Очарованная - Джиана Дарлинг

— Тогда отведи меня к его Могущественному Лорду, — согласилась я.

Это могло быть игрой света, но Риддик, казалось, улыбнулся, когда присел, чтобы разблокировать мои кандалы.

Я последовала за ним через широкий простор бального зала, затаив дыхание, когда он отпер дверь и провел меня в коридор, не завязывая мне глаза.

Коридор был длинным, с окнами почти от пола до потолка с одной стороны и огромными портретами с мельчайшими деталями с другой, которые явно принадлежали предкам Дэвенпорта. В середине стены был вылеплен и нарисован герб из лепнины, так что он привлекал внимание со всех сторон зала. Обрамленный свирепым грифоном и львом с обеих сторон, увенчанный злобным ястребом и опирающийся на фразу на латыни, которую я не совсем поняла, щит изображал жемчуг, шипы и красные цветущие цветы. Это было красиво.

Я хотела сжечь его.

Мы прошли быстро, миновав отверстие, ведущее вниз к величественной мраморной лестнице, у подножия которой лежал двухэтажный большой зал, выкрашенный в бледно-голубой цвет с замысловатыми завитками лепнины. Я заметила входную дверь и ненадолго подумала о том, чтобы убежать, мысль о свободе была настолько осязаема, что я ощущала на языке вкус земляной травы.

Но слова Александра эхом отдавались в голове, если ты хочешь подвергнуть свою семью риску с мафией, Козима, ты должна знать, что ты можешь уйти в любое время.

Было мучительно подавлять присущее мне бегство или бороться с реакцией на ситуацию. Я хотела выбежать из этих дверей и никогда не оглядываться назад. Я хотела приковать лорда Торнтона к полу бального зала и бить его, пока он не превратился в черно-синее пятно на блестящих плитках.

Но я этого не могла.

На самом деле мне пришлось сделать наоборот.

Я должна был предоставить ему доступ к моему телу, дать ему контроль над каждым своим действием и уступить каждому его правилу.

Сам дом был произведением искусства. Я не могла не думать о том, как бы понравилось здесь моей артистичной сестре Жизель, и это заставило мое сердце сжаться, как потерянное эхо.

Мне отчаянно хотелось связаться с семьей, узнать, как они отнеслись к моему внезапному предложению о работе и к необъяснимому исчезновению Шеймуса. Себастьян был бы в ярости из-за того, что я не попрощалась, его гнев маскировал разбитое сердце. Мой собственный орган чувствовал себя перекошенным в моей груди, половина его все еще находилась за грудной клеткой моего близнеца, где ей и место. Я скучала по нему со свирепостью, которая крала частичку каждого моего вздоха. Елена будет изо всех сил пытаться обеспечить себя жизнью в городе, который она ненавидит, а мама будет занята, поскольку она всегда пыталась удержать крепость в доме больших личностей, где очень мало места для передвижения.

Мы продолжили путь по другой стороне зала и остановились у массивных двойных дверей. Риддик дважды постучал, но, не дожидаясь разрешения, толкнул дверь, схватил меня за запястье и потащил в комнату.

Комната была темно-синей, золотые акценты мерцали в тусклом свете, пробивающемся через два узких окна, обрамляющих колоссальную кровать с балдахином, задрапированную тяжелым темно-синим бархатом, перевязанную сзади толстой золотой веревкой. Они показали гладкое одеяло, серебристые простыни и подушки, а прислоненный к ним с тем же оттенком серого в глазах и золотым беспорядком волос был мужчина.

По дремлющему взгляду и по мягкости полного рта, который обычно был сжат, было ясно, что Александр только что проснулся. Кулак сжал каждое из моих легких при виде его вот так, с обнаженной грудью и без его обычных доспехов.

Он был похож на человека, а не на холодного, властного бога, каким я узнала его за свои короткие недели там.

— Спасибо, Риддик, — сказал он слегка сонным голосом, который напомнил мне его похотливый тон прошлой ночью. — Ты можешь покинуть нас.

Я стояла прямо в дверном проеме и боролась с желанием заломить руки. Я никогда не была застенчивой или неуклюжей, и сейчас не хотела представлять себя высокомерному лорду Торнтону. Но я не могла справиться с девичьим головокружением и смущением, вызванными осознанием того, что мужчина, развалившийся передо мной, как король, всего несколько часов назад держал рот между моими ногами.

Медленная улыбка скользит по его губам, как будто он точно знает, как действует на меня. — Иди сюда, моя Красавица.

Я незаметно сделала глубокий вдох, чтобы избавиться от бабочек в животе и путаницы в голове, а затем подошла к левой стороне его кровати. Его глаза следили за мной, острые и пристальные, как у охотника, выслеживающего свою добычу.

— Ты прекрасна даже в своем замешательстве и страдании, — мягко сказал он, протягивая руку, когда я остановилась рядом с ним, и провел тыльной стороной ладони по моей груди.

Мой сосок мгновенно увеличился, отражая напряжение в моем животе.

— Мне нужно больше кормить тебя. Он нахмурился, когда его большой палец провел по моим ребрам, где виднелись выступы под моей кожей. — Тебе понравилось вчерашняя еда?

Я покраснела при воспоминании об ужине, который мы разделили после того, как он съел мою влагу между ног и усадил меня на колени рядом со своим стулом. Затем он начал кормить меня со своей полной тарелки пастой алла Дженовезе, ловко накручивая лапшу в ложку и ожидая, пока я разомкну губы, чтобы положить закрученный кусочек на язык.

Было странно эротично смотреть в его глаза, когда он кормил меня, наблюдать, как он изучает, как мои губы смыкаются, мое горло сглатывает. Свежее возбуждение набухло в моей киске и стекало по моим ногам. Только в конце трапезы, когда мы допили его кубок вина и доели мою любимую пасту, Александр признал свое влияние на меня, приказав мне встать. Затем он обхватил мой плачущий клитор, наши глаза яростно встретились, и он убрал руку, мокрую от моих соков.

Он протянул мне два своих влажных пальца.

Я долго смотрела на них, и у меня стыдливо потекли слюнки.

— Попробуй, какой мокрой я тебя делаю, Мышонок, — скромно подбодрил он, водя указательным пальцем по моим приоткрытым губам, прежде чем скользнуть им по моему языку.

Мой рот инстинктивно закрылся, и я быстро сосала, когда он стонал от ощущения моего рта.

Он слишком рано отстранился от меня и приложил два других пальца ко рту, я отсасывала их долгим движением бледно-розовых губ.

Я задыхалась, когда его рука отстранилась.

— Ты была превосходной рабыней сегодня вечером, — похвалил он. — Завтра ты получишь свою награду.

Я моргнула, прогоняя воспоминание, и сосредоточилась на нем. — Паста моей мамы лучше.

Александр