Марийкино детство - Дина Бродская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ж, вы хотите, чтоб немецкий кайзер сел нам на шею? От него будет трудней избавиться, чем от царя…
Полуцыган махнул рукой и сердито отвернулся.
Плотник Легашенко, босой, в солдатских штанах с болтающимися тесёмками, уже несколько минут прислушивался к спору.
— Чья бы корова мычала, а ваша бы молчала, — грубо сказал он Геннингу. — Такие, как вы, при всяком царе не пропадут — хоть при русском, хоть при немецком…
— А тебя не спрашивают, дезертир, — оборвал его Геннинг.
У Легашенко ещё больше, чем всегда, начало передёргиваться лицо.
— Это я-то дезертир? Ну, а сам-то ты не дезертир? Небось и не нюхал пороху! Сидел здесь, наживался, сразу видно — от войны не в убытке. А я газом отравлен на всю жизнь. Погоди, доберёмся до вас, буржуев… С царём расквитались, теперь за вас возьмёмся.
— Вот и я тоже говорю… — обрадовался печник.
Геннинг нахлобучил пониже свою шляпу и нырнул в калитку. Марийка слышала, как он проворчал сквозь зубы:
— Большевицкая агитация…
Газета «Голос рабочего»
Марийку послали на почту за марками. Она купила марки и не торопясь, глазея по сторонам, пошла домой.
Только что прошёл дождь. Повсюду блестели на солнце лужи. Небо было голубое и чистое.
— Голь!.. Голь!.. Голя! — услышала Марийка хриплый выкрик.
Чёрный угольщик медленно ехал по улице, погоняя кнутом свою грязную белую клячу. Мешки с древесным углём были сложены за его спиной. Облако чёрной пыли плыло над телегой.
Марийка схватилась за глаз. Ей вдуг стало больно смотреть. Она потёрла глаз пальцем, потом оттянула веко кверху и плюнула на землю три раза подряд. Это, как известно, самый верный способ, чтобы выскочила пылинка. Но пылинка не выскочила.
«Ишь, как его запорошило!» — подумала Марийка и пошла дальше, прикрыв ладонью глаз. В другой руке она сжимала сдачу — новенький двугривенный.
«Как плохо жить с одним глазом, — думала она. — Всё замечаешь только с одной стороны… А вдруг этот глаз у меня вытечет, как у той женщины, что приходила к доктору?!»
Марийка ощупала зажмуренный глаз. Смотреть всё ещё было больно. Что-то мокрое ползло по щеке.
«Вытекает! — решила Марийка. — Сейчас я, наверно, ослепну!..»
— Марийка, что это с тобой? — услышала она вдруг знакомый голос.
Она подняла голову и увидела перед собой Сашу-переплётчика:
— Сашенька, посмотри скорей на мой глаз! Так больно, так больно…
— А ну-ка, сейчас посмотрим! — Саша взял Марийку за подбородок. — Ничего особенного. Видно, пылинка попала в глаз, а ты пальцами натёрла. Пойдём со мной тут к одной знакомой, она близко живёт, нужно промыть глаз.
Он взял её за руку и повёл за собой. Марийка прижалась щекой к Сашиному рукаву, от которого пахло клейстером и табаком. Она крепко сжимала большую шершавую ладонь Саши и шла за ним, зажмурив оба глаза.
— Ходи поаккуратней, — сказал Саша, — прямо по лужам шлёпаешь…
— Я это нарочно. Будто я слепая, а ты мой поводырь.
— Осторожней, — сказал Саша, — тут калитка. Ну раскрывай глаза.
— А мы скоро придём?
— Да мы уже пришли.
Они остановились, и Саша постучался. Кто-то отворил дверь. Споткнувшись о порог, Марийка с закрытыми глазами вошла в дом.
— Что это за девочка? — услышала она мужской голос.
— Это моя старая приятельница. Дай-ка, Майор, чистый платок, я ей глаз промою. Ну, кучерявая, раскрывай очи. Да ты не мигай!.. Ну, вот и готово, видишь, какой кусок угля вытащил, целый угольный склад был у тебя в глазу.
Марийка открыла глаза и увидела себя в небольшой комнате, полной сизого табачного дыма.
За двумя столиками и на подоконнике единственного окна сидели люди. Почти все они что-то писали. Это было бы похоже на почту, если бы не железная кровать, на которой лежало чьё-то пальто и пачка газет.
Маленький темноволосый человек в студенческой куртке нараспашку подошёл к Саше.
— Ну, как у тебя дела? — спросил он, поправляя на носу пенсне.
— Дела хорошие, Майор. Собрано по подписным листам двести восемнадцать рублей с лишним. Это только среди рабочих лесопилки. Сейчас пойду в Культяповку.
«Вот странно! — подумала Марийка. — Майоры ведь, кажется, всегда бывают военные, а этот одет, как Саша-студент, только куртка постарее».
Саша вынул из карманов большие, исчирканные подписями листы и толстую пачку денег. Деньги он начал пересчитывать.
— Ты чего? — спросил он Марийку, которая всё ещё стояла у дверей. — Беги домой.
— Я тебя подожду, — тихонько сказала Марийка.
На подоконнике сидел пожилой рабочий с длинными, обвислыми усами. Низко наклонившись, он что-то писал на листке бумаги, подложив под него толстую книгу. Нахмурив лоб, он кусал кончик своего карандаша, то и дело перечёркивал написанное и снова писал.
Кто-то назвал пожилого рабочего Захаром Иванычем.
«Уж не Машкин ли это дядя Захар Иваныч, который, собирался её на фабрику пристроить?» — подумала Марийка.
Лицо у Захара Иваныча было не строгое, и усы так добродушно свисали вниз, что Марийка, осмелившись, спросила:
— Дяденька, вы не знаете дворника Кириченко? Вы не дядя ли Машкин будете?
— Обязательно Машкин, — рассеянно ответил Захар Иваныч и, продолжая писать, ещё несколько раз повторил: — обязательно Машкин, обязательно Машкин…
Марийка на цыпочках прошла в другой конец комнаты, где за столиком писал Майор.
Она несколько минут разглядывала узкие листки, исписанные красивыми, ровными строчками. Удивительно, как это у него так ровно получалось без линеек. Вот бы ей научиться!
Вдруг распахнулась дверь, и в комнату вошла молодая женщина в длинном пальто и в суконной шапке. Она поставила на стол что-то тяжёлое, квадратное, завёрнутое в вязаный платок.
— Вот, — сказала она грубым мужским голосом, — раздобыла пишущую машинку на три часа, сейчас начну печатать…
Все повскакали со своих мест.
Майор развернул платок, и Марийка увидела какую-то странную штуку, утыканную рядами белых эмалевых кружочков, на которых блестели чёрные буквы.
— Пишущая машинка! Ну и молодец же ты, Анна Ивановна! — сказал Майор. — Теперь у нас работа пойдёт на всех парах…
Анна Ивановна начала раздеваться. Волосы у неё были коротко подстрижены, и Марийке это очень понравилось. Девочек с короткими волосами она видела, но стриженых женщин — ещё никогда. Анна Ивановна была рослая, крепкая, с румянцем во всю щёку. Она носила мужскую косоворотку, огромные ручные часы и вообще была похожа на мужчину.
Усевшись за столиком, Анна Ивановна заложила в машинку чистый лист и начала быстро стучать пальцами по белым кружочкам — ну точно на рояле играла. Марийка стояла за её спиной и смотрела, как на бумаге отпечатываются красивые лиловые буквы.
Когда Анна Ивановна на минуту встала из-за машинки и зачем-то подошла к Майору, Марийка успела ткнуть пальцем в один кружочек. Машинка цокнула, и посреди листа появился жирный лиловый §.
Майор теперь перестал писать. Он ходил по комнате и диктовал, а Анна Ивановна так быстро отстукивала на машинке каждое его слово, что даже не заметила Марийкиного параграфа.
— «Временное правительство есть правительство капиталистов, — диктовал Майор, шагая по комнате, — оно не может окончить грабительскую войну, оно не может не охранять интересы буржуазии…
Советы рабочих и солдатских депутатов представляют другие классы — классы трудящихся…»
Майор то и дело подбегал к каждому из сидевших в комнате, заглядывал в их листки и торопил:
— Ребята, поторапливайтесь, не забудьте, что мы должны выпустить газету к завтрашнему дню; мы должны довести до масс слова товарища Ленина…
— Хорошо тебе поторапливаться, как ты шибко грамотный, — жаловался Захар Иваныч, — а у меня вон полная голова разных мыслей, а на бумагу не идут. Аж вспотел весь…
Саша наконец кончил пересчитывать деньги.
— Ну, пошли, Марийка, — сказал он, — мне ещё в Культяповку надо, а тебе пора домой.
— Саша, а для кого это ты столько денег собрал? — спросила Марийка, когда они вышли на улицу.
— Для нашей рабочей газеты.
Марийка засмеялась:
— Ты всё шутишь! Я ведь знаю, что газета стоит пятачок, а у тебя вон сколько денег собрано…
— Эх ты, голова садовая! Одна газета стоит пятачож, а нам нужно напечатать пять тысяч штук. Понимаешь? За бумагу нужно заплатить — раз, за краску — два…
— А когда выйдет газета? — спросила Марийка.
— Завтра в обед. К концу дня пойдём разносить в рабочие районы.
— Саша, возьми меня с собой, я буду тебе помогать.
— Не устанешь? Много ходить придётся.
— Ничего, я привычная!
— Ну, тогда жди меня завтра в три часа возле водокачки на Михайловской улице. Оттуда пойдём на лесопилку.
Назавтра, ровно в три часа, Марийка ждала Сашу в условленном месте.