Не жить - Юрий Бригадир

Все не так, ребята…

Ты хочешь быть трезвым среди пьяных? Эксклюзивным? А может, ты вообще хочешь, чтобы люди стали другими и перестали быть рабами самих себя? Тебе нравится быть счастливым? Тебе нравится, когда твоя жена светится, а твой ребенок смеется?

А мне нет…

Мне НЕ НРАВИТСЯ, когда дети смеются. Потому что мне не пришлось.

Я улыбаться научился. Трудно было, но научился. Сейчас даже без усилий это делаю. А смеяться не могу. Вернее, могу физически, но при этом не смешно. Я вообще не понимаю, что такое смешно. Как-то полдня каких-то юмористов смотрел по телевизору. Но уже часа через два затошнило, а через четыре натурально блевал. Улыбка – она полезная. Обезоруживает. А смех настораживает, и от него больно. Я просто привык с детства. Если вокруг начинают раскрывать рты и дергать животами – надо тоже так делать. Наступает какое-то единство, общность, что ли. Смех и боль одно и то же, это я помню. Кто-то упал – смеешься. Кому-то руку сломали, ребро, вышибли глаз – смеешься. Кто-то не выдержал, повесился – вообще ржач. Я так и не понял, что такое юмор. В телевизоре никому ничего не сломали и никто не харкал кровью. В общем, повода не было. Но все смеялись. Я не понимаю, Владимир Геннадиевич… Ну скажи ты мне, почему они смеялись? Логики в словах не было, ситуации дурацкие, никто не падал. А в зале были такие лица… Такие лица… Ну, как будто они счастливы.

Почему ОНИ могут, а я нет?

Но может быть, это даже не главное. Что уж… Может, самая главная проблема в том, что мне уже давно все смертельно скучно. И я решил сыграть. Ну не в казино же мне идти, тем более что там все ясно. Само существование казино есть понятное любому идиоту объяснение, почему там нельзя выиграть. Да потому что выиграть может только казино, иначе бы они не вырастали сейчас как грибы после дождя. Я был там несколько раз, посчитал количество видеокамер (а ведь есть еще скрытые, которых не видно), охранников, подставных игроков, прикинул по размеру здания, какую площадь на самом деле занимает паучье гнездо азарта, проследил, куда уходят многочисленные провода, и понял, что мне здесь делать нечего. Их много. А я один, и шансов у меня нет.

Где же поиграть так, чтобы волосы дыбом вставали? Знаешь, Влад, я одно время ходил в окрестностях вокзалов. Надену толстовку, как сраный рэпер, и хожу. С вокзалами у меня душещипательные отношения. Там можно найти что и кого угодно. Но самое главное – ближе к вечеру можно найти тех, кому плохо живется на этом свете. Другими словами – кто не хочет жить. Но с ними неинтересно. Два-три раза схватишься, покалечишь, потом чувствуешь ту же тошноту, что и от юмора. Неинтересно. Какая игра, с кем? У них под черепной костью бракованный маргарин. Идешь ночью, кровь капает, настроение ровное, и непонятно, зачем ты его угробил. Никто, конечно, и никогда его искать не будет. Но убивать, если сыт, – грех…

Как-то видел фильм документальный. Там зебра львице копытом челюсть сломала. Стоит львица, головой качает, ясно, что приплыла. Без лапы даже можно жить, а без челюсти как? Считаные дни без мяса – и все. Силы нет – жизни нет. Вот она тоже играла, львица эта, но сама с собой. Мелкая игра. Ты же в ней все равно рано или поздно вытянешь черную карту. И толку от того, что ты хищник?

Мне это неинтересно, Влад. Ты не задумывался никогда, что мы тоже фишки? Фигурки. Что нами тоже кто-то двигает. Подставит тебе новую клетку и смотрит – что ты сделаешь. А в шахматах тех же, ты знаешь, свобода – это видимость. Кругом же ничего нельзя, кроме того, что в правилах. Вот клетка пустая, да попробуй туда встань. И начинаешь метаться. Не ногами метаться – головой. Мыслями. Как сделать, чтобы все было и ничего за это не было. Ветвятся решения так, что целый лес за секунды вырастает, а ты в этом лесу один-одинешенек.

Всегда так было.

Всегда так будет.

И неважно, лев ты или зебра. Все под Богом ходим.

Но кто-то же должен быть руками Господа! Глазами Его. Ушами. Вот ты сейчас перед выбором. Ты думаешь, я этого выбора от тебя требую? Да ты что! Кто я такой, чтобы рушить семьи, разбивать сердца, корежить жизни? Мне это не дано. Это никому не дано, Влад! Кроме Него. Я всего лишь средство.

Инструмент.

Конечность.

А значит – часть Его. Вот теперь ты понимаешь? Чего я от тебя хочу?

Ну? Напряги шею, раз мозгов нет. Брови сдвинь, я не знаю, лоб наморщи, что ли. У тебя сейчас мир на куски крошится. Весь. Тебе сейчас решать надо не как предприятие твое развивать, не за кем гоняться и не кого наказывать. Тебе сейчас либо себя убить, либо сына потерять.

Я знаю… Очень хорошо знаю… Ты думаешь, меня обмануть можно. Переиграть. Пересчитать, как в шахматах. Только ведь это ты не со мной играешь. И я не с тобой играю. Это – КАЗИНО. В нем выиграть невозможно. Бесплатную выпивку получить, стриптиз на халяву, карту VTP-клиента – пожалуйста. Мишура цветная, пыль серебристая, пузырьки шампанского…

Я тебе узел судьбы предлагаю, а ты как благородный мститель меня ловишь. Ну несерьезно, Влад. Перекресток есть перекресток. Заплати, наконец, налоги и спи спокойно. Выигрыша не будет, конечно. Но будет ясность. Кто тебе враг, кто друг, кто просто так… И кто ты сам по себе, и где кончается любовь, и где начинается ненависть. Перестань лукавить.

А чтобы тебе было легче… Вот, видишь, устройство. На диктофон похоже или на сотовый. Простое, тут три микросхемы всего. И экран. Он даже нецветной. Посмотри сюда. Видишь – точка загорается и гаснет. Странно так, волнообразно. И знакомо, правда? Догадываешься, что это? Вообще, это китайский пульсомер. Ширпотреб. Просто обычно он показывает пульс того, кто его носит. Вот тут даже цифры. Семьдесят два удара в минуту у тебя сейчас. Сидишь ты, скорее всего. Конечно, смотреть ты ролик будешь позже и проверить не сможешь, но это так. А вот – семьдесят пять. Восемьдесят. Думаю, ходить начал. Это бьется твое сердце. И каждый, кто смотрит на экран, как минимум, понимает, что ты жив. А вот как это устройство снимает твой пульс – пусть это будет мое ноу-хау. Кстати, ничего на самом деле сложного. Так, на уровне рацпредложения.

Но тебя это волновать не должно. Хочешь – ищи, где у тебя датчик. Хочешь – нет. Но до восемнадцати ноль-ноль и не позже вот эта точка должна погаснуть.

И тогда я отпущу Колю…

Решай.

Да будет воля Его…

Я тут ни при чем.

23

– Ну, что скажешь, Дербент? – спросил Влад, откинувшись на спинку кресла.

Игорь придвинул к себе ноутбук и еще раз выборочно просмотрел несколько кусков видеозаписи. Потом подумал, достал из кармана флэшку, подключил, запустил с нее программу и пощелкал кнопками.

– Ну, камера так себе, бюджетная. Объектив пластмассовый. На экране ничего приметного нет, сжато сильно, артефактов до хера и это, разумеется, сознательно. Китайский сервер, с которого файл загружали, тоже не проконтролируешь. Единственное – я знаю, откуда он тебе ссылку послал, через какого провайдера. Но толку опять же ноль, потому что это WI-FI, точка подключения на Красном, двадцать девять. Либо «Иль Патио», либо «Ростикс», либо рядом. Думаю, подъехал максимально близко, настроился и отправил из машины. Но в любом случае пусть ребята сгоняют, спросят официантов, что ли… Персонал потрясут. Камеры просмотрят, там же запись круглосуточно должна идти. Больше мы ничего не выудим…

– Где у меня может находиться датчик пульса? Как он вообще может работать? – спросил Влад.

– Да блеф это, Гиря… Мы тебе даже в желудок заглянули. Нет ничего. Сам, конечно, датчик может быть со спичечную головку. А то и с волосок. Но питание… Чтобы передать сигнал на такое расстояние… Что у тебя, аккумулятор в заднице, что ли? Нет ничего. Думаю, врет.

– А если нет? – предположил Гиреев.

– Бели нет… – эхом отозвался Дербент, – тогда он не только твой пульс может слышать, но и наши голоса… Да брось… Туфта все это, нонсенс… Нету него такой аппаратуры. Да и как бы он датчик установил? Сам подумай!

– Ну да… – неуверенно произнес Влад, – но я неделю назад у стоматолога был… Пломбу поставил.

– Что? – поднял голову Игорь, – Ну хорошо, проверим стоматолога. Пломбу вскроем, зуб выдернем…

Вошел мрачный Милевич:

– Наталья спит. Еле успокоили. Хорошо, у врача две дозы были на всякий случай. Одну вкололи. Я ему денег дал еще.

– Это правильно. С борисовскими связался? – спросил Гиреев.

– Да. Ребята вменяемые, в теме, заказ снят. Бизнес есть бизнес. Да, кстати, на улице в машине майор, просит тебя спуститься.

– Понятно. Я пошел, ты у Дербента получи информацию и давай ребят на Красный. Он объяснит.

Влад встал, спустился по лестнице и вышел на улицу, где неожиданно пошел терпкий ледяной дождь. Сугробы на газонах фантастически быстро умирали. Собственно, это уже были не сугробы, а их трупы. Во дворе стояла «газель» с зашторенными окнами. Гиреев влез в нее с трудом, хотя ему даже открыли изнутри дверь. Майор выгнал водителя на улицу и сказал: