Меня никто не знает - Кристина Выборнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут в привычную дождливую тишину врывается жуткий рык двигателя. Темноту разрезают толстые лучи фар, в которых крапинками видна морось, и к нам на заправку с воем и шипением колес заруливает высоченный, черный и зловещий грузовик с двойным прицепом, многоколесный, как гусеница. Я сразу вспоминаю всю криминальную хронику и командую родственникам:
— Быстро закройте двери!
Те щелкают кнопками. Илья поспешно завинчивает стекло. Мы все сидим ни живы ни мертвы, разглядывая грузовик. Еще жутче мне делается, когда я понимаю, что из него никто не выходит. Что он делает на этой пустынной заправке?
Глава 14
Вдруг грузовик гасит фары, отчего мы все вздрагиваем, оставляет только габариты и глушит двигатель. Я исподтишка пытаюсь разглядеть, кто в кабине, но сквозь темноту и морось ничего не видно. И по-прежнему никто не выходит!
— Чего им надо тут?! — напряженно шипит Илья. — Варь, они же просто так, поспать? Правда? Баушка, правда?
— Ничего не знаю, Илюшка, — говорит тетя Лена и, судя по звуку, встряхивает чем-то увесистыми. — Но если че, они у меня получат.
«Если че» не происходит. Грузовик спокойно стоит, светя габаритами, в его кабине горит свет, а наружу по-прежнему никто не идет. Наклонив затекшую от напряжения шею, я смотрю на мобильник и понимаю, что прошло уже двадцать минут. В это же время тетя Лена неуверенно говорит:
— Варь, слышь… А может, они не бандиты?
«Как это не бандиты?» — удивляется мамин голос во мне, но я сама понимаю, что такая вероятность есть, и молчу.
— Может, мы у них тогда фонарик попросим, чтоб дальше чинить-то? Или покушать? — продолжает тетя извиняющимся тоном. — А то я прям ничего с голоду не соображаю уже…
— А что будем делать, если они все-таки… — я боюсь даже докончить.
Мы сидим еще минут двадцать. Проклятый грузовик и не шевелится, и не уезжает. Потом одна его дверь вдруг распахивается, на землю спрыгивает щуплая фигурка и скрывается в темноте.
— О! — оживляется тетя Лена и начинает вылезать из Ласточки. — Варьк! Пошли, пошли! Смотри, какой плюгавый-то! Да мы его втроем отделаем с вами! Давай, давай, вылазь, возьми только что-нить тяжеленькое…
«Тяжеленького» у меня нет, но я продолжаю сжимать в руках отвинченную контактную группу и отвертку, потому что не знаю, куда их положить. Тетя Леня, кряхтя, возглавляет нашу процессию. Только сейчас, при свете грузовика, я вижу, что в руках у нее, оказывается, огнетушитель, и она крутит его, видимо, примеряясь, если что, облить водителя грузовика пеной. Следом иду я, а за мной маленькими шажочками перемещается Илья, вооружившийся большой длинной отверткой… Действительно, мою отвертку тоже можно использовать как оружие!
На этой мысли наш путь и путь щуплой фигурки, снова вынырнувшей из темноты, пересекается. Жмуря один глаз от света, водитель грузовика с интересом смотрит на нас. Он ростом примерно с тетю Лену, очень тощий, морщинистый и седоватый. На нем аккуратные черные брюки и светлая полосатая рубашка с коротким рукавом. Воротник рубашки тщательно отглажен, из кармашка торчит платок…
— Здравствуйте, — говорит он негромко. — Вы что-то хотели?
Тетя Лена молча, видимо, в качестве приветствия, встряхивает огнетушителем. Я моргаю и не нахожу слов: никогда не думала, что дальнобойщик может выглядеть таким образом. Только Илья не теряется:
— Мы все хотели! У нас одни проблемы!
Дверь грузовика распахивается, на нас падает свет и веет застоявшимся теплом. Оказывается, за рулем сидит еще один человек, и вот он как раз — в точности классический дальнобойщик. У него бычья шея, небритая широкая физиономия, волосы торчат клоками, волосатые ручищи — в татуировках, а большой живот обтягивает засаленная сетчатая майка.
— Че там такое? — урчит он грубым басом и вперивает в нас неприветливый взгляд из-под лохматых бровей. Под глазами у него мешки: надо полагать, от алкоголизма.
Тетя Лена так и не приобретает дар речи, только молча взмахивает огнетушителем, и он вдруг участливо спрашивает:
— Ну, че такое-то, тетка? Горите? Пожар где?
— Нет-нет, — отвечаю я за тетю Лену и дальше, обращаясь к щуплому седому, говорю с решимостью отчаяния:
— Извините… Я вас, возможно, отвлекаю… У вас лишнего фонарика не найдется? И, может быть, бутерброда ребенку? Я заплачу.
— Че это ты гришь?! Какому ребенку?! Тебе, что ли?! — грохает пузатый дальнобойщик. Я вдруг понимаю, что устала бояться и тревожиться, и почти спокойно объясняю:
— Нет, мне необязательно, это брату… Мне нужнее фонарик. У нас машина не заводится, я вынула замок зажигания, надо зачистить контакты, а мне ничего не видно, мобильный разрядился. У вас не найдется…
Оба дальнобойщика, аккуратный и неаккуратный, уставляются на меня, как на привидение. Наконец пузатый издает звук, похожий на бульканье и щелчок одновременно, и рычит:
— Ниче се бабы пошли! Слышь, давайте все в кабину, щас разберемся. Залазьте. Тетка, залазь.
Тетя Лена не заставляет себя долго просить и вперед меня взбирается на подножку. Следом лезет Илья. Мы с щуплым дальнобойщиком заходим последними, причем он пропускает меня вперед и аккуратно прикрывает дверь.
Кабина похожа не столько на машину, сколько на маленький дом. На серых ворсистых стенах висят какие-то открытки, иконы и календарь, почему-то за 2010 год. Между высокими сиденьями стоит столик с отверстиями, в которые воткнуты громадные стаканы, судя по запаху, с кофе, а рядом лежат откусанные бутерброды в бумажках. Дальнобойщики садятся на свои места и проталкивают нас назад: оказывается, там, отгороженная красной занавесочкой, есть целая комната с двумя кроватями-полками: одна аккуратно заправлена, на другой сбился комом клетчатый синий плед. Перед занавеской — вешалка с одеждой, а над кроватями — углубления-полки, заложенные всякой пестрой всячиной от бутылок с чистящими средствами до печенья. В углу я замечаю двухкомфорочную плитку с чайником поверх нее, а у противоположной стены стоит маленький блестящий холодильник.
— Ух-ты-же! — с расстановкой говорит Илья. Его глаза в буквальном смысле разбегаются: ползут в разные стороны. Я подталкиваю его в бок и представляюсь:
— Меня зовут Варвара, а это моя тетя Лена и брат Илья…
— Садитесь давайте вон туда, — пузатый дальнобойщик кивает на кровать
