Труп в оранжерее - Дороти Сэйерс

— И как она выглядела, эта леди?

— Блондинка, мсье, и очень симпатичная; довольно высокая и стройная, очень хорошо одетая. Большая шляпа и темно-синий костюм. Что еще? Ну да, она была иностранка.

— Англичанка?

— Я не знаю. Она говорила по-французски очень, очень хорошо, почти как француженка, но с небольшим намеком на акцент.

— На каком языке она говорила с джентльменом?

— На французском, мсье. Понимаете, мы говорили все вместе, и они оба постоянно обращались ко мне, так что весь разговор шел на французском. Джентльмен говорил по-французски прелестно, только его одежда и определенные черты во внешности позволили мне предположить, что он англичанин. Леди говорила также свободно, но время от времени можно было заметить легкий акцент. Конечно, я отходила от них один или два раза, чтобы достать товар из витрины, и они продолжали говорить и тогда; я не знаю, на каком языке.

— Теперь, мадемуазель, вы могли бы сказать мне, как давно это было?

— Ах, боже мой, это довольно трудно. Мсье знает, что дни следуют друг за другом и похожи один на другой. Подождите.

— Мы можем посмотреть в журнале, — вставил слово мсье Брике, — когда алмазный гребень был продан вместе с алмазным котом.

— Конечно, — сказал Паркер торопливо. — Давайте вернемся назад.

Они вернулись и обратились к записям за январь, где не нашли ничего полезного. Но в графе за 6 февраля они прочитали:

Черепаховый гребень с бриллиантами — 7500франков. Кот с бриллиантами — 5000 франков (Форма С-5).

— Все совпадает, — сказал Паркер уныло.

— Мсье не кажется довольным, — предположил ювелир.

— Мсье Брике, — сказал Паркер, — я более чем благодарен вам за вашу огромную доброту, но искренне признаю, что из всех двенадцати месяцев в году я предпочел бы любой другой.

Паркеру весь этот эпизод показался таким раздражающим для его чувств, что он купил две газеты с анекдотами и, принеся их в «Будэ» на углу улицы Аугуста Леопольда, с серьезным видом принялся читать во время ужина, пытаясь привести в порядок свои мысли. Возвратившись в свою скромную гостиницу, он заказал выпить и сел писать письмо лорду Питеру. Это была медленная работа, и он, казалось, не особенно смаковал ее. Заключительный параграф был следующим:

Я изложил Вам все без какого бы то ни было комментария. Вы сможете сделать собственные выводы, как и я, — но лучше, я надеюсь, так как мои озадачивают и бесконечно волнуют меня. Они все могут быть высосаны из пальца — думаю, что это так; но смею надеяться, что с Вашей стороны появится что-нибудь, что позволит иначе интерпретировать факты. Я чувствую, что-то должно проясниться. Я бы предложил передать работу кому-либо еще, но другой человек может делать еще более скоропалительные выводы, чем я, и внесет беспорядок во все дело. Но, конечно, если Вы решите, я скажусь внезапно больным в любой момент. Дайте мне знать. Если Вы думаете, что мне следует продолжать копать здесь, не могли бы Вы раздобыть фотографию леди Мэри Уимзи и выяснить, если возможно, об алмазном гребне и зеленоглазом коте, а также в какие точно дни леди Мэри была в Париже в феврале. Она говорит по-французски так же, как и Вы? Сообщите мне, как у Вас дела.

Искренне Ваш,

Чарльз Паркер.

Он тщательно перечитал письмо и отчет и запечатал их. Затем он написал своей сестре, аккуратно запаковал посылку и позвонил, чтобы пришел камердинер.

— Я хочу, чтобы это было отправлено немедленно заказным письмом, — сказал он, — а пакет должен быть отправлен завтра как посылка.

После этого он лег спать и перед сном читал комментарии к «Посланию иудеям», чтобы заснуть.

Ответ лорда Питера прибыл с обратной почтой:

Дорогой Чарльз, не волнуйтесь. Мне самому все это ужасно не нравится, но я предпочел бы, чтобы этим делом занимались Вы, а не кто-либо другой. Как Вы говорите, обычному полицейскому малому все равно, кого он арестовывает, если он кого-то арестовывает, и в большинстве своем он является самым омерзительным человеком, копающимся в Ваших делах. Я думаю о том, как оправдать моего брата — это первое соображение; в конце концов, все что угодно будет лучше, чем если Джерри повесят за преступление, которого он не совершал. Кто бы ни сделал это, пусть лучше пострадает виновный, чем невиновный. Так что продолжайте.

Я прилагаю две фотографии — это все, что мне удалось достать на настоящий момент. Одна в форме медсестры — довольно потрепанная, а на другой все скрыто большой шляпой.

У меня было чертовски странное небольшое приключение здесь в среду, о котором я расскажу Вам при встрече. Я нашел женщину, которая, очевидно, знает больше, чем должна, и весьма многообещающего хулигана, только, боюсь, у него есть алиби. Также у меня есть шаткое предположение о ключе к № 10. Больше ничего не случилось в Норталертоне, за исключением того, что Джерри, конечно, был привлечен к уголовной ответственности.

Моя мать, слава богу, здесь! И я надеюсь, что она чего-нибудь добьется от Мэри, но ей стало хуже в эти два последних дня — я подразумеваю Мэри, а не мою мать, — она ужасно больна. Доктор Тингамми — настоящий осел — не может справиться с этим. Мать говорит, это ясно, как белый день, и она остановит это, если я наберусь терпения на день или два. Я заставил ее спросить о гребне и коте. М. отрицает кота полностью, но признает алмазную гребенку, купленную в Париже, — говорит, что не может вспомнить, где купила ее, чек потеряла, но она не стоила 7500 франков. Она была в Париже со 2 по 20 февраля. Моя главная задача теперь — встретиться с Лаббоком и выяснить небольшой вопрос относительно серебряного песка.

Выездная сессия суда присяжных состоится в первую неделю ноября, фактически в конце следующей недели. Это несколько ускоряет дело, но они не могут судить его там; ничто не будет иметь значения, кроме большого жюри, которое должно подобрать наиболее подходящую статью для обвинительного акта.

После этого мы можем откладывать решение дела сколько угодно. Это будет дьявольски трудное дело. Заседание парламента и все такое. Старина Биггс за своим мраморным фасадом жутко обеспокоен. Я действительно не понимаю, к чему устраивать такую шумиху вокруг суда пэров. Это случается примерно раз в шестьдесят лет, и процедура столь же стара, как и королева Елизавета.

Они должны назначить председателя суда пэров по этому случаю и бог знает что еще. Им предстоит разъяснить комиссии, что это нужно только для особого случая, потому что когда-то, во времена Ричарда II, председатель суда пэров был ужасно большой шишкой и привык управлять предками. Так, когда Генрих IV взошел на трон и служба перешла в руки короны, он сохранил эту должность, а теперь человека назначают на время: для коронации и таких представлений, какое будет с участием Джерри.

Король всегда притворяется, что не знает о роли лорда-распорядителя на коронации, пока не наступит время, и ужасно удивляется появлению того, кто выполняет всю работу. Вы знали об этом? Я — нет. Мне Рассказал Биггс.

Не стоит унывать. Притворитесь, что не знаете, что некоторые из этих людей — мои родственники. Моя мать шлет Вам свои наилучшие пожелания и все такое прочее и надеется, что скоро снова увидит Вас. Бантер шлет что-то надлежащее и почтительное; я забыл что.

Ваш собрат по расследованию,

ИВ.

P.S. Может также оказаться, что улика от фотографий будет совершенно неубедительной.

Глава 6 МЭРИ ВЕСЬМА ПРОТИВОРЕЧИВА

Я стремлюсь внести в общественную жизнь то, что любой человек получает от своей матери.

В день открытия Йоркской выездной сессии суда присяжных большое жюри утвердило проект обвинительного акта против Джеральда, герцога Денверского, в деле об убийстве. Джеральд, герцог Денверский, соответственно был представлен на суд, и судья объявил — о чем, собственно, и рассказывала миру в течение последних двух недель каждая газета в стране, — что он, будучи обычным судьей с присяжными из простолюдинов, недостаточно компетентен для того, чтобы судить пэра королевства. Он добавил, однако, что сообщит об этом лорд-канцлеру (который также в течение последних двух недель тайно вычислял место в Королевской галерее и выбирал лордов для создания специального комитета). Затем в соответствии с приказом благородный заключенный был уведен.

Спустя день или два в сумраке лондонского дня мистер Чарльз Паркер звонил в дверь квартиры второго этажа в доме № 110-А на Пиккадилли. Дверь открыл Бантер, который сообщил с доброй улыбкой, что лорд Питер вышел на несколько минут, но ожидал его, и не будет ли мистер Паркер любезен войти и подождать.