А я дура пятая! - Екатерина Вильмонт

В первом отделении Ильяс пел с оркестром арии из опер, а во втором – романсы Чайковского, Даргомыжского и Рахманинова.

– Каринка, ты почему ему цветы не купила?

– Думаешь, надо было?

– Думаю, ему было бы приятно.

– Дура я потому что. Конечно, надо было купить.

– А давай в антракте сбегаем.

– Хорошая мысль! Тем более места такие, что сам бог велел преподнести цветы… Что ж ты меня раньше не надоумила?

Вдруг сидевшая рядом пожилая дама, видимо услышавшая наш разговор, сказала:

– Девушки, вы успеете, тут около Малого зала торгует одна женщина, у нее дорого, но зато цветы прекрасные. А концерт начнется с оркестровой пьесы.

– Я сбегаю! – вызвалась Тонька.

Я опомниться не успела, как она уже умчалась. Через несколько минут стали выходить оркестранты настраивать инструменты. Вообще я люблю эти моменты, но сегодня я жутко нервничала, а вдруг Тонька опоздает и ее не пустят в зал?

Вышел дирижер, раскланялся. Это был очень знаменитый дирижер. И тут рядом со мной плюхнулась Тонька. С тремя дивными розами в руках.

– Держи!

– Спасибо!

Розы были изумительные, нежно-сиреневого цвета, крупные и очень свежие.

– Спасибо вам! – шепнула я пожилой даме. Она держала в руках желтые хризантемы.

– Советую подарить розы после первого отделения, до конца второго они могут не дожить.

– Спасибо вам огромное!

Она ласково улыбнулась.

Оркестр играл «Шахерезаду» Римского-Корсакова.

Я не могла дождаться, когда она наконец завершится. И чего я с таким нетерпением жду выхода Ильяса?

Но вот, наконец, Ильяс стремительно выходит из-за кулис под шквал аплодисментов. Он начинает с арии Грязного из «Царской невесты». Боже, как он поет! По спине у меня побежали мурашки. И как он изменился за эти годы! В «Астории» я этого как-то не заметила. Он словно стал выше, раздался в плечах. Каштановые волосы красиво пострижены. На нем какой-то черный сюртук с черной же рубашкой без галстука. Ему все это идет. С ума сойти! Когда он допел арию, Тонька зашептала мне на ухо:

– Ты сама-то веришь, что он к тебе на обед напросился?

– Нет, если честно! Скажи, хорош?

– Не то слово!

Он завершил первое отделение куплетами Мефистофеля. Что началось в зале! Бабы с цветами ринулись к сцене… Он принимал букеты красиво, неравнодушно, словно любуясь каждым. Толпа схлынула. Он ушел за кулисы. А я все сидела. Все-таки не зря я была женой режиссера. Аплодисменты продолжались, и он снова вышел на поклон. Вот тут я вскочила и шагнула к сцене. Он заметил меня, широко улыбнулся, наклонился, принял букет, взял мою руку и поцеловал.

– Я приду завтра? – шепнул он едва слышно.

Но я расслышала!

– Да!

И я вернулась на место с гулко бьющимся сердцем.

Он еще раскланивался, поднимал оркестр и наконец ушел опять. Начался антракт.

– Девушка, вы с ним знакомы? – полюбопытствовала благожелательная дама.

– Мы когда-то были соседями.

– А!

– Ох, Каринка! Это будет такой геморрой! Еще почище, чем с Корецким!

– Да ну, ничего не будет. Придет, поболтаем, молодость вспомним, только и всего!

– А чем кормить будешь? – забеспокоилась рачительная Тонька. – Время-то обеденное!

– Пирог его любимый испеку!

– Это какой?

– С яйцами и зеленым луком! Из тонкого теста.

– Ну, одного пирога мало!

– Бульон сварю.

– А на второе?

– На второе рыбу. Он обожает рыбу! Ну и лимонное желе, тоже он когда-то любил…

– О, ты помнишь, что он любил!

– Да я ж начала готовить лет в пятнадцать, папа умер, а мама тогда вообще ни на что не была способна от горя… Надо ж было ее кормить, иначе она бы зачахла, и я с ней заодно. Мне нравилось готовить, а Ильяс пробовал все, что я готовила.

– А как твоя мама относилась к твоей дружбе с ним?

– Нормально. Она хорошо знала его мать, так что… И потом дед вскоре увез ее в деревню, а я считалась весьма разумной особой, меня не боялись оставлять одну. Ох, с самого утра надо бежать в магазин.

– Лучше смотайся на рынок!

– Там видно будет. А желе приготовлю сегодня. У меня все для него есть!

Но тут прозвенел звонок к началу второго отделения. Ильяс вышел такой победительный, его опять встречали громом аплодисментов.

Казалось, он пел еще лучше, если это вообще возможно. Видимо, распелся, с певцами часто такое бывает. Последним номером была «Серенада Дон Жуана» Чайковского, «От Севильи до Гренады…». В этом романсе певцы частенько кричат, форсируют звук, но тут все было просто идеально!

Публика словно взбесилась! Он пел на бис какие-то романсы, и вдруг я заметила, что он смотрит прямо на меня с легкой улыбкой. У меня замерло сердце. Он что-то сказал дирижеру, тот улыбнулся и кивнул. Оркестр заиграл вступление.

– Би май лав…[1]

Откуда он знает, что я обожаю эту песню? Я вся дрожала. А он пел, глядя прямо на меня. С ума сошел, что ли? Тонька сжала мою руку. Это была еще и любимая песня Лёни, он вообще обожал Марио Ланца… Ильяс пел это фантастически!

Он допел. Половина зала кинулась к сцене…

– Каринка, это он тебе пел. Будь моей любовью!

– Тонька, что это было?

– По-моему ясно. Он хочет, чтобы ты была его любовью!

– С какого перепугу?

– А ты таки перепугалась, вон побледнела вся!

– Он так это пел!

После этой песни он явно не собирался больше бисировать. Публика мало-помалу стала расходиться.

– Не будем спешить, а то сейчас в гардеробе такая толкучка… – сказала Тонька.

– Ну что вы расселись? Дайте пройти! – довольно грубо потребовала ранее благожелательная дама.

– Да ради бога! – вскочила я.

И Тонька тоже встала.

Но едва дама сердито прошествовала мимо, как Тонька начала хохотать.

– Ты чего? – удивилась я.

– Да, Каринка, видно, это твоя судьба – быть объектом дамской ненависти.

– Да ладно, ерунда, Илечка решил маленько схулиганить.

– И ты сразу попала под раздачу.

– Это правда, – засмеялась я.

– Непоследовательный товарищ твой Илечка. В записке просит избежать ненужных разговоров, а на концерте такое учинил! А ты обратила внимание, что он вообще-то вроде и не собирался эту песню петь? Дирижер, во всяком случае, явно не знал о его намерениях, из чего я делаю вывод, что, увидев тебя с этими чудо-розами, он здорово воспламенился.

– Ничего, до завтра охолонет! Ладно, идем, а то, наверное, народ уже разошелся.

Мы стали спускаться по лестнице. Я опасалась, что на меня будут указывать пальцем, но, видимо, кроме экс-благожелательной дамы, никто не обратил внимания на то, кому Абдрашитов пел «Би май лав». И слава богу!

– Каринка, а ты после такого уснешь?

– Откуда я знаю!

– Но ты взволновалась!

– Еще бы! Во-первых, это любимая песня Лёни, а во-вторых, он так ее пел… У меня от его голоса мурашки побежали… А раньше никогда не бегали! Сколько раз я слышала, как он поет, и ничего…