Александр II. Трагедия реформатора: люди в судьбах реформ, реформы в судьбах людей: сборник статей - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Константин Константинович был ценителем и изобразительного искусства. Он не пропускал ни одной сколько-нибудь значительной выставки. Примечательна история, связанная с картиной А.И. Куинджи «Ночь на Днепре». В 1880 г. проходила очередная выставка, на которой демонстрировалось это полотно. О нем К.Р. узнал от Тургенева. В тот же день Константин Константинович отправился взглянуть на творение Куинджи собственными глазами: «Захватывает дух, не можешь оторваться от ослепляющей, волшебной картины, душа тоскует»{222}. Он был настолько поражен необычным эффектом, что не замедлил приобрести этот шедевр. В воспоминаниях его сына, Гавриила Константиновича, эта история также нашла свое отражение: «Отец любил живопись. В его приемном кабинете в Мраморном дворце, среди других, висела картина Куинджи “Ночь на Днепре”; отец купил ее, будучи молодым морским офицером. Картина ему понравилась, и он решил ее приобрести. Куинджи ответил, что “она не для вас, молодой человек”: он не узнал отца. Картину отец все-таки приобрел и, уходя в плавание, решил взять с собой. Узнав об этом, Куинджи собирался возбудить процесс, считая, что его знаменитая картина в плавании испортиться. Но отец картину все-таки взял, и никакого процесса не было»{223}.
Возможно, погруженность великого князя Константина Константиновича в мир искусства, многочисленные знакомства с известными писателями, композиторами, художниками и учеными, его неподдельный интерес к развитию культуры стали причиной того, что в 1889 г. Александр III через министра народного просвещения графа Ивана Давыдовича Делянова предложил великому князю занять пост президента Императорской Академии наук. Отнесся он к новому назначению серьезно и ответственно: «Эта честь так велика, так ослепляет меня, что я молю Бога вразумить меня, помочь мне не возгордиться и служить смиренно и деятельно новому высокому призванию»{224}. Неожиданным поворотом в карьере сына остался доволен и великий князь Константин Николаевич: «За обедом Папа расспрашивал меня про академические дела, про академиков и про мои к ним отношения. Я с удовольствием заметил, что он весьма участливо и доверчиво смотрит на мое назначение президентом, на мою способность справиться с этой обязанностью и на пользу, которую я бы мог принести академии»{225}. Константин Константинович стремился распространить просвещение и помогал многим учебным заведениям. Он был попечителем Педагогических курсов при петербургских женских гимназиях и содействовал созданию Женского педагогического института и Константиновской женской гимназии. Под его покровительством находились и школы Императорского русского технического общества. По инициативе великого князя в Петербурге был открыт Пушкинский Дом.
Вскоре после радостного для Константина Николаевича назначения состояние здоровья контр-адмирала стало заметно ухудшаться. Во время болезни он жил со своей женой великой княгиней Александрой Иосифовной в Павловске, куда часто приезжал Константин Константинович навестить отца. В июне лечащий врач И.П. Мержеевский предупредил членов семьи о возможности паралича сердца или одной половины тела. 7 июля Константин Константинович записал в дневнике, что Мержеевский и морской врач В.Н. Дмитриев определили «паралич правой стороны лица и языка с полупараличным состоянием всей правой половины тела»{226}. Константин Николаевич, находясь в совершенном сознании, не мог смириться с постигшим его ударом. В тот день он «плакал, видя свое беспомощное состояние, подходил к зеркалу и всматривался в свое лицо, как бы желая заметить на нем признаки болезни, разглядывал свою еще более ослабевшую руку, выражая нетерпение и бессильную раздражительность, а на предложение написать что-нибудь не мог этого сделать»{227}. В первые дни после приступа врачи избегали лишних волнений для больного и не допускали к нему родных. Через неделю после удара Константин Константинович повидал отца: «Жалкий вид его, бессвязные звуки, вырывающиеся вместо слов, жалобные стоны, беспричинный плач и смех действуют на меня до того мучительно, что я не в силах подвергать себя такому испытанию»{228}. Спустя чуть менее четырех месяцев великого князя навестили император Александр III и императрица Мария Федоровна. Младший великий князь присутствовал при этой встрече и написал о ней в дневнике: «Папа плакал, закрывал лицо рукою, притягивал к себе государя и целовал его… И государь, и государыня были сильно взволнованы видом бедного больного»{229}.
Болезнь Константина Николаевича продолжалась три года. В ночь с 12 на 13 января 1892 г. Константин Константинович получил телеграмму о приближающейся кончине отца и прибыл в Павловск: «Я подошел к кровати. Дыхание видимо слабело и замедлялось. Приближалась полночь. Заметно стало, что конец не далек. Хрипение стало еле слышно. Мы все тихо опустились на колени. Д[окто]р Дмитриев, стоявший напротив Мама у изголовья и поминутно утиравший губы Папа, перекрестился и поцеловал его в лоб. Не хватало минут 4-х до полуночи. Зашипели часы, и стало бить 12. Вдруг еще слабый вздох, голова слегка качнулась, и лицо приняло тихое, спокойное выражение: душа отлетела…»{230}Потянулась цепочка траурных церемоний и прощаний. Александр П1, по-видимому, так и не примирился со своим дядей. Он был на панихидах «всего 2 раза» и весьма сдержанно выразил свои чувства, сказав лишь: «Царствие ему небесное, и да простит Господь ему все грехи, вольные и невольные»{231}.
Казалось бы, влияние Константина Николаевича на судьбу сына прекратилось. Но это не так. Через 13 лет Россия переживала первую революцию. Все возраставший хаос и отчетливо звучавшие требования конституции и ограничения монархии ставили под вопрос положение правящей династии. Желая положить конец смуте, 17 октября 1905 г. Николай II обнародовал Манифест об усовершенствовании государственного порядка. Отныне ни один закон не мог быть принят без одобрения Государственной думы. Большинство членов императорской фамилии восприняли это как прямую угрозу династии.
Августейшее семейство, не зная, как реагировать на события революции, ждало указаний со стороны главы семьи, императора Николая П. Однако он молчал, не желая делиться с родственниками своими мыслями о сложившемся положении. На эту особенность в поведении императора обращали внимание многие великие князья и княгини. Константин Константинович писал о том времени: «Власть пошатнулась, и в безволии государя вся наша беда. Нет ничего определенного… Смута растет, и чувствуется впереди что-то неведомое, но неминуемое и грозное»{232}.
Великие князья ясно видели, что Николай II по каким-то причинам не желает обратиться к ним за поддержкой. Следовало ожидать, что кто-нибудь из них сам проявит себя, как это было в Царствование Александра II. Тогда, после поражения в Крымской войне, страна переживала кризис, когда от императора и его помощников требовались твердые и решительные действия. Именно в это время на политическую сцену выдвинулся великий князь Константин Николаевич. В конце же правления Александра II, когда участились покушения на его жизнь, Константин Николаевич снова проявил себя как преданный слуга и активно участвовал в разработке «конституционных» преобразований. Но могли кто-нибудь из великих князей, которые начали свою государственную деятельность при Александре III, проявить инициативу и стать опорой государю?
Из дневников Константина Константиновича следует, что существовало как минимум два проекта объединения великих князей, которые, однако, были не проявлением воли членов императорской фамилии, а предложениями придворных лиц. И именно к сыну Константина Николаевича они были обращены. Первое предложение поступило в июне 1904 г. от некоего Белова. Его Константин Константинович характеризовал как «73-летнего старичка, хорошего бескорыстного русского человека, нигде не состоящего на службе»{233}. Он предупреждал великого князя, что министры «окружили царя непроницаемой стеной» и забрали власть в свои руки, используя ее в личных интересах. По его мнению, только великие князья, как наиболее заинтересованные в сохранении своего положения и ближайшие к императору люди, могли спасти Николая II и его родственников от грозящей династии опасности. При этом Белов напомнил Константину Константиновичу о той роли, которую сыграл его отец во время осуществления Великих реформ: «Белов указывает на царствование Александра II, когда важнейшее из его деяний — освобождение крестьян — было возложено на облеченного неограниченным его доверием моего отца, действовавшем помимо каких-либо министров»{234}.
Соглашаясь с доводами «73-летнего старичка», Константин Константинович не посчитал нужным последовать примеру отца-реформатора. Во-первых, он не хотел вступать в союз с предложенной Беловым кандидатурой — великим князем Александром Михайловичем, так как не доверял ему и упрекал его в склонности к личной выгоде. Во-вторых (и это представляется более важным для понимания того, как великий князь представлял свою роль в политике), Константина Константиновича смущала моральная сторона поступка — «втираться в доверие государя, насильственно добиваться влияния над ним, хотя бы и во имя высших целей — благородно, достойно ли? Цель оправдывает ли средство?»{235} Второй проект был представлен великому князю в середине 1906 г. князем Михаилом Михайловичем Андрониковым, который был убежден, что если не остановить революцию, то династии придет конец. Константин Константинович не изменил себе и на этот раз, теперь уже не веря, что члены императорской фамилии могут на что-то повлиять: «Настаивает, что кому-нибудь из нас надо известить царя о грозящей опасности. Но разве это поможет?»{236}