Великий магистр - Октавиан Стампас

Еще не успев сойтись, противники исчезли в клубах пыли, которые взметнулись в воздух и обволокли их подобно туче: послышались только крики рыцарей, треск копий и ржанье лошадей, столкнувшихся лбами. Пыль скрыла от глаз возбужденных зрителей первую схватку; сквозь ее завесу едва можно было разглядеть блестевшее на солнце оружие да взлетавшие в воздух обрывки перьев. Казалось, это кружится опустившийся на землю смерч, готовый сокрушить и уничтожить все на своем пути. Отбросив сломанные копья, разлетевшиеся от первых ударов о щиты, рыцари сбились в кучу, и только по ярким искрам, вспыхивавшим в густой пыли, можно было догадаться о том, что воины взялись за мечи. На арене стоял такой сильный звон, какой не издавал бы и десяток наковален. Невозможно было разглядеть — кто с кем дерется, но ясно было одно: никто не уступит ни пяди. Герольды, судьи и сам Почетный рыцарь Клод Лотарингский поспешили к месту схватки, чтобы в случае чего пресечь кровавую бойню. Под ослепительными мартовскими лучами солнца вся эта бесформенная куча вращалась и кружилась и напоминала еле различимое в пыли огненное колесо, сорвавшееся с небесного светила. Ужас, восторг, нетерпение охватили зрителей на трибунах.

И вдруг — словно гром ударил над ристалищем: это тысячи голосов вскрикнули, как один. Из огненного колеса выскочил конь без всадника и помчался по полю. Он путался в обрывках изодранного повода, наступая на него то одной, то другой ногой, а узда не давала ему поднять голову и он едва не падал. Из-за пыли невозможно было разглядеть какого цвета его седло и какому рыцарю он принадлежит. Между тем, круг дерущихся стал расширяться, а налетевший ветер начал разгонять пыль. И теперь все увидели, что они бьются попарно на мечах, а один рыцарь неподвижно лежит на земле. И тот кто его сшиб медленно отъезжает в сторону. Его цвет и герб были четко различимы под лучами солнца: им оказался граф Людвиг фон Зегенгейм.

В то время, когда оруженосцы уносили тело графа Жуаеза, находящегося в беспамятстве, схватка продолжалась: Андре де Монбар, искусным ударом сумел выбить стремя из-под ноги Роже де Мондидье и ударом в плечо сбросить того с коня. Роже грянулся о землю, но меч не выронил и тут же вскочил на ноги. Он обежал лошадь Монбара и ловко запрыгнул ей на круп, обхватив всадника обеими руками, сковав его действия.

Этот эпизод как бы разрядил атмосферу и вызвал веселый смех на трибунах: двое на одной лошади напоминали учтивого кавалера с дамой, — если бы не доспехи и не жар поединка. Монбар пытался вырваться, но вся возня привела лишь к тому, что оба они полетели вниз.

В глубине ристалища, отъехав далеко от места первой схватки, дрались Робер де Фабро и Бизоль де Сент-Омер. Они наносили друг другу и отражали могучие удары, каждый обходил противника, стараясь занять более выгодную позицию. А ближе к трибунам бились Гуго де Пейн и граф Фульк Анжуйский. Они напоминали две стихии — огонь и воду. Пламенный Фульк вихрем носился вокруг Гуго, обрушивая десятки ударов, которые спокойно и хладнокровно гасились щитом или отражались мечом де Пейна. Казалось, более опытный рыцарь просто забавляется с молодым, разрезвившимся щенком. Это еще больше злило Фулька, и он нападал с удвоенной яростью, теряя при этом осторожность. В схватке с таким противником, как Гуго де Пейн, стремительность натиска не имела значения. Все здесь зависело от силы руки, наносящей удар, а также от умения управлять конем, чтобы он вовремя взвился на дыбы, а затем опустился на передние копыта — в эти мгновения и надо было наносить удар: если все было рассчитано точно, то устоять против такого приема было бы невозможно. И в нужный момент Гуго де Пейн использовал этот маневр. В то время, как оба коня сблизились, поднявшись на дыбы, Гуго внезапно осадил своего арабского скакуна и с быстротой молнии взмахнул мечом, держа его обеими руками (ненужный теперь щит он бросил за секунду до этого). Удар плашмя по шишаку Фулька был такой сильный, что тот пригнул голову, а затем стал заваливаться на бок. Он так и не смог выпрямиться, продолжая падать на землю и выронив из рук меч и щит. Падая в таком неудобном положении, он мог сломать себе шею, и Гуго, соскочив с коня, подхватил безжизненное тело, осторожно опустив его на траву. Сняв с головы Фулька шлем, Гуго похлопал его по щекам, стараясь привести в чувство. Подоспели судьи и герольды. Фульк начал приходить в сознание. Тогда Гуго де Пейн взял его шарф с вышитым гербом и вскочил на коня.

Между тем, два других поединка шли с переменным успехом. Робер де Фабро не уступал в силе и мастерстве Бизолю, а Андре де Монбар был удивительно ловок и прыгуч, и казалось, что каждый раз, делая очередной выпад, Роже де Мондидье разит пустоту. Все четверо рыцарей через полчаса схватки уже настолько устали, что просто кружились друг возле друга, и судьи вынуждены были бросить между ними жезл, означающий окончание поединков.

Пока слуги готовили поле для следующих боев, герольдмейстер объявил под всеобщие восторженные крики победителей в этой схватке — виконта Гуго де Пейна и графа Людвига фон Зегенгейма, которые неторопливо проехали мимо трибун, осыпаемые цветами. Приблизившись к ложе византийской принцессы, Гуго де Пейн протянул ей на конце копья свой трофей — шарф Фулька Анжуйского. Смутившись, чувствуя, что на нее устремлены тысячи глаз, Анна Комнин приняла этот подарок, бросив в ответ рыцарю букет цветов, — и трибуны взорвались рукоплесканиями. Все, кто в это время сидел, встали; приподнялся даже со своего кресла король Людовик.

— Передайте виконту, что завтра утром я приглашаю его на прогулку, — вполголоса проговорил он стоявшему рядом сенешалю. Это была большая честь, оказываемая королем немногим рыцарям: свои ежедневные утренние прогулки Людовик обычно совершал в одиночестве. А Гуго де Пейн, откинув забрало, еще некоторое время стоял перед ложей Анны Комнин, не слыша раздававшихся со всех сторон поздравлений, смотря в ее глаза, словно читая то, что она открывала перед ним. И оба они перелистнули первые страницы в таинственной книге Любви.

Вечером, во время роскошного пиршества, победившие рыцари, имена которых герольды перечисляли под звуки труб и фанфар, получали награды и удостаивались чести сидеть возле короля. Лестные похвалы неслись к ним со всех сторон. Каждый норовил поздравить героев, дотронуться до них рукой. Подходившие дамы венчали их головы лавровыми венками, а плечи украшали гирляндами роз. В зале даже внезапно появился огромный единорог, на котором сидел золотой лев, держащий в лапах знамя Франции и Шампани; он раскрывал пасть и пел рондо в честь победителей, — а на самом льве возлежали три прекрасные полуобнаженные пастушки.

Лишь несколько капель горечи пролились в пенящийся нектаром праздник, когда герольдмейстер объявил о кончине во время турнира трех рыцарей, убившихся насмерть: польского посланника Анджея Кржицкого, графа Жуаеза и рыцаря Ночной Звезды, имя которого было неизвестно, но в настоящий момент выяснялось.

Гуго де Пейн пробыл на пиршестве недолго и покинул его как только это стало возможным, передав Раймонду подаренный королем флорентийский шлем с серебряной фигуркой Победы. Войдя в свои полутемные покои, Гуго почувствовал какое-то тревожное жжение в груди: ему показалось, что в комнате кто-то есть.

Шторы на окнах были задернуты, и Гуго остановился на середине покоев, положив руку на меч. Он стоял, не шелохнувшись, а глаза его постепенно привыкали к темноте и начали различать предметы. В отодвинутом от стола кресле он увидел фигуру человека.

— Кто здесь? — спросил де Пейн.

Приехавший три дня назад англичанин стал медленно подниматься.

Глава VI. ТРУА: ВЗЛЕТЫ И ПАДЕНИЯ (ОКОНЧАНИЕ)

Я верой в Господа согрет -

И встречусь я с любовью дальней.

Но после блага жду я бед,

Ведь благо — это призрак дальний…

— Меня зовут граф Грей Норфолк, — произнес молодой англичанин. — Вам что-нибудь говорит это имя?

Гуго де Пейн убрал руку с эфеса меча и зажег свечи. Колеблющееся пламя осветило юношеское голубоглазое и светловолосое лицо его ночного гостя, чуть припухлые губы. Англичанин был одет в искусно вышитый светло-желтый гобиссон, подвязанный шелковым с золотой бахромой поясом, короткие ботинки и бархатную шапочку с летящим пером.

— Садитесь, — приказал де Пейн. — У вас странная манера ходить в гости. Да, мне знакомо это имя.

— В битве при Азенкуре вы взяли моего отца в плен, и там же он посвятил вас в рыцари, — промолвил юноша.

— Как поживает знаменитый военачальник? — спросил Гуго.

— Три месяца назад мой отец скончался.

Гуго де Пейн склонил голову в знак сочувствия и скорби.

— Печальное известие, — сказал наконец он. — Но этой участи не избегнет никто. Думаю, вы найдете в себе мужество пережить подобное горе. Мне тоже пришлось пройти через это.