Пепел наших костров - Антон Антонов

Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря…

Команда Пантеры по своим методам очень напоминала «Черную кошку». И обстановка в городе была как раз соответствующая. Состояние тихой паники и голод в начальной стадии. Люди на улицах еще не падают, но есть хотят все время и свои вещи в обмен на продукты отдают без жалости.

Но золото, что характерно, берегут. Помнят, наверное, что деньги могут обесцениться, а вещи – сделаться бесполезными, золото же всегда остается в цене.

Ну так Пантера методично лишал этих счастливых людей и золота. А заодно и жизни – так хлопот меньше.

И занимался этим в городе не один Пантера, так что тихая паника постепенно перерастала в громкую. Потенциальные жертвы взывали к властям с криком души «Доколе?!» и призывами прекратить беспредел.

Чиновники, к которым ворованное золото поступало в виде скромных пожертвований от организаторов разбоя, выражали потенциальным и реальным жертвам свое искреннее сочувствие, но помочь ничем не могли. Зато когда пошли разговоры о создании добровольческих отрядов самозащиты, со стороны властей тотчас же послышался окрик: «Вы в своем уме, господа?! На дворе чрезвычайное положение.

Любые отряды, неподконтрольные властям считаются бандами и подлежат уничтожению на месте!» Но на вопрос: «Почему же тогда не уничтожаются на месте настоящие банды?» – никто не мог дать вразумительного ответа.

Те чиновники, до которых взятки в золоте не дошли, и те редкие индивидуумы, которые по своей природной честности взяток не брали, строили свои планы борьбы с беспределом – но похоже, в них взыграли железные гены героических предков. От всех этих планов за версту веяло военным коммунизмом и осадным положением.

Гибрид 18-го и 41-го года со всеми прелестями вплоть до расстрелов на месте без суда и следствия. А этого обладатели золота, еще не подвергшиеся ограблению, отнюдь в виду не имели, прекрасно понимая, что они в этом случае пойдут под нож первыми – и уже не от рук бандитов, а на вполне законном основании. Лес рубят – щепки летят.

А пока суд да дело, бывший спецназовец по прозвищу Пантера продолжал врываться в квартиры и, чтобы не терять времени зря, сначала стрелял хозяевам по ногам, после чего учинял допрос с пристрастием:

– Где деньги, золото, ценности?

Если в доме были дети, он приставлял ствол к голове ребенка – и тогда сразу сдавались даже самые стойкие. А с девочек среднего и старшего возраста Пантера срывал одежду и грозился лишить их невинности дулом автомата. Или – под настроение – более подходящим для этой цели орудием. Тут родители тоже отдавали все, и Пантера иногда миловал девочек, убивая их одним выстрелом в голову. А иногда не миловал и все-таки лишал невинности. Но родителей никогда не оставлял наедине с их горем. Убивал всех и всегда.

Пантера любил хвастаться, что прошел пять войн – и даже друзья подозревали, что где-то там, на войне, он здорово повредился рассудком. Говорят, это никого не минует, но не у всех проявляется в такой острой форме.

Пантера любил убивать и ничего не боялся. Даже собственной смерти.

– Я никогда не умру, – говаривал он, и друзья расценивали это, как еще одно доказательство его безумия.

А когда Пантеру все-таки спрашивали, с чего он взял, что бессмертен, бывший спецназовец объяснял это просто:

– Еще не родился человек, который сможет меня убить.

И никто не решался намекнуть ему, что люди умирают не только от чужой руки.

24

Жанна Аржанова вторично нарушила закон наутро после своего освобождения из-под ареста, когда все мучились будунами, а она не мучилась, ибо накануне почти не пила. Ей составили компанию отдельные экологи и сторонники здорового образа жизни – и им было хорошо.

И Жанне в свежую голову стукнула одна интересная мысль. Зачем возвращаться в душный город, где нечего есть и пить, когда за городом такая благодать – жратва на халяву, вода из родников и веселье круглые сутки.

– Пошли с нами, – уговаривали ее табориты. – У нас хорошо.

– Черта с два у вас хорошо, – отвечала Жанна. – Ирка вчера жаловалась, что грибов мало.

– Зато рыбы много, – парировали табориты, и это было правдой. Раньше рыбка хорошо ловилась только внутри кольца и на границе, но с каждым днем поднималась все выше по течению.

И Жанна, пожалуй согласилась бы положиться на природную стихию – но рядом была благоразумная Юлька, которая предложила более привлекательную альтернативу.

– А почему бы нам не завести здесь дачу?

Ответ на простой вопрос «Почему» был прост, как три копейки мелочью. Потому что согласно указу о чрезвычайном положении заводить дачи можно только на расстоянии 25 или более километров от кольцевой автодороги. А до Балуевского лагеря было всего 12 километров и до табора 15-16.

Но Юлька и Жанна никогда не интересовались законодательными актами. Они просто подыскали полянку в лесу и стрясли с капитана Шорохова обещание, что он со своей службой режима будет беречь владения любимой женщины и ее подруги, как свой собственный огород.

Свой собственный огород капитан Шорохов разместил на соседней поляне. На всякий случай. Чрезвычайное положение все-таки. А ну как попрут за злоупотребления и Балуева, и Шорохова за ним следом. И куда идти, если в городе безработных с каждым днем становится все больше, а вакансий нет в принципе нигде и никаких. До чего дошло – бедные девушки даже проститутками не могут устроиться. Клиентура экономит, новым русским денег на еду не хватает, и путаны стройными рядами устремляются за город в сельхозлагеря. Не в земле копаться, конечно, а выполнять прямые профессиональные обязанности, потому что еды в этих лагерях много, а женщин – мало. Там ведь все больше солдаты и арестанты, и из добровольцев тоже при наборе предпочитают мужиков. Тот же Балуев, может, и предпочел бы баб, но у него инструкция – брать мужчин.

Ну да не проблема. Табор совсем рядом, а в нем – дамы на любой вкус: и профессионалки, и любительницы. Полный промискуитет. Доступных женщин настолько много, что идейных нудисток вроде Ирочки Яковлевой не особенно донимают неприличными предложениями, от которых они в силу идеи возмущенно отказываются, утверждая, что нудизм не имеет ничего общего с сексом.

Капитан Шорохов, между тем, здраво рассудил, что это идиотизм – оставаться честным в ореоле слухов, которые ходят о нем по лагерю и выплескиваются за его пределы. И решил, что будет неплохо хоть немного этим слухам соответствовать.

С этой мыслью начальник режима явился к директору Балуеву и открытым текстом потребовал у него взятку семенной картошкой.

– Мелкие хищения – это еще туда-сюда, я могу их не замечать, если они не слишком бросаются в глаза. Но изнасилование – это вы меня извините… О нем говорит весь лагерь, и если я не доложу о нем в Москву, то кто-нибудь другой доложит непременно.