Мой любимый враг (СИ) - Шолохова Елена
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Просто уйди, – произнёс он вроде и спокойно, но твердо и… с еле уловимым презрением.
А потом сделал неожиданное – присел на корточки рядом со мной, в своём безупречном пижонском костюме, и тоже стал собирать осколки посуды. Лабунец хмыкнул, но ретировался без слов.
За разбитые тарелки тетя Люба, посудомойка, обычно поднимает ор до потолка, но сейчас, когда Рощин подал ей на выброс осколки, она лишь недовольно сжала губы и проворчала что-то под нос.
Я, все ещё пылая от смущения, пробормотала «спасибо» и пошла на выход. Рощин – следом.
– А ты же не поел? – удивилась я.
– Расхотелось, – слегка пожал он плечом.
Мы снова брели с ним рядом по коридору, как тогда, после библиотечного закутка. Только тогда мы шли с ним порознь, и неловко было настолько, что я не выдержала и убежала. А сейчас… тоже, конечно, чувствовалась неловкость, но иначе. И, главное, казалось, будто мы идем вдвоем, вместе. И даже не потому, что я нарочно шла медленно, и Рощин – точно так же. Это было внутреннее ощущение, похожее на то, что возникло утром.
Правда, он так и оставался серьезным и даже не пытался завязать со мной разговор, как будто молчание ничуть ему не мешало. А я так не могу. То есть не то, что мне обязательно нужно болтать, но молчать мне комфортно только с теми, кого я давно и хорошо знаю или на кого мне абсолютно плевать.
– Извини, что я сегодня на тебя наехала, – нашла я благовидный предлог нарушить наконец затянувшуюся паузу.
Он скосил глаза и вдруг улыбнулся. Совсем чуть-чуть, буквально краешком губ, но зато взгляд его так заметно потеплел. В душе я, конечно, просияла, но сумела улыбнуться под стать ему – слегка.
– Не за что извиняться. А есть мысль, кто это мог быть?
– Я думаю, что это Лабунец.
Он ничего не ответил, но, по-моему, не согласился с моим предположением.
– Уверена?
– Не совсем. Иначе бы… – Я осеклась, чуть не выпалив, что иначе бы задала Лабунцу жару. Все-таки не хочется мне, чтобы Рощин считал меня скандалисткой. Интуитивно мне казалось, что ему всё такое претит.
– Иначе – что? – снова улыбнулся он.
– Иначе я бы ему предъявила, – подобрала я приличную формулировку. – Ну а что? Я почти два часа под дождем простояла, хорошо хоть не простыла. И времени сколько убила – прождала напрасно…
Черт! Я снова смутилась. Ждала-то ведь я Рощина, и он в курсе. И наверняка понимает, что нравится мне.
– Жаль, что я этого не знал, – ответил он с полуулыбкой.
– Мне совсем не до шуток.
– Я и не шучу.
Мы вышли в фойе, поднялись вдвоем по центральной лестнице, и мне казалось, что все на нас пялятся. Но тут опять так невовремя прозвенел звонок.
– Тебе куда? – спросила я.
– У нас алгебра.
– Значит, на третий этаж. А у нас география, мне туда, – я махнула рукой в сторону кабинета географии. – И… спасибо тебе ещё раз, что помог в столовой.
– Не стоит.
Я отвернулась и пошла на урок, не в силах больше сдерживать улыбку. Хорошо хоть он не видел моего цветущего лица. И вдруг он окликнул:
– Таня…
Я остановилась уже у самой двери, развернулась, глядя на него удивленно-вопросительно, пока он, держа руки в карманах, не спеша приближался ко мне.
– Знаешь поговорку, клин клином вышибают? – подходя, спросил он.
Я кивнула, совершенно не понимая, куда он клонит.
– Ну вот, чтобы перекрыть неприятные впечатления от вчерашнего свидания, надо сходить на другое.
– А-а, вот ты о чем. Ну да, – улыбнулась я. – Наверное…
– Это значит «да»?
Я сморгнула.
– Что?
Он шагнул ближе. Вынул левую руку из кармана, оперся ладонью в стену и подался чуть вперед… и внезапно оказался так близко, что у меня перехватило дух и плечи осыпало мурашками.
– Так, может, повторим наше свидание? Только теперь по-настоящему…
25
Ах, зачем он это сказал? Я потом сидела весь урок как блаженная.
Географичка нас о чем-то спрашивала, а я смысла её слов не могла уловить с первого раза. Ей даже повторять приходилось, когда она обращалась ко мне. Хорошо хоть я дома всё выучила и отвечала практически на автомате, потому что сосредоточиться и вникнуть как следует не получалось, хоть убей. Зато, отвечая, я улыбалась, не в силах сдержать радость. Географичка наверняка решила, что я с приветом. Правда, потом она и сама стала улыбаться мне в ответ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Боже, Дима Рощин позвал меня на свидание! Это же с ума сойти!
Жаль только, что мы ни о чем конкретном не договорились: когда, где, во сколько? Я же изведусь вся в ожидании. Может, после уроков он снова ко мне подойдет?
Но нет, у 11 «А» было шесть уроков, а у нас – семь (я проверила по расписанию). Ещё и потом нас задержала классная. Опять по поводу грядущего дня здоровья, который по инициативе родительского комитета решили растянуть на два дня. А конкретно: в следующие выходные вывезти наш класс в детский спортивный лагерь под Ангарском, который с наступлением осени пустовал, ну и там уже на месте воплотить остальную программу.
Наши восприняли новость на "ура". В кабинете сразу поднялся радостный галдеж. Классную буквально забомбили вопросами:
– Александра Михайловна, а родители чьи-нибудь будут? А какие там условия? А кормить будут или с собой брать? А если дождь?
– Там благоустроенные корпуса, не переживайте. Кормить будут, но и с собой взять что-то будет не лишним. С нами обещали поехать мама Лены Барановой и папа Жени Зеленцовой. Женя, Лена, так ведь?
Я хотела под шумок потихоньку смыться. Что толку слушать про их сборы, если все равно поездка мне не светит? Но классная тормознула меня на пороге, заставила вернуться на место и принялась агитировать, как будто ей не все равно.
– Таня, это же последний год! Сама потом жалеть будешь. Жизнь и так вас скоро разбросает… Ребята, что вы молчите?
– А мы не хотим, чтобы она с нами ехала, – отчетливо произнесла со своего места Зеленцова.
Александра Михайловна захлопала глазами.
– Как это?
– Кто мы? Ты, Зеленцова, за себя говори, – подала голос Филимонова. – Мне вот, например, все равно.
– Женя, почему ты так сказала? – расстроилась классная. – Вы же были лучшими подругами! Таня, почему Женя так говорит? Что у вас случилось?
Александра Михайловна у нас как будто в своем коконе живет. Она – мечтательница по типу Манилова, правда, активная. Неуемная энтузиастка с кучей дурацких идей. И при этом настолько сентиментально-ранимая, что я лично диву даюсь, как она еще дожила до своих сорока пяти лет и не сошла с ума, а то и не умерла от инфаркта. Вот честно, она плачет по всяким пустякам. От обычного мата падает на стул в полуобмороке.
Это Шлапаков однажды на уроке играл тайком в телефоне и нечаянно выругнулся вслух. Так мы до самого звонка её хором успокаивали.
А в другой раз к ней заявился чей-то папаша и наехал за несправедливо выставленную «четверку» вместо якобы заслуженной «пятерки». Мужик был резок, но не более. Но Александра Михайловна распереживалась так сильно, что ей скорую вызывали.
Не то чтобы я считала ее ненормальной, но с такими людьми мне сложно общаться.
– Так вы у Зеленцовой и спросите, – сказала я. – Она вам всё в красках расскажет. Вряд ли правду, конечно, но зато с чувством, с толком, с расстановкой.
В классе повисла пауза. Я взяла сумку, встала и ушла. Ну, не хотелось мне выслушивать эти её охи и ахи. Это ее наивное до тошноты: ребята, давайте жить дружно! Помиритесь ж скорее!
И что странно – мне ничуть не было обидно от слов Зеленцовой. Ни злости, ни раздражения, вообще ничего такого я не испытывала. Как будто Рощин зарядил меня мощнейшим позитивом на много часов вперёд, и ничто не могло испортить мне настроение. Хорошо хоть я перестала улыбаться без видимой причины, как дурочка.
Вечером я снова проверяла аккаунт лже-Рощина, но больше никакой активности там не наблюдалось. Да плевать, отмахнулась я. Розыгрыш, конечно, тупой и подлый, но зато если бы не он, Дима не позвал бы меня на свидание. Так что этому шутнику еще спасибо надо сказать.