Первое дело Карозиных - Александр Арсаньев

Чтобы скоротать время ожидания, генеральша приказала подать кофе. Потягивая ароматный напиток из изящной чашки, Катенька задумчиво произнесла:

– Не точный двойник, а зеркальная копия…

– Что вы сказали, Катерина Дмитриевна? – встрепенулась генеральша.

– Я говорю, что это ожерелье не точный двойник вашего, а зеркальная копия. Ведь я уверена в подлинности драгоценности.

Пропустив последнее замечание, Арина Семеновна спросила:

– А что натолкнуло вас на эту мысль?

– Когда я разглядывала ваше ожерелье, меня все время не покидала мысль, что с ним что-то не так. Это ведь я настояла на визите к ювелиру, так как из-за этого странного ощущения опасалась принести в ваш дом фальшивку. Теперь мне ясно стало, что меня беспокоило. Я вспомнила, как вы мне описывали ожерелье и говорили, что застегивается оно на левом плече. Это крепко сидело в моей голове, поэтому, когда я примеряла ваше ожерелье – уж простите меня за это великодушно! – эта мысль зудела, словно надоедливый комар. Оказалось, что я не зря беспокоилась. Вот только сразу, к сожалению, не смогла сообразить.

И профессор Карозин, и Арина Семеновна во все глаза смотрели на Катеньку. Профессор удивлялся стройности логических построений своей жены, а генеральша пыталась свыкнуться с мыслью, что держит в руках, как бы это сказать, «родного брата» своего украшения.

Ювелиры пришли и поочередно подтвердили подлинность ожерелья, а Ханнес даже набрался смелости и преложил генеральше цену в шестьсот тысяч, если она надумает продавать это уникальное украшение. Арина Семеновна на прощанье сердечно поблагодарила господ экспертов за проделанную работу, отказалась от предложения о продаже ожерелья и задумалась над словом «уникальное». Теперь она была абсолютно уверена в том что, существует по крайней мере два ожерелья, представляющих собой бриллиантовую змею, кусающую свой хвост.

Катенька и Никита Сергеевич с интересом ждали, что скажет генеральша. Та немного подумала и, слегка запинаясь, заговорила:

– Катерина Дмитриевна и Никита Сергеевич, скажите мне честно, есть ли шанс найти мое настоящее ожерелье?

– Ну-у… – протянул неуверенно профессор, но Катенька его перебила:

– Есть, Арина Семеновна, и достаточно хороший.

– Замечательно. Тогда я позволю себе смелость высказать следующее предложение. Завтра возвращается генерал, я не стану посвящать его во все обстоятельства этого дела, но могу уже сейчас дать вам честное слово и от себя, и от него, что верну вам это ожерелье по первому требованию. Ведь пока оно по закону принадлежит вам, до тех пор, пока не объявится законный владелец, если он вообще имеется. Я буду так же вам весьма признательна, если вы продолжите поиски, так как на вас вся моя надежда. Я даже готова скрыть от моего брата, что вы нашли не мое ожерелье, чтобы вы, Никита Сергеевич, выиграли ваше пари, если мое ожерелье не отыщется до Пасхи. Объясняю, зачем мне все это нужно. Так как найденная вами драгоценность подлинная, то я намерена при необходимости предъявить ее Капитолине Власьевне и очень надеюсь, что по старости лет она все-таки успела позабыть, на какую сторону ожерелье должно застегиваться. В этом единственное мое спасение от скандала.

– Разумеется, мы согласны, Арина Семеновна, – высказался профессор. – Более того, я предлагаю вам считать это ожерелье своей собственностью навсегда, если не сумею отыскать ваше.

– Это очень великодушное предложение, Никита Сергеевич, – растрогалась генеральша. – Но не будет ли возражать Катерина Дмитриевна?

– Ну что вы, – немного смутилась Катенька. – Я никоим образом возражать не стану. Признаюсь вам, Арина Семеновна, что меня пугает столь дорогая вещь, я не хочу ею владеть, вы ее истинная хозяйка.

ГЛАВА 11

Возвращаясь от генеральши, Катенька вспомнила, что сегодня мадам Роше назначила ей примерку новых платьев. Искусство этой модной портнихи было столь высоко, что дамы буквально записывались к ней в очередь, несмотря на немалую стоимость работы. Пропустить примерку было никак не возможно.

– Никитушка, давай заедем к мадам Роше, у меня ведь сегодня примерка, – обратилась Катенька к мужу.

Тот слегка поморщился:

– Не думаю, что это хорошая идея. Я сейчас и так не в духе, а болтовня мадам Роше меня совсем доканает. Давай-ка я пройдусь до дому пешком, а ты поедешь одна.

Катенька не стала настаивать на совместной поездке, прекрасно зная, что никакой на свете мужчина не любит ожидать жену в таком абсолютно женском месте, как модный салон. Да и слова насчет болтливости мадам Роше были истинной правдой. Француженка обожала посплетничать о своих клиентках с ними же.

Когда супруга профессора, простившись с мужем, подъезжала к салону мадам Роше, то женщина, выходящая оттуда, показалась ей смутно знакомой. Но разглядеть ее как следует Катенька не успела, так как та довольно быстро села в коляску, нагруженную коробками с нарядами, и уехала. Катерина пожала плечами и потянула на себя ручку остекленной двери, за которой тут же мелодично затренькал колокольчик. На его звук тут же появилась мадам Роше.

– О, мадам Карозина! – приветствовала она Катеньку. – Я вас ждал, и поверьте, я сотворил для вас настоящий манифик! Вы будете в полный восторг! Такого туалета нет даже у великой княгини!

Не переставая трещать, француженка провела Катеньку в примерочную. Тут же ее помощница принесла вешалки со сметанными платьями. Действительно, Катенька сочла, что мадам Роше превзошла самое себя. Элегантный парижский фасон великолепно уживался с отделкой в русском стиле. Для пасхальных торжеств и университетского бала платья подходили как нельзя более.

Помощница помогла молодой женщине надеть первое платье и взобраться на специальное возвышение, чтобы мадам могла поправить только одной ее видные недостатки. Француженка крутилась с иглой вокруг Катеньки, все так же что-то рассказывая о генеральше Протасовой, княгине Дольчевой, графине Рюминой. Мадам не требовалось ответов на ее слова, поэтому Катенька не особенно прислушивалась, лишь изредка вставляя свое «конечно» после очередного n`est ce pas?

Но в какой-то момент, примерно на середине примерки второго платья, Катенька начала слушать очень внимательно. Мадам Роше заговорила о Любчинской.

– Мадемуазель Любчинская сегодня забрала у меня полный гардероб. Я никогда не думать, что актрисс, даже прима, может позволить себе такое. Когда она пришла делать заказ, я позволить себе сомневайся. Я спросиль, чем она будет платить? Но мадемуазель лишь гордо протянуль мне адрес, куда я дольжна прислать счет. Я ничего не сказать и снять мерки, но потом посчиталь и послаль счет. И что вы думать? Счет был без слов оплачен! Полин говориль, что платил мсье, настоящий comm`il fait! Наверно, мсье страшно влюблен в мадемуазель и хочет увезти ее с собой. В ее заказ быль такой миленький туалет для вояж! Жаль, что мадемуазель сегодня все забраль – она так торопиться! Я бы показаль вам ее гардероб!..

– Мадам, – прервала Катенька француженку. – А вы не знаете, что это был за мсье.

– О нет! я его не видаль, ходила Полин, я ее звать. Полин! Alle! Расскажи мадам о том мсье, что платить по счету мадемуазель Любчинской.

Полина с охотой рассказала Катеньке, как ходила получать деньги в гостиницу, что на Неглинке. Там ее встретил очень солидный господин восточного типа, который не говорил по-русски («Азият! – мелькнуло в голове у Катеньки. – Тот самый»). Французский он понимал лучше, но сам изъяснялся на английском, которым Полина владела с пятого на десятое. Но языковые трудности были преодолены, и когда господин понял, что речь идет о счете за гардероб госпожи Любчинской, он тут же отсчитал требуемую сумму, прибавив немного для самой Полины. Лицо его при этом было самым мечтательным. От себя Полина добавила, что просто уверена в том, что этот красивый господин страстно влюблен в Любчинскую и непременно увезет ее с собой. Потом по просьбе Катеньки Полина описала внешность этого господина.

– Высокий, статный, кожа смуглая и гладкая, волосы черные длинные, вьются и блестят. У него темные пухлые губы и белоснежная улыбка. Вот только нос крупноват, но это его не портит. Не мужчина, а просто красавец! – воскликнула девушка напоследок.

– А как зовут этого красавца?

– Ой, сударыня, у него такое мудреное имя, что я ни за что не вспомню! Я ведь тогда просто подала привратнику бумажку, где госпожа Любчинская написала адрес и имя, и меня проводили к нему.

В сущности этот вопрос Катенька задавала уже просто так. Имея адрес и описание восточного господина, она могла отыскать его в два счета. Примерку последнего платья Катерина уже едва вынесла, так как понимала, что ей необходимо спешить, пока Любчинская не успела улизнуть. Наконец ее мучения были окончены, и Катенька, условившись о дне окончательной готовности своих платьев и распрощавшись с мадам Роше, поспешила домой.