Сын предателя - Валерий Мухачев

 Бойцы забрали пулемёты с мотоциклов, старательно вывели из строя моторы и колёсные камеры. Загрузились трофейным оружием и провизией под завязку, не постеснявшись эксплуатировать спины и плечи будущих смертников, двинулись назад. Появившиеся невесть откуда местные жители стали умолять взять их с собой, справедливо боясь вероятной мести фашистов. Вместе с этим разношёрстным хвостом увеличившийся отряд гремучей змеёй стал заползать в туманный лес и исчез за пеленой осеннего, затяжного дождя.

глава 23

 Первый курс на Худ-графе многим стоил несбыточной  мечты о дипломе. Начертательная геометрия съела сразу шесть студентов в конце второго семестра. Все перешедшие на второй курс старательно мучились над освоением масляных красок, которые нужно было класть на картон или холст от тёмного к белому, а не наоборот, как в акварели - от белого к тёмному.

 Нельзя сказать, что переход от акварели к масляной живописи был лёгким. Николай мучился не меньше других студентов, успехи которых были гораздо ниже его успехов. Краски были в тубах, выдавливать их приходилось на палитру. Сколько должно было понадобиться краски, было неизвестно. Николай обычно всегда сильно пачкался, довольно скоро рукава и колении у куртки и брюк начинали иметь пятна, которые отстирать уже не имелось возможности.

 Краски выдавались в скупом количестве, приходилось их дополнительно покупать на стипендию.

 Преподаватель подсказывал Николаю редко, давая ему самому до всего доходить. Поэтому Николай часто заходил в книжный магазин и искал книжки по теории рисования и живописи.

 У Николая появился друг, парень весёлый, легкомысленный и выпивоха. Николай попадал то в притяжение Зины, то Рудольфа Каргашина. Ни тот и ни та пользы для Николая не приносили.

 Энергия уходила то на сердечные страдания, то на весёлый хохот. И всё-таки умение рисовать росло, а с умением росла и неприязнь группы к сопливому, тощему студенту, так не похожему на солидных мужчин, отслуживших в армии, поработавших на производстве и в колхозе. Плутание в перспективе, тонах и цвете им солидности не прибавляли. Лёгкость же,

 с какой Николай разделывался с постановкой натюрморта или композицией многих раздражала.

 В каникулы в январе преподаватели одарили четырёх студентов поездкой в Москву. Среди них попал и Николай Лубин. Москва встретила студентов радушно. Гостиница подарила им комнату, музеи - шедевры живописи. Сама Москва поразила Метрополитеном. Эдик из группы "Б" уже бывал в Москве, поэтому троица "гусят" старательно шаркала подошвами ботинок по очищенному от снега асфальту следом.

 Как ни впитывал Николай технику живописи в Третьяковской Галерее и  в музее имени Пушкина, но понять её так и не смог. Он просто любовался шедеврами, не ощущая, что это нарисовано. Так всё было полно жизни!

 Три последних дня питались в столовой завода имени Ленина, в котором выпускался автомобиль "Москвич". В этой столовой была система - после определённого часа можно было набирать полный поднос на пятнадцать, а то и на десять копеек. Всё-равно все остатки выбрасывались.

 Зине Николай привёз туфли за  пять рублей. В них можно было ходить только в сухой день в лес за грибами. Каблук не превышал двух сантиметров. Николай внимательно следил, чтобы рост Зины всегда был ниже его роста на один сантиметр. Зина с саркастической улыбкой спросила:

 -Там, в Москве все такие, наверно, носят?

 Николаю стало неприятно. Он и так несколько завтраков и обедов в Москве пропустил, чтобы эти пять рублей сэкономить. К тому же, ему приходилось рядом с Зиной ходить, будто проглотив аршин. Вверх как он ни тянулся, но, видно, бог решил больше ему роста не давать.

 Учёба шла своим чередом. Воспоминания московские скоро перестали интересовать других студентов, карандаши чиркали по бумаге, кисти елозили по холстам. Лекторы читали лекции, не интересуясь, слушают их или нет.

 Весна приползла в город со скоростью черепахи, но как ни медлила, зелёные листочки затрепетали за окнами аудиторий. Николай ухитрился сдать все зачёты и экзамены. К июню он был уже свободен. С Зиной он расстался без особой печали. Каргашин так засыпался в учёбе, что не докучал ему рассказами на амурном фронте. Николай просто решил заработать денег в Художественном Фонде. Их преподаватель договорился с директором этой организации для более успешных студентов. Обычно требовались люди для оформления Сельхозвыставки.

 Практику можно было получить хорошую в оформительском деле, но лучше рисовать от этого было, конечно, невозможно. Николая Дирекор Фонда просто отфутболил. Вид был неказистым,

 впечатления не получилось. Николай был в такой нужде, что гордость свою выказывать не стал, сходил домой и принёс свои рисунки. Директор Худфонда был человеком культурным, против мастерства претензий не заимел. Так что Николай явился на Сельхозвыставку на велосипеде, всем видом показывая, что он, ко всему, ещё и спортсмен.

 Конечно, Николаю поручили самую чёрную работу. Николай и эту работу принял, как подарок судьбы. Две недели он выпиливал лобзиком буквы вывесок павильонов, потом писал тексты больших плакатов, стоимость которых была самой низкой. И когда он заработал одобрение старых художников, готовых поручить ему более сложное задание, Николай вдруг вспомнил, что должен написать несколько пейзажей. Как его ни уговаривали художники с седыми волосами, Николай сел на велосипед и укатил на природу. Шестьсот рублей, которые он заработал, хватило, чтобы сшить осеннее пальто из очень тёплой ткани и купить дорогие зимние ботинки.

 Теперь он вполне походил на жениха для Зины.

 К этому богатству Николай сам сшил настоящий пиджак с подкладом, карманами. Осталось опробовать - прогуляться до кинотеатра. У кинотеатра Колосс на него обратила внимание ужасно намалёванная девица, не доросшая до совершеннолетия.

 -Скажите, пожалуйста,  где вы купили такой пиджак? - моргая наивно голубыми глазами в ореоле ресниц, спросила девица. Толстые губы её сияли рубином. Николай прошёлся взад и  вперёд, повернулся спиной, потом передом.

 -Правда, красиво?

 -Он, наверно, очень дорогой?

 -Нет, не очень.

 -Он у вас какой-то не такой! - с восторгом воскликнула девушка, по имени Марина.

 Зина до первого сентября была забыта.

глава 24

 -Ну, предатели, берите лопаты и копайте себе могилу! - приказал командир партизанского отряда. Фёдор и Чернявый молча подчинились, но третий завыл белугой, упал на колени и пополз к командиру на четвереньках, умоляя простить.

 -Ты, сволочь, убил всех жителей деревни и ещё воешь?! - заорал на него командир. - Бери лопату, гад, и копай глубже, чтобы от тебя меньше смердило! Вон, твои подельники уже в ад дорогу себе прокладывают!

 -Я не убивал! - канючил полицай. - Я только собирал народ!

 Командир достал револьвер, навёл на полицая.

 -Копай, гад!

 Полицай попятился в ужасе задом к лопате, сиротливо лежавшей на траве, взял её и вдруг, дико вопя, кинулся навстречу своей смерти. Раздался выстрел, лопата чиркнула воздух, и полицай рухнул в двух шагах от командира.

 -Мужики, лопата освободилась, помогите двум врагам народа, а то они до утра не выкопают новую землянку! - распорядился командир. - А этого закопайте где-нибудь подальше.

 Копали до самой ночи. Землянка нужна была просторная, народ сначала менялся у одной лопаты, но потом стали и Фёдору с Чернявым давать отдохнуть. Видно, всем понравилась выдержка этих мужчин, не требовавших к себе снисхождения. Фёдор чувствовал себя одураченным. Мог же сбежать в пути не один раз, если бы знал, что этот военный билет так некстати попадётся на глаза командиру.

 Он понимал, что никакое чудо сейчас не спасёт его от позорной смерти, и уже завидовал этому полицаю, который не стал дожидаться, когда толпа вместе с бойцами выслушает приговор, хором брякнет в лесной глуши - "смерть предателям"! Сам ли командир расстреляет их или доверит эту миссию кому-нибудь, разницы для него уже никакой не было. Несколько человек с ружьями неусыпно следили за Фёдором и Чернявым.

 Фёдору было неприятно оказаться рядом с полицаем, но Чернявый и не навязывался в напарники, вёл себя так, будто с Фёдором не знаком, копал молча и отдыхал, уперев глаза в землю. Ночью, при скупом освещении костра, жители деревни стали устраиваться на ночлег. Заготовленный лапник постелили под деревьями, подложили в изголовья захваченные из домов подушки, прикрылись, кто чем мог, плотно прижавшись друг к другу.

 Фёдору приказали вылезть из выкопанного прямоугольника, отвели в землянку к командиру. Тот сидел возле керосиновой лампы в окружении нескольких партизан, что-то громко обсуждая.

 -Ну, как желудок? - спросил он Фёдора. - Тяжёлая работа не вредит организму?