Удар змеи - Александр Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что, многие так поступают? - выпрямился Зверев и чуть не задохнулся от гнева: - Ты чего это мне еду под ноги ставишь?! Я тебе что, собака, с пола есть?!
– Ой, прости, прости, господин. С басурманами привык, они все с ковров, да с ковров, - засуетился слуга, переставляя плошки и кувшины на стол. - Истинно собаки! Едят, как собаки, ведут себя, что собаки…
– Хватит про собак, - оборвал его Зверев. - Про фряга своего скажи. Что там у него за хранилище?
– Дык, серебро он в рост дает. Долги принимает, расписки дает путникам за золото и наоборот. Пищали, чай, немалых денег стоят? Возьми у него денег на срок, а пищали в залог оставь. Назад поедешь - вернешь. Фряг не выдаст, ему здешние обычаи не по нраву. Токмо ради прибытка терпит. Да и славы дурной средь путников ему не надобно. Плов у нас хороший. Повар из греков сам, в ярмо за наговор попал. Сказывали, к мечети он близко подошел и даже войти пытался. Рази ж пойдет кто из православных к мечети в здравом уме?! Врут, княже, верно тебе говорю, врут. Да токмо кто здесь человеку поверит, коли он не басурманин? К смерти его суд гезлевский за грех приговорил, но хозяин грека откупил. Даже серебра дает за старание. Плов сухой, как песок, и сочный, как мед. С изюмом, курагой и перцем. Сладкий, соленый, какой захочешь - все из одного казана получается…
– Так рассказываешь, даже слюнки текут. Ну накладывай, коли так.
***На постоялом дворе путники задержались еще на день, отлеживаясь, отъедаясь, наслаждаясь теплом и покоем. И почти треть этого дня Андрей потратил на то, чтобы убедить фряга в большой ценности своего оружия. Приехавший издалека, хозяин еще не знал, что такое настоящий боевой огнестрел. Только отъехав в степь на несколько верст, дабы не пугать постояльцев, и разнеся двумя выстрелами в щепы два предназначенных на дрова сосновых чурбака, князь смог получить с ростовщика за стволы и припасы к ним восемь тяжелых золотых дублонов - с обязательством через три месяца уплатить сверх залога такой же полновесный московский рубль.
За время долгого пути Андрей уже сбился со счета и не мог сказать точно, на рассвете какого числа и какого месяца он покинул постоялый двор, совершая последний свой переход до проклятого тысячами несчастных татарского Крыма. И спросил бы - да некого. В османских землях даже фряг привык пользоваться местным, мусульманским календарем. Однако, что может означать «восьмое джуамада девятьсот шестьдесят седьмой хиджры»,[13] для князя осталось тайной за семью печатями.
Где-то через час пути идущий вдоль моря Муравский шлях слился с не менее натоптанным Бакаевым шляхом. Он отличался не большей оживленностью, но, заметив вдалеке длинную темную полосу обоза, Зверев решил не искать скандалов и спешился, велев Мефодию расседлать обоих скакунов. Остальных холопов оставил пока на местах. С саней на снег спрыгнуть недолго. Около полудня к основной дороге примкнула еще одна, поуже, потом еще и еще. Раскатанный основной тракт расширился до двух десятков саженей, позволяя ехать в ряд восьми телегам. Правда, сейчас здесь особого оживления не наблюдалось. Возможно, путникам просто повезло.
Обоз в три телеги полз вслед за стадом коров примерно в полторы сотни голов. Скотина норовила разойтись пошире и постоянно убредала на встречную сторону дороги. Трое верховых татар по очереди выезжали влево, чтобы отогнать скотину обратно. Спугнутое стадо шарахалось, вообще уходя с дороги, другой пастух пытался вернуть его - и оно с готовностью занимало тракт от края и до края. Так они и передвигались плавной змейкой, то перекрывая все движение от края и до края, то пропуская навстречу небольшие обозы и отдельные телеги. Из Крыма кочевники везли на арбах с большими колесами какие-то мешки, вязанки дров, скрученные в тугие рулоны ковры, длинные деревянные рейки. Изредка на возках попадались овцы со спутанными ногами. Однажды за телегой обнаружилась корова, привязанная за рога к задней жердине, в другой раз - женщина непонятного возраста со спутанными волосами, двумя широкими шрамами поперек лица и вытекшим глазом. Одета она была в драный тулуп на голое тело, ступни замотаны какой-то сыромятиной. Хозяева привязали ее к задку повозки за шею.
Незадолго до сумерек впереди вырисовалась стена, сторожевые башни. Отсюда, со стороны степи, они казались громадными и неприступными. Андрей даже решил, что их надстроили после разгрома, учиненного здесь несколько лет назад им самим и донскими казаками. Но, приглядевшись, он с легкостью узнал все те же боевые площадки, зубцы и стены, на которых кипел бой с охраной крепости.
«Как бы не узнали», - мелькнула опасливая мысль, и он заранее достал царскую подорожную, чтобы времени в воротах не терять. Рука рефлекторно скользнула к косарю, глаза заранее пересчитали возможных противников: восемь копейщиков, двое с ятаганами - видать, старшие. Все без брони, но в пышных чалмах с перьями - такую косарем не разрубишь, - в овчинных полушубках, из-под которых проглядывали настоящие серые суконные шинели с широкими галунами на груди, начищенными медными пуговицами и классической портупеей. Даже старшие отчего-то не обматывали себя привычным толстым и длинным кушаком. Может, форма у здешних янычар такая? Все же регулярные османские части, не татарская вольница. Тем паче что все десять стражников были обуты в похожие деревянные туфли, а голени согревались одинаковыми же толстыми шерстяными гетрами с тремя красными полосками на каждой.
Стадо в воротах даже не пересчитали - янычари перекинулись с пастухами несколькими словами, махнули рукой. Один из старших направился к саням, и Андрей, выступив вперед, протянул ему подорожную.
– Русский? - без малейшего акцента поинтересовался янычар, приглядываясь к печати. - С купеческой грамотой - да без товара? Неверных выкупать собрался?
Князь Сакульский, старательно отводя лицо, неопределенно пожал плечами.
Янычар отдал приказ на незнакомом языке - двое стражников прошли вдоль саней, поворошили древками сено, постучали по сундуку.
– Выкупай, русский, - презрительно усмехнулся янычар и бросил подорожную к ногам князя. - Татары новых наловят.
Андрей задавил в себе гнев, наклонился за грамотой. Рядом громко щелкнул языком Никита, посылая лошадь вперед. Стража расступилась, пропуская путников, и никто из янычар даже не заикнулся о дорожном сборе. Зверев напоминать не стал, быстрым шагом пошел вперед. Первые ворота, межвратная ловушка, вторые… Глаза отметили на стенах свежие глубокие выщерблины от попаданий картечи, и настроение немного улучшилось: «В прошлый раз с боем здесь прошли, и еще раз прорвемся. Сабля рассудит, кому и кого вскорости из полона выкупать придется».
Дорога проползла вдоль крепости, вопреки обычаю не седлающей ворота, а приткнувшейся рядом ними, миновала крытый каменный колодец, видимо предназначенный для путников, и неожиданно раздвоилась. Основной широкий тракт ровной струной разрезал степь точно на юг, менее накатанный путь отворачивал влево, на восток.
– Интересно, - пригладил бородку Зверев. - А эта дорога куда тянется? Если дорога есть, то, верно, и селение имеется, к которому она ведет?
– Нам-то какая разница, княже? - не понял Никита.
– Коли к хану ехать, то никакой, - тихо, себе под нос согласился князь. - Но если набег планировать, то про все поселки надобно вызнать заранее. - И громко приказал: - Поворачивай!
Отъехав на полверсты, он приказал оседлать коней, а еще через две - увидел впереди мертвую деревню. Многие и многие десятки бараков с глиняными стенами и камышовыми крышами тянулись по степи. Усыпанные снегом, тихие. Ни единого следа в сугробах вокруг, ни человека, ни звука. И тем не менее накатанный многими десятками возков след вел именно сюда, в сгущающиеся сумерки.
Андрей на всякий случай спешился, ускорил шаг. Бараки, бараки, бараки… Колея вышла на широкую площадь, описала петлю перед большой хаткой с трубой и слабо светящимися розовыми окнами. У коновязи перетаптывались два оседланных коня.
– Есть кто живой? - громко поинтересовался Зверев и вскинул руку, пристраивая грузик в привычное место, к сгибу локтя. - Человек ли, нежить - доброго здравия хозяину.
Холопы начали креститься и проверять ножи. В доме кашлянули, что-то заскрипело, дверь резко распахнулась:
– Это ты, Вородед?! Сейчас плетей выпишу, узнаешь, как уроки исполнять потребно!
– Обознался ты, мил человек, приезжие мы. Не Вородеды.
В проеме двери был виден пол, несколько игральных костей на ковре, медный кувшин.
– Торговец? Чего так поздно? - Местный обитатель запахнул халат, вышел вперед, прищурился. Это был довольно молодой татарин с длинными тонкими усиками, идущими по верхней губе и падающими вниз почти до самого ворота. На ногах были войлочные туфли, на которые ниспадали штанины широких бархатных шаровар. Халат же был коричневым, засаленным. Шапка тоже не первой свежести, на вид - скроенная коекак из дохлого суслика.