Стеклянный страж - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мамзелькина взяла его за плечо и с нестарушечьей решительностью притянула к себе. Матвей рванулся, но это была попытка кузнечика лягнуть троллейбус. Жуткая и мертвенная сила скрывалась в иссохшей ручке. Казалось, не сдерживай ее ничего – и сотрет она город, как мел с доски. Железа коснется – покроется оно перхотью ржавчины. Дотронется до молодого дерева – станет дерево влажной трухой. Коснется человека – прахом могильным рассыплется.
– А вот грубить мне не надоть, Мировудов ученик! Я ж одна не плачу! Вместе плакать будем! – предупредила Аида Плаховна.
Костистое ее личико, обтянутое розовой, в яблочных прожилках кожей, было у самых глаз Матвея. Вроде как и ничего особенно жуткого не было в этом личике, но Багров не испытывал такого ужаса даже и в тот день, когда его учитель, волхв Мировуд, вскрывал ему грудную клетку.
– И заруби на носу! Все, что я тебе скажу сейчас, останется между нами троими! Тобой, мной и им вот… – Плаховна встряхнула банку. Матвей задохнулся от боли в груди.
Отпустив плечо Матвея, Мамзелькина извлекла фляжку и, звякая, принялась откручивать крышку. Воспользовавшись тем, что банку она поставила на скамейку, Матвей не удержался и попытался ее схватить. Мамзелькина не делала ни малейших попыток ему воспрепятствовать. Этого и не требовалось. Руки Матвея дважды прошли банку насквозь, но так и не смогли ее коснуться.
Аида Плаховна осклабилась и щелкнула по стеклу ногтем, демонстрируя, что она-то прекрасно может это сделать.
– Убедился? – сочувственно спросила она. – Сердце-то, кролик ты мой консервированный, под закладом! Я могу тут вот его оставить и уйти, а ты все равно не возьмешь! Так-то вот!
Матвей засопел.
– Мировуд не имел права его отдавать!
Плаховна весело толкнула его кулачком в плечо.
– Вы слышали? А ведь пяти минут не прошло, как он назвал его свининой! Ох уж эти люди! Никакой последовательности!.. Ты был его учеником?
– Ну.
– Не будешь же ты утверждать, что Мировуд принуждал тебя у него учиться? Обматывал цепями? Уговаривал?
– Нет, но…
– Не угрожал же, не пытал?
– Нет, но…
– «Нокать» лошадке будешь, милай! Любишь в пропасть прыгать – люби и косточки за собой подметать! В доброго волхва поверил, дурак!.. Фух! Устала! Жарко тут!
Отдуваясь, Аида Плаховна забулькала фляжкой. Багров недоверчиво прислушался. Ему чудилось, что к звуку из фляжки примешивается еще один, точно спиртное в груди у Мамзелькиной, обрываясь, стекало в пустоту. Матвею стало жутко: сидеть на лавке в парке вместе с пьяненькой смертью, которая держит твое сердце…
– Не смотри на меня, некромаг, а то вообще глазки закроешь! – предупредила Плаховна и нежно подышала на банку.
– Ишь ты, трэпэшшыт, болявое! Боится меня! А чего тетю Аду бояться? Тетя Ада хорошая, это у нее коса плохая! Злая коса! – сказала она плаксиво.
Банка снаружи покрылась изморозью. Матвей ощутил, что ему очень холодно. На дворе сентябрь, солнце греет так, что краска на скамейке теплая, а он дрожит и даже руку не может сжать в кулак. И не только пальцы. Кажется, что мысли смерзлись в ледяной ком.
– Значится, так! – подытожила Мамзелькина. – Если хочешь получить свое сердце назад – я не прочь. Принеси мне старый плащ с оловянными пуговицами, который висит в шкафу у Фулоны.
– Зачем?
Мамзелькина ответила ему не раньше, чем спрятала фляжку в карман рюкзака.
– Скоро дожжи начнутся, а у меня подходяшших вешшичек мало, – пояснила она наждачным голосом.
– Я что, вор?
Аида Плаховна пытливо посмотрела на Багрова и внезапно высоко подбросила банку. Матвей одеревенело смотрел, как банка взлетает, замирает и падает, понимая, что не имеет ни малейшего шанса ее поймать. Мамзелькина подхватила банку у самого асфальта безмерно точным и лаконичным движением.
– Сам решай: быть тебе живым вором или мертвым героем. Да и потом плащик-то старенький! Фулона небось и не хватится. Ты не думай: я б и сама взяла, да мне путь в квартиру Фулоны закрыт, пока там хтой-нить кого-нить не укокошил!
Мамзелькина затолкала банку в рюкзак, в одно отделение с фляжкой, испытующе посмотрела на Багрова и исчезла. Какую-то секунду черный силуэт ее, похожий на прорезанную в занавесе фигуру, еще висел в воздухе. Казалось, воздух и солнечные лучи мешкают заполнить место, где только что стояла многоуважаемая Аида Плаховна.
* * *Мамзелькина подгадала все, что называется, «тютелька в тютельку». Ужинали Ирка, Багров и Зигя у Фулоны, любившей повторять, что гостей принимает не только тот, кто хочет, но и тот, кто может.
– И вообще не лишайте меня удовольствия собрать всех вместе! – говорила она.
– Я тоже могу собирать всех вместе! – обижалась Гелата.
– Ты живешь далеко от метро! К тебе нормально не доберешься! – находилась Фулона.
– Зато я живу в двух минутах от метро! – говорила Бэтла.
– С тобой другая история. Сама готовить ты все равно не будешь, а Алексея твоего мне жалко! Сделала из него кухонного мужика! А ведь когда-то музыкант был, саксофонист! Стройный, как девушка!
Бэтла с сомнением посмотрела на своего оруженосца.
– Это вряд ли! Саксофонистов тощих не бывает. И трубачей тоже. Им же дуть все время надо. Это скрипачи встречаются тощие. А мой Лешка когда-то тем меня покорил, что грелку лопнул.
– Какую грелку?
– Резиновые грелки аптечные знаешь? Он ее надул, и она – хлоп! – лопнула. Сколько народу потом пробовало этот фокус повторить – только глаза у всех на лоб вылезали, – поведала Бэтла довольно.
Алексей радостно гоготнул и с надеждой посмотрел на Фулону, точно спрашивая: нет ли у нее лишней грелки?
– Всего-то? – снисходительно влезла Хола. – Грелки лопать – тупость неимоверная! Мне вот один раз подарили триста девяносто девять роз!
– Это от недостатка фантазии! Опять же когда грелки взрывать не можешь – только и остается, что отыгрываться на бедных цветочных трупиках! – утешила ее Бэтла.
– А мой папа тем маму покорил, что дал ей ботинок примерить, – тихо сказала Ирка. – Мне Бабаня рассказывала. У нее был тридцать шестой размер ноги, а у него сорок пятый…
Она пришла к восьми, когда большинство валькирий были уже в сборе. Зигю посадили на стул у окна, вручили ему целую кастрюлю котлет и, надев на шею слюнявчик, сшитый из целой простыни, велели капать и крошить только на него.
Вскоре после них приехала Ильга. На такси. Прямо с работы.
– Я зашиваюсь! Вчера в двенадцать домой вернулась! Какой болван отчитывается о продажах в сентябре? Пристрелите меня кто-нибудь, у кого патроны остались! – потребовала она капризно.
Ее никто не пристрелил. Ламина, правда, вызывалась заколоть ее копьем, но Ильга к тому времени уже передумала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});