Вершина угла - Сережа Павловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ужасно! – похоже, она впечатлилась настолько, что ещё долго не забудет опухшего Гену. – И соскочить уже никак нельзя?
– Да нет у тебя никакой зависимости! – ещё раз повторил я. – Меньше об этом думай. Твоими таблетосами даже передознуться нельзя.
– Можно! – снова начала спорить Елеанна. – Я видела, как одна девочка у нас в общаге передознулась…
– Да ладно! И что с ней стало? Она начала кукарекать? Или вертеть головой на триста шестьдесят градусов? Или у неё открылся шоколадный глаз и она высрала формулу вечного двигателя?
– Нет! – раздражённо ответила девушка. – Ей было очень плохо!
– Так вы же запиваете таблы бухачем. Она, скорее всего, просто перепила и отравилась. Типа – сначала мы пили водку, потом пили пиво, а потом отравились печеньем.
– Не знаю, я вообще про седловаров спрашивала, – быстро изменила направление дискуссии девушка. – Можно ли соскочить с седла?
– А как ты соскочишь? Обратно на гердос если только. Кто-то, может, одумывается, когда без рук или ног остаётся.
– А совсем избавиться от наркозависимости можно?
– Да, когда остался без рук и умер, – я засмеялся. – Да не в наркозависимости дело. Дело в тебе! Как ты сама к этому относишься. Кто-то спокойно себе бахается раз в два месяца, когда есть деньги, и радуется приходу. Если человек слабовольный – не наркота, так какая-нибудь другая херь затянет типа онлайн игр. Чаще всего родители своих заторчавших отпрысков сдают в секты.
– Какие ещё секты?
– Баптистские. Откуда я знаю? Они там поют песни про Иисуса, им внушают, что им помогает господь, что с ВИЧем тоже можно жить, а ещё они батрачат на огородах и выращивают картофан. Ну и организаторы сект тянут из родочков нариков бабулькевичи на ремонт и прочую шляпу, а те дают. И лечение в такой секте тоже, наверное, не бесплатное. Короче, одну зависимость пытаются перебить другой. Просто переключают внимание. Трудотерапия, все дела. Когда маленький ребёнок начинает плакать, ему дают погремушку, и он забывает, что у него что-то болит, сразу отвлекается на игрушку и всё.
– Я даже никогда раньше не слышала про седло, – продолжала делиться впечатлениями девушка.
– Да. И я раньше не слышал. И вообще мало кто слышал. Можешь позвонить своей маме и спросить: «Мама, а ты знаешь, что такое дезоморфин?» – а она тебе скажет: «Да, что-то слышала, кажется, это жаропонижающее средство, устраняет симптомы ОРЗ и гриппа». Самые популярные наркотики: гердос, какос и ганжа. Ну и ещё твоё любимое «Э-буээ». Потому что их везде рекламируют, а наркотиков вообще-то до ебеней, и один страшнее другого.
– Оно не моё любимое, – обиделась Елеанна.
– Ладно, извини, – я сменил тон. – В социальных роликах же не говорят названия, а просто: «Наркотики унижают, это не моя тема». Там даже про последствия не говорят. Может, фотографию покажут – и всё.
– А что им показывать?
– То, что надо показывать, не пропустит цензура. Все пропагандисты делятся на два лагеря: одни говорят, что наркотики – это круто, другие говорят, что наркотики – не круто. Но не подойдёт же к тебе торчебос и не скажет: «Елеанна, давай бахаться! Вот у меня гепатит цэ, ВИЧ, я гнию заживо, весь покрылся язвами, умираю, всем должен денег, в розыске за кучу краж, это так круто!» Так же и вторые только скажут, что употребление наркоты ни к чему хорошему, кроме зависимости, не приведёт. Все настоящие последствия и главные доводы, которые должны отбивать любое желание от употребления наркотиков, остаются за кадром.
– А ты типа можешь предложить какие-то более эффективные меры борьбы с этой проблемой? – съязвила Елеанна.
– Ха! Да будь моя воля, я бы вообще легально продавал в магазинах врезки седла кустарного приготовления, чтобы все слабаки сторчались и сгнили. И при этом запретил бы медицинскую помощь умирающим. Чтобы гнилые Гены – ходячие социальные ролики – широёбились по улицам и просили о помощи, а все от них шарахались. Только хардкор!
– Фуууу, – Елеанна поморщилась, видимо, снова вспомнила лицо и ногу гниющего седловара.
– Всё, закрыли тему с твоей зависимостью? – я посмотрел ей в глаза.
– Да, – кивнула девушка.
– Точно? – я наклонился к ней.
– Да! – ещё громче ответила девушка. – Точно, точно!
– Вот и молодец, – я наклонился ещё чуть ниже и поцеловал её. – Когда твой охранник-лапочка работает? – сменил я одну злободневную для девушки тему на другую.
– Не знаю.
– А как… ты можешь дальше жить в общаге, пока не восстановишься?
– Нет, выселяют, у меня неделя на сборы.
– Как он будет работать, ты звякни, я приду с баблом. Могу сейчас.
– Его сейчас нет. Я позвоню, когда будет его смена.
– А другие долги?
– Можно завтра.
– Ладно, как скажешь, будем ждать день, когда он будет работать в день. А твои соседки тебе хоть вернут до отъезда, или кто там тебе должен?
– Не знаю, сказали, вернут.
– Может, я зайду, поговорю с ними? – зачем-то сказал я какую-то шнягу.
– Не надо, они вернут, – ответила Елеанна. – Они тебя, кстати, теперь все боятся, – она улыбнулась.
– Ха-ха, – я тихо засмеялся. – Так ты передай, если не вернут бабло, придёт злой Автор и всех нагнёт.
– Хорошо, – Елеанна улыбнулась.
Мы подошли к её общежитию.
– Елеанна, и, пожалуйста, не делай больше глупостей. Дома тебе за отчисление ничего не будет, родители тебя не выгонят на улицу и не будут бить. Да, поругают, может, накажут, но потом всё равно успокоятся. Объяснишь им, что преподаватель пошёл на принципы. И поедание всяких разноцветных таблеток со смайликами ничего не изменит, а сделает только хуже. И это «хуже», как и поедание всякой цветной дряни, родители тебе точно не простят.
Елеанна кивнула и поцеловала меня.
– И не надо выгораживать своих тупых соседок, они тебя подставляют: курят в комнате, берут в долг, не возвращают. Теперь тебя отчислили, а они дальше будут учиться.
– Nege.gbple тоже отчислили, – сказала Елеанна.
– Туда ей и дорога, забей на неё.
– Ладно, – Елеанна ещё раз меня поцеловала.
Мы попрощались, и она пошла в общежитие. Я еле добрёл до дома, даже не сумел полностью раздеться, упал на кровать и уснул.
вокзально-прощальная лирика
Мне кажется, Елеанна сказала мне не обо всех своих долгах. Может, жалея мои деньги, а может – боялась, что я буду плохо о ней думать.
За следующие несколько дней я успешно раздал её задолженности, о которых мне было известно, она заканчивала какие-то дела по учёбе. Потом мы вместе купили ей билет домой.
Она порывалась вернуть мне долг при первой же возможности, но я настоял на своём, сказав, что не стоит. У меня ведь не было запланированных покупок, в отпуск я не собирался, ни на что конкретное не копил, поэтому разницы между тем, что они лежали бы себе просто в ящике, или тем, что какая-то часть ушла, не было.
Возможно, это некий стереотип. Есть же девушки, которым в кайф стирать вонючие носки, потные футболки и обосранные трусы своих любимых. Так же и у некоторых парней – хочется во всём обеспечивать свою девушку, оплачивать любую её прихоть и глупые бесполезные покупки. Тем более если такая возможность есть. А уж долги раздавать – вообще мечта каждого… лоха.
Последние два вечера мы провели вместе, обсуждая возможную встречу летом. Представляли, как я приеду к ней или же она приедет ко мне. Или будем ждать осени, когда она вернётся обратно и восстановится, периодически созваниваясь.
Я был в хорошем настроении, и у меня до сих пор не было ощущения, что уже завтра девушка, к которой я привык за несколько недель и не мог без неё, оставит меня и уедет домой.
Я много шутил, мне казалось, у меня неплохо получалось – Елеанна смеялась, я смеялся ещё больше, с каждым смешком считая, что я прирождённый шуткарист.
– Или… или это, знаешь… ээээ… ха-ха-ха-ха, – я пытался сочинить ещё какой-нибудь пошлый стишок. – Я сразу смазал жопу маслом, плеснувши смазку из флакона, – произносил я медленно и уверенно, стараясь придать своему голосу грубый металлический оттенок, чтобы было похоже на поэтические чтения.
– Ха-ха-ха-ха, – смеялась девушка. – Фуууу.
– А вот, а вот, ещё придумал, про тебя, кстати. Называется «Зима».
– Как интересно, про меня.
– Лежу я в луже дерьма, огромной луже дерьма… зима!
– Хих, почему про меня?
– Ты же любишь говорить про дерьмо.
– Ха-ха-ха. Ну хватит уже! – девушка бросила в меня подушку. – Чем тебе не нравится это слово?
– Не знаю, какое-то оно понтовое, – ответил я. – А, не, даже – беспонтовое, хе-хе.
– Ой-ой, я филолог, мне нельзя ругаться другими словами, – оправдывалась девушка.
– Ладно, проедем. Следующий стих называется «ufoлогическое», – я набрал воздуха в грудь и, сделав страдальческую гримасу, взвыл: – Поимел секретный я зад инопланетный.
– Ха-ха, забавно.
– Ха, забавнее некуда, что уж там.
– И сколько ты так можешь сочинять? – улыбаясь, спросила девушка.