Марийкино детство - Дина Бродская

— Антрэ! — ответил из-за двери голос Патапуфа.

Марийка не знала, что значит «антрэ», и с минуту ещё постояла у порога.

— Входите же! — повторил Патапуф.

В комнате у клоуна было как-то по-особенному уютно. Горела лампа, на стенках висели яркие костюмы в блёстках и новая ярко-голубая афиша с огромным слоном, стоявшим на задних ногах; за столом, заставленным сластями, Марийка увидела Патапуфа в пёстром халате, а напротив него, спиной к дверям, сидел какой-то человек в чёрной рубашке. Когда он повернул голову, Марийка узнала Сашу-переплётчика. Она страшно обрадовалась Саше, хотела броситься к нему и спросить, как он попал к клоуну, но тут к ней подбежала Стэлла.

Стэлла, которую Марийка давно не видела, теперь зачёсывала чёлку набок и перевязывала волосы красной лентой. Она уже носила туфли на высоких каблуках и стала похожа на взрослую.

— Марийка, как хорошо, что ты пришла! Я по тебе соскучилась.

Стэлла потащила Марийку к столу, налила ей чаю с лимоном, наложила полное блюдце халвы и конфет.

Ещё никогда Марийка не видела Патапуфа таким разговорчивым, как в этот день.

Прихлёбывая чай, он рассказывал про разные города и про цирки, где он работал.

— Нет, вы не говорите… Артист — такой же подневольный человек, как и рабочий. Да и зависит он от хозяина не меньше, потому что связан контрактом…

Марийка с любопытством разглядывала пёстрый халат клоуна, его руку с длинными ногтями, на которой была вытатуирована лошадиная голова, его бритое худое лицо со складками на щеках.

Когда клоун говорил, он слегка прищуривал один глаз, и от этого казалось, что он над чем-то подсмеивается.

— Вот взять хотя бы меня, — продолжал Патапуф, — я уже с десяти лет работал в манеже вместе с братом и отцом, партерными акробатами. Когда мне было четырнадцать лет, отец и брат умерли в один день от холеры. Это было в Саратове. Товарищи мне сказали, что в Нижнем к ярмарке открывается большой цирк. Недолго думая, я еду зайцем в Нижний и подписываю там свой первый контракт. До этого нам приходилось работать в бродячих труппах и балаганах. А здесь был большой, настоящий цирк. Сказать по правде, я вначале перед каждым выступлением себя не помнил от страха. А вдруг, думаю, оскандалюсь! Репетировал, упражнялся до седьмого пота. Помню, однажды утром пришёл я на репетицию в цирк и только было надел трико, как вдруг подходит ко мне директор цирка Морозов.

«Бери, — говорит, — братец, лопату да помоги там чистить конюшню…»

Я сразу не понял.

«То есть как же это? — спрашиваю. — Ведь я же акробат».

«А так. Раз контракт подписал, значит обязан исполнять все пункты».

А я контракта как следует и не читал. Оказывается, там написано, что я, акробат Брозио (тогда меня ещё не Патапуфом звали, это имя я позже себе придумал), обязан убирать манеж, чистить конюшню, складывать ковёр, словом, делать всё, чего от меня потребует хозяин.

Ну ладно, взял я лопату: чистить так чистить. Это ещё полбеды. Хуже было то, что наш директор тяжёл был на руку. Чуть что — подзатыльник. Ну, раз я не выдержал и хвать его шамбарьером — знаете, такой длинный хлыст, которым лошадей гоняют… Ну, и выперли меня, конечно, из цирка, не заплатив ни гроша…

Саша внимательно слушал рассказ клоуна. Лицо у него было серьёзное и как бы чем-то озабоченное. Он совсем не смотрел на Марийку, хотя она сидела рядом.

«Уж не рассердился ли он на меня?» — подумала Марийка.

— Вы, наверно, всю Россию исколесили? — негромко спросил Саша клоуна. — С этаким характером долго на месте не удержишься.

— Это правильно. Мы со Стэллой как птицы перелётные. Если что не по нас — чемоданы под мышку, и были таковы. Верно, девочка?

Стэлла тряхнула головой.

Напившись чаю, Марийка со Стэллой встали из-за стола.

— А я не знала, что наш Саша к вам ходит, — сказала Марийка Стэлле на ухо.

— Его с папой фельдшерица Анна Ивановна познакомила. Знаешь, такая высокая, стриженая… — зашептала Стэлла, чтобы отец не услышал.

Но клоуну было не до того. Наклонившись через стол, он тихо разговаривал с Сашей.

— Ну какие могут быть разговоры? Понятно, у меня не найдут. Тащите сюда скорее…

Саша торопливо поднялся из-за стола. «Мне ни словечка не сказал и уже уходит», — подумала Марийка.

Саша точно отгадал её мысли.

— Я сейчас вернусь, кучерявая, — сказал он и улыбнулся.

Марийке сразу стало веселее.

Саша ушёл. Клоун сел бриться, а Стэлла с Марийкой начали убирать со стола посуду.

Минут через пятнадцать Саша вернулся и передал клоуну какой-то небольшой пакет, который тот спрятал в один из своих многочисленных чемоданов.

— Это, знаете, замечательный чемодан, — сказал он: — цирковой, с секретом. Можете не беспокоиться.

Потом Патапуф пошёл переодеваться за ширму, а Саша, Стэлла и Марийка опять уселись за стол и принялись есть халву и щёлкать орехи.

— А чего это вам наш Саша принёс? — спросила Марийка у Стэллы, когда Патапуф и Саша ушли.

— Сама не знаю. Сейчас посмотрим, я ведь знаю, какой в этом чемодане секрет.

Стэлла раскрыла чемодан и, нажав пружинку, вытащила откуда-то из-под клетчатой подкладки пакет. Под обёрткой оказалась толстая книга. На переплёте стояли золотые буквы: «Сочинения. Аксакова».

— Книжка, — разочарованно сказала Марийка.

— Это только сверху Аксаков. Уж я знаю, смотри.

Стэлла развернула книгу. Под переплётом оказалась целая пачка каких-то маленьких листков и тоненьких книжонок.

— Это знаешь что? — зашептала Стэлла. — Это книжки против царя. Только не говори никому. А то нас всех посадят в тюрьму — и тебя, и меня, и папу, и Сашу твоего…

«Как же так, — подумала Марийка, — Саша прячет книжки против царя, а я послала этому самому царю письмо…»

— Стэлла, — сказала она нерешительно, — как ты думаешь, если бы какая-нибудь девочка послала царю письмо и попросила помочь деньгами, он бы ответил или нет?

— Конечно, нет, — засмеялась Стэлла и, помолчав, добавила: — Да что там девочка! Один раз в Петрограде собрались рабочие и пошли к Зимнему дворцу. Они хотели вызвать царя и рассказать ему, как им тяжело живётся. Они сняли шапки и несли впереди иконы и портреты царя. А он побоялся даже выйти на балкон и приказал в них стрелять. Понимаешь, стрелять в безоружных людей, которые шли к нему за помощью! Мне папа про это рассказывал…

Марийка вышла от Стэллы сама не своя. Эх, знала бы она раньше, ни за что бы не посылала письмо царю! Зря только марку извела.

Царя прогнали

Лора и Марийка сидели в спальне на ковре и нанизывали на шелковинку рассыпанные докторшей янтарные бусы. Елена Матвеевна причёсывалась перед зеркалом. Девочки нанизывали бусы на одну и ту же нитку с разных концов.

Марийка положила в рот бусину, похожую на яичный желток, и сосала её, как конфету.

В спальню вошёл доктор. Из-под распахнутого пальто у него торчал белый халат. В этот час доктор обычно принимал в больнице.

Елена Матвеевна, отвернувшись от зеркала, удивлённо спросила:

— Что случилось, Гришенька? Почему ты сегодня так рано?

Доктор отдышался и сказал очень серьёзно:

— Революция. Из Киева сообщают, что царь отрёкся от престола.

— Почему из Киева? Разве царь в Киеве? — удивилась Елена Матвеевна.

— Да нет, сообщают из Киева… Весь город об этом уже знает. Ты бы посмотрела, что делается на улицах…

— Папа, что это значит «отрёкся от престола»? — закричала Лора.

Доктор засмеялся:

— Ну как тебе объяснить? Прогнали царя — вот и все.

Марийка от удивления чуть не проглотила бусину.

«Прогнали! Вот здорово! Значит, недаром Саша был против царя…»

В этот день к обеду собралось много гостей. Пили вино и шумели, как на именинах.

В передней почти на всех мужских пальто Марийка увидела красные банты.

Назавтра Поля встала пораньше и побежала в типографию, чтобы достать для доктора газету. Все в доме ждали её с нетерпением. В газете должно было быть напечатано, как прогнали царя и что делается в Петрограде.

— Ну, принесла газету? — спросила Марийка Полю, когда та вернулась домой.

— Вот, читай скорее, только не вымажь, а то доктор ругаться будет.

Марийка развернула газету, ещё пахнувшую типографской краской. Она прочла все столбики, но нигде не нашла ни слова о том, что случилось в Петрограде.

— Всё это враки, — сказала Катерина. — Выдумают тоже — царя прогнали! Так он вам и дался в руки, голубчики! Да разве ж можно без царя? Боженька ты, мой, и у гусей вожак бывает…

— Тоже вожак был! Много ли ты от него пользы видела? — сказала Поля.

— Молчи, дурища! Ещё кто услышит, так тебе непоздоровится… Давайте газету, пока не смяли.

Приоткрылась кухонная дверь, и в ней показалась голова дворниковой Машки.

Машка держала на руках братишку и делала Марийке какие-то таинственные знаки.