Метаморфоза - Владимир Покровский

И тогда я сказал "хм". Я сделал умное лицо и еще раз сказал "хм". Я посмотрел на Эриха Фея вопросительно, а он ответил мне восторженным взглядом и умилительно сложил ручки. И тоже, как бы поддакивая, произнес "хм".

- Отменно благодарю, - сказал я, чувствуя, что глупость сморозил, глупость даже, может быть, грамматическую, но не смог удержаться и повторил. - Отменно благодарю. Мне еще не прискучил человеческий облик. К тому же я очень устал... плохо чувствую себя... температура...

- Температура! - со смачным удовлетворением воскликнул Фей и с кем-то из своих торжествующе перемигнулся.

- И вообще. Я покорнейше бы просил, - продолжал я с политесом, выходящим за пределы уместного, - оставить меня в покое с тем, чтобы я добрался до города вашего, Эсперанцы, где меня ждут и даже в случае чего указания имеют специальные, до города, где я, отдохнув и сделав неотложные по долгу службы дела, обдумал бы ваше предложение спокойно и всесторонне и в самом скором времени дал бы вам точный, хорошо аргументированный ответ.

- Какое предложение? - живо поинтересовался вдруг Фей, головку склонив к плечу и глядя на меня с интенсивным, плохо разыгранным недоумением. Какое такое предложение изволили вы, дорогой Хлодомир, столь изящно и фешенебельно отклонить? Не было еще предложения, я еще только намеревался.

- Я имею в виду, - изыскано приподняв бровь и глаза полузакрыв, в тон ему отвечал я, - я имею в виду вашу пропозицию насчет того, чтобы я метаморфозником стал и отведал бы ведмедевого облика.

- Ах, это. Но, дорогой мой Хлодомир, - Фей преомерзительно всплеснул ручками, - вы опять меня поняли не совсем. Что же это я так невнятно все объясняю?

- Непорядок, - пробасил Мурурова, и это прозвучало заранее заготовленной репликой, плохо заученной и потому произнесенной без выражения, точнее, с выражением сугубо любительским.

- Вот именно, - подтвердил Фей. - Непорядок. Но я сейчас объясню.

Я поклонился:

- Буду выразительно рад.

- Дело, дорогой мой Хлодомир, заключается в том, что мы нуждаемся в вашей помощи, а взамен пропозируем вам наисладчайшую из наисладчайших жизнь. Жизнь, которая вам, по вашим знаниям, потенциям, а главное, по заложенной в вас силе несметной, создана как бы исключительно для вас.

- Все-таки, значит, отведать ведмедевого облика?

- Ах, ну это! Это каждый желающий - пожалуйста. Я все пытаюсь вам о другом. Как бы это вам...

Фей приложил к губам указательный палец, поднял глаза и по-детски серьезно задумался.

Мне немоглось. Все болело, и донимала температура, и то, что я с утра ни крошки во рту не держал, тоже сказывалось. Голодная слабость разливалась по телу, онемевшему и больному, и каким-то образом уживалась с яростной силой неизвестного происхождения, от которой хотелось вскочить и разнести все вокруг, и на волю вырваться, и к "Бисектору" через лес, и чтобы не видеть вот этого вот всего. Только я не вскакивал почему-то. И даже (я так чувствовал) вовсе не потому, что мне было интересно слушать Эриха Фея, Савонаролу от городского спокойствия. Но он и впрямь рассказывал любопытно. Он отнял от губ указательный палец, показал его мне (палец был немыт, уплощен в последней фаланге и неприятно длинен) и сказал "ах!".

- Ах! - сказал он с ажитацией в голосе. - Я расскажу вам подробно, хоть время и поджимает.

И с сумасшедшей симпатией скосил, на меня глаза и тут же обдал настолько же сумасшедшей злобой - впрочем, только на миг.

- Представьте. Мы, - от возбуждения он чуть не кричал. - Мы, нашедшие себя в той ненормальной жизни, которую ведет человечество. Нашедшие форму, в которой человеческое и звериное не мешают друг другу, помогают друг другу, наконец, создают друг для друга комфортные условия существования. И заметьте, это важно: существования не в одиночку, наперекор, постыдно и тайно, а в группе, в сообществе, в особого рода цивилизации. Ну, здесь сложно, но вы поверьте - это хорошая форма существования, о ней можно долго, но приходится спешить, вы сейчас узнаете почему. И представьте, нашедшие форму, нашедшие даже место, вот это вот, вот это самое, там, где есть раздолье бовицефалам, нашедшие, но обнаружившие, к своему ужасу, что место занято, и занято прочно, и не сгонишь, и не попросишь, и никуда не пожалуешься, потому что, видите ли, мы извращенцы, мы вне закона, нас следует отлавливать и куда следует отсылать. С надлежащей охраной.

Я внимательнейшим образом слушал, я вытянулся вперед, я даже истово кивал в знак понимания, но все равно, так трудно доходили до меня слова Фея. А ему нравилось, что его так слушают, он обставлял свою речь ужимками, отчаянной жестикуляцией и мимикой самой невероятной, сквозь фальцет проскальзывали порой басовые органные нотки, и это пугало.

- И вот - нас много, нам надо где-то жить. И не просто где-то, а именно в Эсперанце, в которой люди нормально жить не могут, которую наш террор, нелогичный и беспощадный, не способен уже спасти, именно в Эсперанце, нашей родине, единственном месте, которое должно принадлежать нам. Нас много - но мы слабы, потому что человек весит много меньше бовицефала и, превратившись в бовицефала, он бывает предельно слаб, в нем нет совершенно ни силы, ни ярости, той чисто бовицефальей ярости, ради которой все и затевалось. Ярость, впрочем, есть, но ее хватает на сущую ерунду, а на дело такая ярость не годна.

- На какое дело?

- На то самое. - Фей хитро подмигнул мне. - На то самое дело, я же вам говорю. А-а, вы не понимаете, вы боитесь понять. Так я скажу, слушайте! На взятие Эсперанцы, на эсперацию Окупанцы, я хочу сказать, на оккупацию, да-да, на оккупацию Эсперанцы, на ее бо-вице-фа-ли-за-цию - это единственный путь. На штурм!

- На штурм! На штурм! - боевито подхватили цветастые из зрительских кресел.

- На немедленный штурм! - диким стальным голосом заорал Фей, донельзя противно искривив физиономию, особенно рот.

- На немедленный штурм! - подхватили все хором. Даже мне захотелось крикнуть, но, конечно, я промолчал.

- У нас есть все! - с мольбой обратился ко мне Фей. - У нас есть силы поднять силы, у нас есть возможности расширить возможности - нам необходим только лидер. И даже лидер у нас имеется! Вот он - ваш покорный слуга.

Гримасой на лице я выразил осуждение всему, что творилось вокруг, в особенности тому, что говорилось. Но послушаем дальше, сказал я себе. Они замышляют зло, что ж, послушаем дальше. Иисусик помощи у меня просил, вдруг я действительно могу оказать помощь.

- Вот вы не верите, - продолжал тем временем Фей. - Вот вы говорите себе, эге-е-е-е, куда его занесло, наполеончика этого. Лидером себя называет. Ведь правда? Ведь правда же?

- Говорите, - процедил я сквозь зубы. - Вы говорите пока, я слушаю.