Красная петля - Реджи Нейделсон

Вдруг из-за угла склада вылетел трицикл и резко затормозил. С него соскочил охранник, проворный толстяк с разъяренной физиономией, красно-бурой, будто ломоть копченой говядины. Он подбежал к воде, перегнулся через перила, приблизив мясистую рожу к ребятам на байдарке.

– Убирайтесь! Валите отсюда! Частная собственность! – вопил он, тыча пальцем в помятый знак, болтавшийся на цепи ограждения.

Мужчины посмотрели на него, друг на друга, потом на меня. Я стоял поодаль, в нескольких футах. Подошел к жирному охраннику, достал свой жетон и сунул ему под нос.

– Не припомню, чтобы река кому-то принадлежала, – заявил я. – Чтобы она была чьей-то собственностью.

– Теперь это частная собственность.

– Чья? Кто тебя нанял?

– Не знаю, – ответил он. – Одна компания. Слушай, я получаю восемь баксов в час за то, чтобы никто здесь не швартовался, вот и вся моя работа.

– Что за компания?

Он запустил руку в карман, нашарил визитку и отдал ее мне.

– Вот они, – он забрался на трицикл и с ревом умчался.

– Спасибо, друг, – поблагодарил один из байдарочников.

– И часто здесь бывает такое? – поинтересовался я.

– Теперь – постоянно. Тут люди грызутся за собственность, как бешеные. Они хотят открыть здесь пассажирский порт. И платную парковку. Приходят толковые ребята, которые хотят все обустроить, насажать деревьев, тут являются другие, чтобы все испортить. Все дерутся, рвут друг другу глотки. Кто-то считает это место своим, потому что живет здесь, хотя палец о палец не ударил, чтобы что-то наладить, другие считают себя хозяевами, потому что пришли сюда раньше. Это же Нью-Йорк. Мы убиваем друг друга за место под солнцем, – добавил он.

Я спросил:

– Вы знаете Сидни Маккея?

Второй мужчина поднял на меня глаза…

– Конечно, – ответил он. – Сида все знают. Он приходит и уходит, но время от времени мы встречаем его в баре на Ван-Брант-стрит. Иногда – на воде. У него отличная посудина, резвая такая яхта. Кажется, шведская.

– Как называется?

– Что?

– Яхта.

– Не помню, – ответил он, помахал рукой, и они погребли дальше, а я вернулся к машине.

12

К тому времени, когда я наконец дозвонился по телефону с автоответчика Сида, я уже почти доехал до города. Номер принадлежал Сонни Лилперту, именно его я дал Сиду на самый крайний случай.

Не успел я зайти к нему домой на Манхэттене, как он сообщил мне, что Сид избит и находится в коме, при смерти. Дело дрянь, сказал Сонни. Я развернулся и бросился к двери.

Это моя вина. Мне нужно было действовать. Сид был напуган, он знал, что кто-то охотится на него. По его словам, этот человек убил Эрла по ошибке и теперь придет за Сидом.

– Ты ничем не поможешь, старина, – сказал Сонни. – Он в больнице. Весь в проводах и на капельнице. С ним его семья. Наши люди присматривают. Сядь. Ты давно знаком с Сидни Маккеем и сказал ему, что можно звонить мне домой, так, старина? Это ведь ты дал ему мой телефон.

– Какие шансы, что он выкарабкается?

– Никаких. Один на десять миллионов. На сто миллионов, – ответил Сонни.

– Как это случилось?

Сонни сидел на балконе в зеленом брезентовом кресле, пил томатный сок. Он переехал сюда после развода, и квартирка была удручающей: мебель, обитая кожей и твидом, казалась взятой напрокат, этот унылый маленький балкончик, где он читал и размышлял о своем бруклинском детстве.

Он смотрел на стакан красного сока с таким омерзением, словно это была кровь. Закашлялся – вот-вот отхаркнет оба легких. Эмфизема, сказал доктор. Скверное сердце, скверные легкие. Прогнила механика, говорил сам Сонни. Как стапели в Ред-Хуке. Как тот сахарный завод, выгоревший, искореженный и проржавевший.

– Ты звонил ему? Ты все знал? – Я возвышался над ним.

– Сядь. Да, я звонил ему. Он мне сам вчера звонил, оставил сообщение, но я не перезванивал до сегодняшнего утра. Слишком поздно вернулся. И кета ти, как ты умудрился прослушать мое сообщение на его автоответчике? Ты был у него дома? Ты копаешь это дело? Или что? Да сядь ты, блин, ничем ты ему не поможешь.

– Может, он придет в себя.

– Говорю же, вряд ли.

– Откуда ты узнал?

– Мне позвонили из больницы. Кто-то нашел у Сида мой номер. Клочок бумаги в кармане.

– Как это произошло? – Я склонился к самому лицу Сонни, пот струился по лбу. На Сида напали. Он в коме. При смерти. Я замешан в деле. – Какая больница?

– Дай сигарету, – попросил Сонни, и я подкинул ему пачку.

Сад сказал, что у него мало времени, – проговорил я. – Просил меня приехать поскорее. Потом сказал, что хочет убраться из города. Он был напуган, но я не до конца это понял. Он знал, что попал. Я же решил, что он просто стареет. Сонни фыркнул:

– Ну, от этого никто из нас не застрахован, дружище.

Босой, в шортах цвета хаки и белой тенниске, Сонни был таким тощим, что казался мальчишкой Если бы не лицо – сейчас у него было лицо старика.

– Арти, лучше выкладывай все.

И я сел в желтое брезентовое кресло рядом с ним.

– Смотри: Сид позвонил мне в субботу ночью, говорил о каком-то бездомном, который вроде шпионит за ним. Снова звонит на следующее утро. Бродягу находят мертвым в Ред-Хуке, под причалом, практически под окнами офиса Сида. Я приехал в воскресенье утром. Сид наплел, будто за ним охотятся, а по ошибке пришили этого бомжа, потом передумал. Вчера я снова заезжал. Я должник Сида, поэтому дал ему твой номер на всякий случай. Слишком он был напуган. Я был занят свадьбой, собирался отработать на этом съезде и укатить к Максин на море и хотел, чтобы Сиду было кому позвонить.

– А мне сказать не пожелал, что дал Маккею мой домашний телефон?

– Прости. Глупо вышло.

Сонни удовлетворился извинением. Да и грех было не извиниться перед ним, таким маленьким и скрюченным в кресле. К тому же мне нужна была его помощь в деле Сида. Долгие годы я ненавидел манеру Сонни хвастаться, как он сделал из меня человека, дал первое задание, использовал меня, потому что я владел языками и одевался со вкусом, будто я – его творение. Я терпеть этого не мог, но Максин научила меня видеть здесь не издевку, а беззлобный треп. Теперь мне было жаль его. Я сидел, стараясь не смотреть на часы.

– Знаешь, тот мяч – просто чудо. Он у меня стоит на почетном месте, Сонни. Ей-богу. Так, значит, тебе вообще не удалось поговорить с Сидом, если я правильно понял?

– Вообще. Он позвонил мне. Я перезвонил, но было поздно. Его нашли у доков, на канале Гованус, где до сих пор работают кое-какие верфи. Место представляешь?

– Да.

– Его закинули на старый сгоревший катер, брошенный сто лет назад. Паромный буксир, кажется. Я пока не в курсе всех подробностей, но мой телефон отыскали, – сообщил Сонни. – У тебя есть что-нибудь по убийству бродяги, который шпионил за Маккеем?

– А с чего ты взял, что это убийство?

– Думаешь, я не разведал? За лоха меня держишь? Это смахивает на убийство, и, готов спорить, ты тоже так считаешь. Как с этим связан Маккей?

– Он нашел труп.

– Сид в Методистском госпитале на Коббл-Хилл. Когда его доставили, он едва дышал. Его ударили по голове чем-то вроде ржавого металлического прута. У него из черепа торчали стальные стружки. Потом оттащили на этот катер.

– Господи. – Я вспомнил слова Сида о том, что перед тем, как Эрл упал в воду, его огрели по голове палкой. Такое впечатление, что останки мертвого порта используют для убийства людей, стоящих на пути. Но на пути чего?

Я встал.

– Погоди.

– Что? Мне надо на работу, а потом я навещу Сида.

– Ему не поможешь.

– Тогда помоги мне.

– Сядь, – велел Сонни.

У меня по коже побежали мурашки. Кто-то разделался с Сидом тем же способом, что и с его братом Эрлом. Его избили и сбросили с гнилого причала в Ред-Хуке. Мне нужна была помощь Сонни поэтому я сел на край брезентового кресла и стал слушать. Тот же, как за ним водилось в последнее время, вспоминал детство.

– Когда я был пацаном, в Ред-Хуке готовили ребят для Корпорации «Убийство». Там находился тренировочный лагерь, их шайка держала весь район, но это было пятьдесят лет назад, когда там рулила еврейская мафия, и итальянцы тоже, и портовые грузчики были круты, а их профсоюз – криминален до мозга костей. Ты смотрел «На водном рубеже», дружок? Так примерно все и было – организованная преступность. Нас, детишек, туда не пускали, но если ты еврейский мальчик из Бруклина, тебя занимают только головорезы и бейсболисты, даже если мамочка твердит, что ты должен стать доктором, понимаешь? С год назад я наведался туда. И там ничего, кроме вшивых жилищных проектов и горстки яппи, мающихся дурью, да куча проектировщиков, у которых руки чешутся. – Сонни отпил сок. – Я бы на пушечный выстрел не подошел к этому месту: кому захочется жить на такой помойке? Поэтому я удивился, когда позвонил какой-то коп и сказал, что у Сида нашли мой телефон. И я не помню, говорил ли ему, что Сид оставил мне сообщение. С памятью плоховато стало, я-то думал, что перезвонил Сиду. Но уже поздно. Я склеротик, и самое паршивое, Арти, в том, что я это осознаю. Я теряю память и знаю об этом. Я по-прежнему читаю и понимаю Мелвилла, Толстого, Конрада, этих великих засранцев, которых всегда любил, но не понимаю окружающего мира. Думаешь, я спятил? Надо выпить. Если б я только вовремя связался с ним…