – Это место неотразимо.

– А я думал, что это я неотразим.

– Ты тоже. Ты и шато. Джек, я нашла тут в одной старой книге очень интересные вещи. Кажется, я поняла, откуда пошло название – шато д'Коз.

Я навострил уши. Подался вперед. Насторожился. Происхождение этого названия всегда озадачивало Себастьяна. Оливье Маршан не мог ответить на этот вопрос. Также как никто из старых работников, трудившихся здесь годами. Документы вряд ли сохранились. Это была тайна.

– Говори же, – сказал я. – Рассказывай, Кэтрин.

– Книга очень старая. В ней есть изображения около тридцати человек, прославившихся в XV, XVI и XVII веках. Написание имен в те времена было причудливым…

– Что ты имеешь в виду под «причудливым»? – прервал я.

– Например, Рабле пишется Rables. Бекингем, герцог, пишется Boucquin can. Королева Испании – la Reine Despaigne, вместо D'Espagne. А королева Шотландии – правильно будет la Reine d'Ecosse – дается как la Rene de Cose. Поэтому, я думаю, что д'Коз, название шато, это переиначенное Де Косс и как-то связано с Шотландией.

Я уставился на нее.

– Это интересно. Странное совпадение. Если только ты не ошибаешься. Ведь Малкольм Лайон Лок, основатель династии, был шотландцем. А нет ли там чего-нибудь о моем шато?

– Нет. Совсем ничего. Я уже сказала, в этой книге, в основном, репродукции портретов разных… ну, скажем, знаменитостей. Писатель Рабле, герцог Бекингем, Мария Шотландская и так далее. И конечно, я сразу же обратила внимание на написание этого последнего имени.