Мастерская смерти - Брижит Обер

— Мать твою, когда ж все это кончится! — прорычал хозяин заведения.

Велосипедисты подхватили свои средства передвижения и устремились к выходу. За ними направился пожилой мужчина с Филоменой на руках. Она стучала зубами, словно кастаньетами. Его жена между тем о чем-то спорила с хозяином ресторана.

Бланш обогнула столик и приблизилась к Шибу.

В этот момент он заметил катившуюся к берегу огромную волну— настоящую водяную громаду, словно в фильме-катастрофе.

Он протянул руку к Бланш и крепко ухватил ее под локоть.

Волна полностью закрыла горизонт.

Шиб инстинктивно оттеснил Бланш назад. Она протестующе вскрикнула.

Послышался негромкий треск от удара в стекло. Затем по нему во все стороны побежали трещины, и оно с грохотом обрушилось, разлетевшись на тысячу осколков.

Тяжелая масса пенящейся воды докатилась до их ног, захлестнула, как будто собиралась утащить за собой. Шиб вцепился в металлический дверной косяк.

Но волна вернулась назад, с глухим ворчанием, словно сожалея о неудавшемся намерении. Пол покрылся мокрым песком. Бланш истерически расхохоталась.

— Очень смешно! — зарычал хозяин. — Вот сука! Значит, тебе смешно?

Шиб увлек Бланш за собой к выходу. Она покорно последовала за ним. Она больше не смеялась, а лишь слегка поскуливала.

Водосточные желоба были переполнены, и улицу затопляли потоки воды. Шиб обнял Бланш, прижал ее голову к своей груди. Пытаясь отстраниться, она уперлась руками в его плечи, но вдруг бессильно опустила руки. Дождь лил как из ведра, море глухо рокотало. Шиб поднял Бланш на руки, и она разрыдалась.

Он неловко гладил ее волосы и вздрагивающие плечи. Бланш уткнулась лицом ему в шею, и он почувствовал, как ее дыхание щекочет ему кожу. Он еще крепче прижал ее к себе.

Понемногу рыдания утихли. Какое-то время она тихо всхлипывала, потом отстранилась и подняла голову. Краска на ее лице размазалась. Вокруг глаз были черные круги туши. Промокшая блузка прилипла к коже, облегая грудь, спутанные волосы прилипли ко лбу и щекам... Шиб положил руку ей на затылок, стряхивая воду с волос. Бланш еще немного отступила, раскрыла сумочку, словно ища что-то, потом снова закрыла.

Он взял ее за руку.

— Пойдемте.

Бланш бросила на него недоверчивый, почти враждебный взгляд. Шиб пожал плечами. Она последовала за ним.

— Держите. — Он протянул ей полотенце, взял себе Другое. Бланш вытерла волосы, потом сняла пропитанные водой жакет и блузку и выжала их. У Шиба в ботинках хлюпала вода. Бланш сняла туфли и принялась вытирать ноги.

— Я должна быть дома самое позднее в три часа, — сказала она, не глядя на него. Она смотрела в окно, на мрачное серое небо. Потом положила полотенце на холодильник. Было 13.30.

Не делай этого, Шиб. Не делай этого. Это последняя вещь, которую стоит делать.

Он это сделал.

Он подошел к Бланш, положил руку на ее влажное плечо, привлек к себе. Прижался губами к ее губам, влажным и холодным. Она ответила на поцелуй.

Зачем ты это делаешь, Шиб? Вы ведь не животные... Оставь ее, отпусти, остановись, пока еще не поздно...

Но было ясно, что они уже не остановятся, слившись воедино за стеной дождя, словно желая раствориться друг в друге и навсегда исчезнуть.

14.15.

Бланш лежала на спине, обнаженная и абсолютно неподвижная, вытянув руки вдоль тела, похожая на надгробное изваяние. Рука Шиба почти касалась ее бедра — между ними была лишь складка простыни.

Он встал, натянул трусы и брюки. Бланш принялась тихонько напевать: «Мама, у корабликов есть ножки?»

Шиб вздрогнул. Она не произнесла ни единого слова за все то время, что они занимались любовью. Она была сумасшедшей, и он тоже был безумцем, раз поддался ее безумию...

— Сейчас пятнадцать минут третьего, — сказал он, надевая носки.

Бланш вздохнула, потом медленно села, прикрывая груди ладонями.

Шиб подал ей одежду. Бланш оделась, отвернувшись к стене. Потом сказала:

— Боже, какой у меня ужасный вид! Я зайду в ванную, хорошо?

Он заканчивал повязывать галстук— настоящий образец пятидесятых годов, — когда Бланш вернулась. Она выглядела столь же безукоризненно, как утром— в другой жизни, с которой было покончено раз и навсегда.

Она вынула из сумочки ключи от машины, слегка подбросила их в пальцах с нежно-розовым маникюром.

— Думаете, я шлюха?

«Да нет же, вовсе нет, я сам во всем виноват... Только последний мерзавец мог воспользоваться душевным смятением женщины в трауре...»

— Нет. Я... я ничего не думаю.

Он замолчал, не в силах продолжать. Бланш сжала в руке ключи и направилась к выходу.

— Простите меня, Леонар, — сказала она, обернувшись от порога, — но я не смогу вас любить. Во мне больше не осталось любви.

— Я знаю. Это не важно.

Бланш открыла дверь и вышла. Шиб продолжал смотреть на захлопнувшуюся дверь еще добрых десять минут— на белую дверь с блестящим металлическим замком. Раньше он никогда не замечал, что краска начала кое-где осыпаться.

Глава 9

—... и видел бы ты, какую физиономию скорчил Андрие, когда я вышел из ванной в чем мать родила! Грег ухватил полную пригоршню черных оливок и сделал бармену знак принести новую порцию. Дождь прекратился, и солнце снова показалось в прояснившемся небе. Пахло озоном, влажностью, все казалось чистым, свежевымытым. Шиб сидел рядом с Грегом на террасе «Челси», ощущая легкую головную боль.

— А за каким чертом ты поперся в его ванную? — рассеянно спросил он приятеля.

— Я же тебе говорю: это была ванная, смежная с комнатой Айши, — нетерпеливо ответил Грег. — И вот Андрие стучит в дверь — пару секунд, не больше, — а потом, не дожидаясь ответа, заходит, как к себе домой...

— Так он и был у себя дома, — заметил Шиб, вертя в пальцах оливку.

— Не важно! Штука в том, что он не собирался возвращаться до вечера — и вдруг заявляется в два часа дня! Как будто собирался устроить жене сюрприз. Знаем мы такие сюрпризы! Хорошо хоть Айша уже оделась — мы успели немножко поиграть «в доктора». Андрие поджал губы и спросил: «Кто этот человек, Айша?»

Грег остановился, отхлебнул пива и свистнул проходящей мимо девице в коротких плотно облегающих шортиках. Та, не оборачиваясь, показала ему средний палец.

— Люблю девушек с характером, — заметил Грег, зевая. — Так на чем я остановился?

— Андрие спросил: «Кто этот человек?»

— А, да! Айша отвечает: «Это мой жених, месье». Он говорит: «Вы могли бы пойти в отель». Она тут же начинает мести хвостом: «Я не думала, что вы вернетесь так рано... Иначе я бы никогда не позволила себе... Мне очень жаль...» — Слова Айши Грег произносил фальшиво-манерным голоском. — Короче говоря, она его улестила до такой степени, что он уже готов был извиниться, что побеспокоил нас. Все, что он хотел узнать — куда подевалась его женушка?

Шиб почувствовал неприятный холодок в желудке.

Грег откинулся на спинку стула, похрустел пальцами.

— Хочешь чего-нибудь выпить? Я умираю от жажды.

— Нет, спасибо. И что потом?

— Потом? Ничего. Он ушел, я оделся и собрался уезжать, а тут как раз объявилась мадам Андрие.

— И что он ей сказал? — спросил Шиб, не отрывая глаз от своей оливки.

— Кажется, спросил: «Ты ездила за покупками?» Что-то в этом роде. Потом: «И что же ты купила?» Она не ответила, вместо этого спросила: «А почему ты так рано вернулся? »— «Я хотел тебя увидеть». В общем, просто телесериал. Я думаю, уж не наставляет ли она ему рога?

Оливка выскользнула из пальцев Шиба и скатилась на блестящий влажный тротуар.

— И знаешь что, — продолжал Грег с набитым ртом, — мне кажется, Андрие думает то нее самое. По ней было заметно, что у нее совесть нечиста. У него тоже был не слишком приветливый вид. Судя по всему, ему бы хотелось держать ее на коротком поводке.

Шиб представил себе Бланш на четвереньках, в ошейнике и на поводке, и поежился от отвращения.

— Я надеюсь, у Айши не будет проблем, — сказал он.

— Да нет, она уже сказала мне, что все в порядке. Она им очень нужна — из-за такой оравы детей, да и вообще... Черт, слушай, она мне показала ту малышку в стеклянном гробу... Просто страхота, меня чуть не вырвало! Как вспомню, дрожь пробирает.

Он показал свою мускулистую руку со вставшими дыбом светлыми волосками.

— Хуже, чем в фильмах ужасов. Такое ощущение, что вокруг притаились маньяки-убийцы с циркулярными пилами... Надо окончательно свихнуться, чтобы придумать такое.

— Забальзамировать ребенка, ты имеешь в виду?

— Одно это уже мерзость... но — выставить тело под стеклянным колпаком, как будто это какая-то экзотическая дрянь, вроде того паука в стеклянном шаре, которого мать привезла из Мексики... Тоже мне, сувенирчик...

Грег замолчал, допил пиво. Он выглядел помрачневшим. Шиб отпил маленький глоток мартини. Внутри у него все сжималось от нараставшей тревоги. Если Андрие что-то заподозрил... Но у него, должно быть, достаточно других забот, чтобы чересчур зацикливаться на возможной неверности жены. Он прежде всего безутешный отец, потерявший уже второго ребенка, десять лет спустя после смерти сына. Чересчур высокая смертность для такой благополучной на вид семьи... Здесь что-то не так. По меньшей мере странно и то, что Бланш затевает роман с человеком, бальзамировавшим тело ее дочери, всего через две недели после знакомства с ним... Что это — результат сильного душевного потрясения или постоянной психической нестабильности? Что скрывается за респектабельной внешностью семейства Андрие? Мальчишка-гомик, двое погибших детей, мать-нимфоманка...