Чужие деньги - Фридрих Незнанский

18

Не дозвонившись адвокату Берендееву ни по рабочему, ни по домашнему телефону, Володя Яковлев заподозрил самое худшее. К сожалению, одна из особенностей нашей жизни заключается в том, что дурные предчувствия имеют тенденцию сбываться, а надежды на лучшее не сбываются почти никогда. Осведомленный об этом мировом свинстве Володя, придя на работу на следующий день, около десяти утра позвонил в контору, где работал Берендеев.

— Радий Кузьмич еще не пришел, — проворковал в трубку голосок, который Володя ранее слышал в записи.

— А когда он придет? Ему звонят из Московского уголовного розыска.

— Правда? — Голосок стал менее воркующим. — Как необычно… А он сегодня что-то задерживается. Обычно приходит в половине девятого, раньше всех.

— Он предупреждал накануне, что задержится? Может быть, звонил?

— Нет. Нет! Ничего подобного! А вы думаете, что…

— Дайте, пожалуйста, его домашний адрес, — попросил Володя Яковлев.

— Водопроводный проезд, дом четырнадцать, корпус один, подъезд тоже один, квартира двадцать два.

«Невесело, должно быть, обитать в Водопроводном проезде, — философски отметил Володя. — Хуже — только в Канализационном тупике…»

Опер Яковлев с тоской уставился за окно, где серой унылой стеной стоял не подобающий середине ноября дождь: для Водопроводного проезда погодка самая что ни на есть подходящая! Мысль о том, что придется покидать кабинет, вселяла недовольство судьбой… Нет, не то чтобы Яковлев ненавидел дожди: Володя солидаризировался с англичанами, считающими, что нет плохой погоды, есть плохая одежда. Настоящую проблему представляла не погода, а зонт. Этим дивным зонтом Володю облагодетельствовала матушка, купившая его за сто рублей на какой-то распродаже. «Носи, Володенька, вещь фирменная, крепкая…» В сложенном виде предмет коварно прикидывался обычным черным мужским зонтом, но стоило его раскрыть, отец и сын Яковлевы конфузливо хихикнули: на просвете полупрозрачного купола проступили очертания причудливых звезд, кругов и цифр. Выбирать не приходилось по той причине, что предыдущий Володин зонт переломал спицы в неравной битве с июльским ливнем, и Володя принял подарок, дав себе слово как можно скорее купить что-то более пристойное. Но, подобно большинству нормальных мужчин, Володя терпеть не мог делать покупки, и как-то так получалось, что каждый очередной дождь, случающийся, как известно, не по расписанию, заставал его с прежним зонтом, и вот как вышло, что опер Яковлев развеселил сослуживцев, прыгая через лужи к служебной машине под куполом из звезд и цифр, словно Гарри Поттер.

Предназначенная на снос пятиэтажка с унылым желтоватым фасадом, по которому стекали струи косого дождя, напоминающие потоки мочи, не имела лифта.

— У меня ноги не казенные, — пожаловался жирноватый, тяжело дышащий судмедэксперт из следственной бригады, которую готовый к худшему Володя потащил за собой. — После такого марш-броска непременно начнется тромбоз…

— Стыдись, Валера, — ответил ему неунывающий опер Прокофьев, — где твой трудовой энтузиазм? Еще один этаж, и мы у цели.

Яковлев, опережая их на целый лестничный пролет, взлетел по лестнице, вспугнув старушку в платочке, которая высунулась было на лестничную площадку, однако, задетая по лицу рукавом развевающегося пальто Володи, панически выставила перед собой, как щит, помойное ведро. Бегло извинившись, Володя подумал, что соседям предстоят еще немалые волнения, если придется ломать дверь, производя скрежет, грохот и нецензурные слова. Дверь ломать не пришлось: она, незапертая, приоткрывалась недвусмысленно и очевидно. Осторожно, чтобы не стереть возможные пальцевые отпечатки, Володя вступил в полутемную прихожую с запахом старых затхлых пальто, на полосатый коврик. Обои со следами кошачьих когтей. Черные осенние ботинки на коврике свидетельствуют о том, что хозяин из квартиры не выходил, если только не был любителем ноябрьских прогулок в тапочках.

— Радий Кузьмич! — позвал Володя, рассчитывая услышать хотя бы стон, но не услышал ничего, кроме громкого журчания воды в трубах. И когда он вошел в комнату, которую в однокомнатной квартире просто нельзя было пропустить, он увидел, что его миссия пока закончена и дальше в игру вступает судмедэксперт. Потому что живой человек не может лежать лицом вниз на твердом паркете, в расплывшейся под его торсом луже крови, которая уже почернела и загустела, как деготь.

В общем, даже данные судмедэкспертизы не могли ничего сказать о мотивах убийства. Гораздо большего в этом плане следовало ожидать от нотариальной конторы, куда позвонил Берендееву Питер Зернов, прося назначить встречу… Зачем?

— Он волновался, — забавно округлила глаза девушка в пушистом розовом свитере, та самая, что ворковала по телефону. Звали ее Ася Перова, в конторе она была новенькой и поэтому все принимала близко к сердцу. — Но почему, нам не сказал…

— Он извлекал какие-нибудь старые дела из архива?

— Ой, ведь и правда! — обрадовалась Ася. — Извлек одно дело… сказал, перестроечных времен. Постойте, оно должно храниться у нас в шкафу.

Минут пять Ася ходила за ключами, потом минуты две отпирала железный шкаф, крашенный в темно-коричневый цвет и представлявший собой что-то среднее между сейфом и тюремной камерой. А открыв, задумчиво перебрала лежащие на средней полке скоросшиватели и сказала:

— Ой, как необычно… Тут его нет. Может, он взял его к себе домой?

— Поищите еще, — предложил Яковлев, безнадежно уверенный, что дело пропало. И в этом случае нехорошие предчувствия сбылись! На Асю было жаль смотреть: девушка так расстроилась, будто была лично виновата в пропаже дела.

— Сосредоточьтесь, Ася! Где у вас хранятся ключи от шкафа?

— На вахте.

— Это секретно?

— Не очень. Их кто хочет, тот и берет.

— А вы не помните, о чем шла речь в деле, которое достал из архива Радий Кузьмич?

— Да я же его и не читала! — возмутилась Ася. — Он так трясся над ним, что я так и думала, заберет с собой, чтобы быть совершенно уверенным, что с ним ничего не случится. Единственное, что я запомнила — это «Свет».

— Какой свет? — не понял Володя Яковлев. — Что и где засветилось?

— На обложке скоросшивателя фиолетовыми чернилами было написано «Свет». Я удивилась: обычно там пишут фамилию. А Радий Кузьмич объяснил, что «Свет» — это и есть такая необычная фамилия. И еще какой-то патент… технический… нет, химический… Вот видите, какая я дурочка, ничего не помню!

19

«Вы лжете, мистер Тимоти Аткинс!»

Эту эффектную, в духе романов девятнадцатою века, фразу Турецкий произнес не вслух, но все-таки произнес, когда, установив, что относительно убийства Питера Зернова Василий Чернушкин чист, а финансовыми нарушениями «Росправа» должны заниматься другие отделы, переключился на другие линии расследования. Сдержаться сил не было! Пресс-атташе американского посольства, в его присутствии сожалевший о том, что давно потерял связь со своим навеки незабвенным другом Питером, оказывается, разговаривал с ним в день, непосредственно предшествовавший смерти. Запись переговоров по служебному телефону «Мира и страны» однозначно об этом свидетельствовала. Диалог скорее напоминал именно деловые переговоры, чем блаженный, затрагивающий то да се треп старых друзей. Во всяком случае, в голосе мистера Аткинса сквозь профессиональную вежливость пробивались стальные нотки начальника, который отчитывает подчиненного. К сожалению, они располагали только началом диалога, но и этого было достаточно, чтобы понять, что речь шла о каких-то инвестициях и о вложениях в какие-то общественные фонды. Турецкий дал задание своим подчиненным раздобыть сведения, какие инвестиции мог иметь в виду Аткинс. Не прошло и суток, как Поремский положил на стол следователю по особо важным делам лист ксерокопии, начинавшейся со слов: «Мир» поможет американцам купить Россию»…

Именно так называлась статья, перевод которой держал сейчас в руках Александр Борисович Турецкий: оригинал был по-английски, и о содействии пришлось просить молодых сотрудников. Обычная статья, опубликованная в открытых источниках, а проще говоря, в одном из еженедельных журналов США, предназначенных для экономически развитого потребителя, желающего на отдыхе почитать нечто познавательное. В ней утверждалось, что журнал «Мир и страна», который недавно начал выходить в России под руководством Зернова, воспитывает новое поколение лояльных по отношению к Америке бизнесменов и политиков. Для экономики двух стран это принесет ощутимую пользу в будущем, а для отдельных лиц окажется полезным уже сейчас. Миллиардер Келли, на чьи деньги Зернов издает журнал, рассчитывает с помощью инвестиций в российский сырьевой сектор обезопасить от обесценивания свои капиталы на родине.