Лицом к лицу - Юлиан Семенов

В "айнзацштабе Розенберга" работало 350 экспертов по искусству, библиотекари, архивариусы; "эксперты" носили форму вермахта и подчинялись генералу Герхарду Утикалю, фанатичному национал-социалисту: в апреле 1944 года, за тринадцать месяцев до краха, он составил докладную записку, в которой наметил "вывоз в рейх картин, библиотек и архивов Великобритании после того, как вторжение на остров закончится неминуемой победой Германии".

Именно этот-то "айнзацштаб" и занимался грабежом наших культурных ценностей. Говорят, что лишь одно из подразделений этого штаба хауптарбайтгруппе "Митте", дислоцировавшееся в 1944 году в Минске, вывезло 4 миллиона советских книг!

Один из ближайших сотрудников Розенберга, "старый борец" Арно Шикеданц, разработал план организации тайников для награбленных ценностей - "объекты торга" надо было надежно укрыть, дав "ключ" к сокровищам лишь узкому кругу "посвященных".

В апреле сорок пятого Шикеданц застрелился.

Тайна ушла вместе с ним.

- Согласны включиться в поиск? - спросил Штайн, откинувшись на спинку кресла. - Если "да", то я подробно остановлюсь на целом ряде пунктов, где требуется срочная помощь. Если "нет", то допьем кофе и расстанемся по-приятельски.

- Да.

- Что ж, хорошо. Но вы должны отдать себе отчет, что мною периодически интересуется тайная полиция, хотя я не предпринимал ни одного противозаконного шага.

- Каждое действие Георга соответствует нормам конституции, - добавила фрау Штайн, - мы очень следим за тем, чтобы не подставиться под удар недоброжелателей.

Фрау Штайн отошла к стене, включила приемник, нашла станцию, которая передавала музыку; супруги переглянулись. Штайн благодарно улыбнулся жене, подвинулся ближе ко мне, продолжил:

- Далее... В результате тех поисков, когда я выяснил, где находятся материалы Смоленского архива, мне попались документы о том, что часть ящиков с русской живописью, вывезенной из картинных галерей Харькова и Киева, хранилась во Франконии, в замке Кольмберг, который принадлежал бывшему послу Германии Фореджу, а потом был продан его сыном Эрлом некоему Унбехавену, из гестапо. Бургомистр района, где расположен этот замок, господин фон Мош, хоть состоит в христианско-демократической партии и казалось бы, должен считаться правым, на самом деле осуществлял аресты гитлеровцев после войны, проводил денацификацию и, noзнакомившись со мною, когда я решил отправиться в Кольмберг для переговоров с Унбехавеном, сказал: "Снимаю шляпу перед человеком, который рискнул продолжать борьбу против этих мерзавцев" Узнав, что я намерен переночевать в замке, превращенном ныне Унбехавеном в гостиницу и музей восточной культуры, фон Мош пытался отговаривать меня: "Слишком рискованное дело, там - нацисты". Я стоял на своем, ибо, по документам Розенберга, в Кольмберг было привезено много русских картин. Разговор с Унбехавеном дал мало, но что-то дал, ибо я показал ему письмо от Штрауса, да-да, Франца Йозефа Штрауса, я - это тоже моя хитрость - послал ему запрос о культуре, и тот ответил мне, поскольку я рассчитал время - начиналась предвыборная кампания, а в эти месяцы надо быть демократичным и бороться за каждый голос, а имя Штрауса у людей старшего поколения в Баварии и Франконии пользуется огромной популярностью, оно словно бы гипнотизирует собеседников. Именно это и случилось с Унбехавеном: он передал мне для ознакомления ряд описей картин, которые были в замке во время войны. Утром фон Мош прислал в Кольмберг полицию - боялся за мою жизнь. С тех пор туда мне путь заказан. А в замок надо съездить, посмотреть музей, поговорить с людьми в округе, собрать возможно больше информации. Готовы? Но, понятно, не как русский: Унбехавен просто-напросто не станет говорить с вами.

- По-английски он понимает?

- Да. Там расквартировано несколько американских дивизий...

- Он понимает английский очень хорошо, - заметила фрау Штайн.

- Будьте осторожны, - сказал Штайн. - Я не путаю вас, я предупреждаю. Надо, чтобы Форедж-сын пока что дремал. Он очень силен. А его дядя, Адальберт, был сотрудником рейхсминистра Розенберга и лично составлял описи картин, похищенных в России.

- Вам не поздно отказаться, господин Семенов, - изучающе разглядывая меня, тихо сказала фрау Штайн.

- Поздно, - отозвался Штайн. - Я вижу по его лицу, что поздно.

...А снег все валил и валил; мы со Штайном долго разгребали лопатами гору, пока наконец не появилась крыша "форда". Я сел в машину, и тронулся в обратный путь, и просидел за рулем девятнадцать часов, проехав за это время по широченной автостраде не более ста миль; заносы чудовищны; заторы на десятки километров; царствовала анархия - рычали грузовики, обдавая "легковушки" черной грязью, сшибая им крылья, царапая дверцы, - прав тот, кто сильней. Этот мучительный путь по автостраде, где можно развивать неограниченную скорость, ибо она шестирядна, - ни одной выбоины, асфальт шершав и надежен, - я столкнулся воочию с практикой жизни с позиции силы, и подумалось мне, что в экстремальной ситуации, будь то энергокризис, наводнение или лесной пожар, здесь вполне могут раскрыться шлюзы анархии.

...Этот, седьмой по счету, затор оказался нескончаемо долгим; стоявшие впереди водители выключили моторы и дальний свет; я достал из портфеля часть документов, переданных мне Штайном, и начал листать их; натолкнулся на описи похищенных у нас ценностей.

Когда я углубился в чтение, мне стало очень холодно, и не потому что замерз - в машине работала хорошая печка, - холодно стало от ужаса, оттого что я впервые воочию увидел р а з м а х грабежа.

Приведу лишь малую часть описей:

"Икона. Святая Мария. Новгород, начало 15 века, 96 см на 60; Икона. Святая Мария, Московско-Строгановская школа, 16 век; Икона. Греческая школа (не Грека ли?), конец 15 века".

Эти и тысячи других бесценных произведений русского искусства п р о н у м е р о в а н ы собственноручно Адальбертом Фореджем; 1402, 1938, 1385, 1939, 14191... А есть в описях и такие номера, как Р1-8-373; то есть, коли вдуматься, размах грабежа делается воистину невероятным! Шутка ли сказать, с т о т ы с я ч н ы е цифры!

А потом я уже не смог смотреть на цифры, я следил лишь за фамилиями: "Клод М., портрет Татьяны, из "Евг. Онегина"; Маковский, "Портрет молодого крестьянина"; Тропинин, Ге, Поленов, К. Брюллов, Мясоедов, Боровиковский, Ф. Бруни, Васнецов, "Вид на старый Киев", 48x70; Куинджи, "Степь", Крамской, "Портрет художника Н. Ге", Маковский, Кипренский, Айвазовский, К. Аргунов, Репин И., "Портрет Христа", 95x71 (этой картине нашего гения был присвоен номер У-702), Рокотов, Иванов, Лагорио, Неверов..."

...Такого рода описи похищенного составляют многие десятки страниц! Я привел не сотую и даже не тысячную долю перечня того, что исчезло из наших музеев...

3

...По дороге в Мюнхен я решил в з я т ь местную дорогу и проехать через Ансбах, что во Франконии, где бургомистром фон Мош, а оттуда рукой подать до замка Кольмберг, с его музеем восточной культуры.

За те зимние месяцы, что я прожил в ФРГ, привычка оговаривать встречу укоренилась быстро. Понятие "авось примет" тут просто-напросто не сумеют перевести; записные книжки, которые рассылают концерны, редакции, бундестаг, различные общества в канун Нового года, напечатаны таким образом, чтобы человек мог занести в портативный календарик в с е предстоящие на год звонки и встречи. Если, например, я договорился с человеком о встрече в апреле, хотя звонок был сделан в феврале, можете быть уверены, что у него этот день и час будет отмечен в календарике; в случае чего-либо непредвиденного (ваш собеседник хоронит друга, лежит в клинике, вызван канцлером, разводится с женою, вылетел для срочных переговоров за границу) вас не преминут предупредить об отмене встречи за неделю. К понятию в р е м я здесь относятся, как к золоту, - его считают скрупулезно. Самый маленький руководитель, начиная с мастера на фабрике, ведет постоянный учет минут, истраченных рабочим на курение, - ведь перекур не есть работа, это убыток предприятию, это - р а с х и щ е н и е г л а в н о г о н а ц и о н а л ь н о г о д о с т о я н и я то есть времени. Огромное количество магазинов, лавок, магазинчиков, кафе, ресторанов, бензозаправочных станций не что иное, как средство сохранения времени, для того чтобы жестко требовать от подданных работы, а не расхищения часов в очереди за огурцом или пуговицей.

Итак, новая привычка оговаривать каждую встречу загодя заставила меня связаться с Ансбахом, что во Франконии, представиться секретарю обер-бургомистра и передать ему просьбу о встрече с господином фон Мошем.

- Какую газету вы представляете? - переспросил секретарь.

- "Литературную", Советский Союз.

- Ясно. Не будете ли вы так любезны подождать у аппарата?

Ждал недолго, в трубке что-то щелкнуло, пророкотал вальяжный голос:

- Алло, добрый день, говорит Мош!

- Добрый день, господин фон Мош! Не смогли бы вы найти для меня время на следующей неделе?