Ведьма внутри меня (СИ) - Пик Ева

— Простите, я не хотел ранить вашу скромность. Я всего лишь… неважно. Простите меня.

Он ещё и извинился. Как это мило. Если, конечно, не замечать, насколько он зол.

Теперь Дэбрэ стоял напротив меня. Пышное платье касалось его сапог. Он смотрел мне в лицо, и я бы могла поклясться, что его настроение ещё сильнее испортилось.

— Возвращаясь к вопросу моей репутации, — Дэбрэ говорил, глядя мне прямо в глаза. — Моей репутации в свете ничто не может навредить. Одного моего происхождения и рода занятий хватает, чтобы леди, включая точно таких же выскочек из низов, отказывали мне и выставляли мои чувства на потеху всем желающим посмеяться.

О. Я и не ожидала, что он сам об этом заговорит. И хотя я хотела услышать его версию, моё настроение тоже стало стремительно ухудшаться.

— Пожалуйста, не говорите так. Я не могла отказать вам только по этой причине. Я не могла быть настолько жестокой. Пожалуйста, Дэ… виконт Дамиан. Я не помню этого совершенно.

— Зато я отлично помню ваше поведение и слова, и ту скандальную публичность, в которую вы завернули свой отказ. Вы швырнули его мне в лицо, как пощёчину. Будь вы мужчиной, я бы вызвал вас на дуэль.

Не понимаю, как до этого дошло. Только что мы говорили совсем о другом.

— Я не помню этого. Не знаю, что заставило меня так поступить. Простите меня. Если вас это удовлетворит, то поверьте, я сожалею, что между нами всё так случилось. Если бы я могла что-то изменить, как-то исправить причинённое вам зло…

— Замолчите.

Он тяжело дышал, и я тоже. Я почти не могла смотреть ему в лицо. Собственное — пылало, хотя я, Майя Белохвостикова, никогда не делала ничего плохого Дамиану Дэбрэ. Хотя бы потому, что тогда он общался не со мной, а с Майри. Но почему-то за случившееся между ними мне стало удушливо стыдно.

— Я хочу дать вам дельный совет, — сказал Дэбрэ.

Мне приходилось дышать очень часто. Проклятый корсет ужасно давил.

— И какой же?

Дэбрэ мучил меня недолгой паузой. Наконец сказал:

— В столице я, наверное, единственный человек, кто точно знает, что эту ночь вы провели в собственной спальне.

И… Это всё? А где же совет?

— Что означают ваши слова? Вы единственный знаете, что я чиста перед вами. Ваши слова — это предложение?

— Нет. — Противореча себе, он шагнул вперёд, сминая моё чрезмерно пышное платье. — Никаких предложений вам от меня не будет. Никогда.

Дэбрэ коснулся моих губ кончиками пальцев. Прикосновение вышло нежным и бережным. Волнующим, будто поцелуй.

Я смотрела ему в глаза, не могла шелохнуться. А он меня всё «целовал». Наконец убрал руку. Чёртов корсет — у меня перед глазами мутилось. Казалось, ещё миг, и я тут лишусь чувств, как нервная барышня из романа. Но сознание оставалось при мне, и я стояла навытяжку перед Дэбрэ. Только дышала едва-едва под его взглядом и мысленно рисовала его лицо, чтобы потом обязательно повторить на бумаге. Такую откровенность нельзя потерять и повторить вряд ли получится. Но я так старалась запомнить его таким — закрытым и открытым одновременно. Пытающимся скрывать чувства и кричащим о них.

— Я поклялся, что никогда больше не попаду в настолько унизительную ситуацию, как тогда с вами.

— Я не помню ничего. Я не знаю, о какой ситуации вы говорите.

У меня сердце прыгало в груди так, что казалось: если бы не корсет — вывалилось бы ему прямо под ноги. Мантра «Он очень опасный человек, не увлекайся» больше не помогала.

Он едва заметно покачал головой.

— Я вам не верю, Майри.

Он опять забыл назвать меня леди.

— Но я готова поверить тому, что вы скажете мне. Просто скажите. Что я должна сделать?

Глава 21. Вопросы-ответы

— Идите к сестре.

Не этого ответа я ждала от Дэбрэ, но он быстро взял себя в руки. С таким лицом не возвращаются к откровенным признаниям.

«Не стоит жалеть. Он опасный человек. Возможно, он ненавидит и любит Майри, но ты не Майри. Ты здесь первый день, и он — твой первый встречный. Думаешь, в этом мире нет людей лучше него?»

Ничего я не думала. Он хотел уйти — я хотела его удержать, пусть это и было желанием сродни подёргать тигра за хвост.

— А вы? — В груди всё ещё так гулко стучало и на что-то надеялось глупое и неосторожное сердце. — Вы пойдёте со мной?

— Я приехал сюда лишь для того, чтобы убедиться, что вы не наделали глупостей.

— И?

— Что «и»?

— Я наделала глупостей?

Кажется, я пыталась их наделать прямо сейчас. Он тоже так думал. Выражение его лица стало холодным и отчуждённым.

— Не играйте с огнём, или для вас это плохо закончится.

Он повернулся на каблуках и ушёл, больше ничего не сказав. Даже не кивнул на прощание. Жалел, что раскрыл свои чувства? Уверена, что так и есть. От меня, чеканя шаг, уходили его гордость и самомнение под флагом застарелой обиды, которую он и не думал прощать.

Я думала о его словах и о поцелуе — таком необыкновенном и странном, обо всём случившемся и ни о чём конкретном, сидя в кресле напротив спящей Катарины. Время шло, часы в углу уютно тикали, а сердце продолжало стучать, обгоняя секунды, никак не хотело возвращаться к прежнему ритму.

Это случилось. Я чрезмерно им увлеклась.

Дэбрэ — очень опасный мужчина. Всего одним невинным прикосновением и несколькими словами он заставил меня почти забыть о… Если бы только о Виларе. Но я забыла о себе, своей жизни и интересах. Как он это сделал? Меня тянуло к нему. Я думала о нём, а не о новой жизни, в которой всё требовало размышлений. Разумно так поступать? Конечно же, нет!

— О чём ты думаешь?

Я вздрогнула всем телом. Совершенно забыла, что находилась здесь не одна. Поза Катарины не изменилась, даже ритм дыхания не поменялся, единственное отличие — теперь она смотрела на меня и легко улыбалась.

Первые её слова подсказали, что мы на «ты» и, кажется, в неплохих отношениях.

— Ты уже не спишь? — Я провела рукой по волосам, уложенным Софи в высокую причёску. — Как давно?

— Я и не спала.

— Так ты притворялась. — Я улыбнулась ей точно так же, как и она мне. — Зачем?

— Конечно, чтобы поскорей избавиться от Вилара. — Катарина села, оправила платье. — Вы поговорили? Ты ведь отказала ему, или он опять задурил тебе голову? Что тебя так задержало? Но ещё интересней — о ком ты думала только что? Ты даже не заметила, что за тобой наблюдают. Как любопытно.

Катарина задавала вопросы, но ответов не требовала, легко перескакивала с темы на тему. Единственное, на чём она настояла — чтобы я пересела к ней на диван.

— Ну, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Маймай, — уговаривала она меня, не замечая, как собачья кличка режет мне слух, и тянула за руку, живая и непосредственная, будто ребёнок.

А ведь она старше. Ей даже не двадцать пять. И она не замужем, что для женщины в мире, где правят мужчины, — настоящая катастрофа.

Она хотела сидеть рядом со мной и держать меня за руку. Она так прямо и сказала — с подкупающей искренностью и даже наивностью. Повторила около дюжины раз, что страшно, просто ужасно соскучилась за время нашей разлуки.

— Это были самые страшные две недели в моей жизни. Я просила о встрече с тобой всех, даже Себастьяна, ходила к нему несколько раз, умоляла тебя простить. Но никто не слушал меня. Хорошо ещё, служитель Томин не смог мне отказать, а так, — она судорожно вздохнула, — я так боялась, что мы больше никогда не увидимся. И я даже не смогу попрощаться с тобой.

Я кивала. Будто знала, кто такой Себастьян и служитель Томин.

— В тюрьме нам так и не дали поговорить. Служитель Томин такой вредный. Разрешил мне пойти с собой, но заставил поклясться у алтаря, что я буду молчать. Хорошо хоть священные книги позволил нести. И я смогла увидеть тебя!

Она взяла мою ладонь в свои горячие немного влажные руки. Смотрела на меня с такой радостью, будто была моей настоящей сестрой. Возможно, я заразилась подозрительностью Дэбрэ, но не могла не заметить чрезмерности её восторгов. Детская непосредственность, открытость, лучистый взгляд, солнечные улыбки — всё это, конечно, прекрасно, только дочь герцога, сестру Вилара — тем более, я представляла иначе. Более жёсткой, эгоистичной, высокомерной. Возможно, я жертва предубеждений, но Катарина выглядела Золушкой, а не принцессой. Да ещё это унылое платье на ней, полное отсутствие украшений. Она ведь красавица, с её происхождением могла бы стать королевой, а по виду и поведению — простушка простушкой.