Тихая гавань - Андрей Бармин

Шульц еще раз поблагодарил гестаповца за предупреждение и в сопровождении солдата пошел в гостиницу. За двадцать лет службы в Берлине, он застрелил двоих человек, да и вообще при задержаниях предпочитал обходиться без пистолета, но сегодня у него вряд ли бы получилось толком прицелиться. В причинах нападения они будут разбираться завтра, а сейчас ему захотелось спать.

В гостинице администратор проявил слишком суетливое любопытство, и Шульц раздраженно попросил того замолчать: обычно сыщик не грубил обслуге, но этот портье просто взбесил его градом придурковатых вопросов. «Не тревожить меня ни под каким предлогом!» - добавил он администратору и со стуком закрыл дверь своего номера. Быстро разделся, умыл лицо и залез под простынь.

Глава 9

Косматкин вытер стекавшую из рассеченной брови кровь рукавом, с досадой подумав, что отстирывать одежду будет очень сложно. Хотя, вероятность того, что ему это вообще понадобится, была не очень высока.

- Сука большевистская, это ты напарника своего науськал на господина немецкого напасть?

Полицай, имени которого он не знал, но все же встречал на станции, ударил еще раз, на этот раз в скулу. Косматкин охнул, но ответил:

- Никого я не подговаривал! Я вообще не знал, что он собирается делать!

В его подвал ночью ввалились трое полицаев, на улице ждал грузовик с немецким водителем. Бить его начали еще дома, потом дали возможность натянуть штаны, и пинками загнали в грузовик. Отвезли в комендатуру. По дороге тоже били. Косматкин вообще не понимал, что произошло, но не особо удивлялся. Он и так избегал смерти уже два года каким-то чудом. Один русский в польском городе, оккупированном немцами, которые и с поляками не церемонились, а его обходили стороной. У этого обстоятельства было, конечно, объяснение: когда Красная армия и советская администрация покидали городок, то НКВДшники заминировали железнодорожные пути на нескольких участках, а Косматкин нашел их и доложил уже прибывшим немцам об этом, при этом он не старался услужить им, просто буквально через час после того, как он лично разминировал эти участки, по путям пронесся поезд с советскими детьми, эвакуированными из летнего лагеря. Он спасал их жизни, и ему это удалось. В неразберихе первых военных дней поезду чудом удалось выскользнуть с оккупированных территорий. О дальнейшей их судьбе Косматкин не знал, но надеялся, что все сложилось хорошо. Хотя, что было более вероятно, поезд все же разбомбили.

Однако первый немецкий комендант высоко оценил его поступок, не догадываясь об истинной причине, поэтому Косматкину оставили не только жизнь, но и позволили и дальше трудиться на железной дороге. Не обходчиком, но уборщиком, но даже это позволяло выжить. О его поступке знали всего несколько человек: начальник станции и двое гестаповцев, один из которых потом был сменен Зайбертом. Но в эту ночь везение и благодарность немцев закончились. Сначала он не понимал почему, но, когда попал в комендатуру, то услышал от еще нескольких задержанных, что Анжей, его напарник, был застрелен при попытке убийства какого-то немца. Косматкин сразу подумал, что речь шла о столичном госте, про которого Анжей упоминал, когда они таскали тела расстрелянных.

Немцы и полицаи свозили в комендатуру всех, кого могли связать с Анжеем: работников станции, его соседей, родню, нашли даже собутыльников. Косматкин покачал головой: Анжей после работы продолжил пить. Самогон и обида ударили в голову, вот он и решил стать народным мстителем. Большая глупость. Главное, что своим дурацким поступком он погубил не только свою жизнь, так как, скорее всего, немцы не успокоятся, пока не найдут еще виновных. А они будут искать. Искать того, кто вложил в голову не очень умного молодого парнишки идею убить немецкого гражданина. Зайберт , конечно, далеко не дурак и прекрасно понимает, что именно массовая казнь подтолкнула Анжея на покушение, но его интересовали детали.

Сначала всех задержанных приводили в большую комнату с зарешеченными окнами и железной дверью, там-то Косматкин и узнал про поступок Анжея. Он уже предвидел , что немцы обвинят его в сговоре и отправят на тот свет. Былые заслуги уже не помогут сохранить жизнь. А расставаться с ней Косматкин не хотел: он хотел жить, хотя сам порой не понимал, почему с таким упорством цепляется за свое существование. Ни детей, ни родных, да даже друзей у него не было. Знакомые. И не сказать, что он боялся самого момента смерти — просто хотел еще пожить, посмотреть, что из этого получится. Жизнь интересовала его как поток времени и событий, а он был простым наблюдателем. Совсем отстраниться от какой-либо деятельности не получалось, но он старался как можно меньше вмешиваться в этот поток, оставаясь просто созерцателем.

В комнате было душно, воняло потом и перегаром — несколько мужиков выпивали с Анжеем, причем крепко, так что запахи стояли соответствующие. Привели отца Анжея, его втолкнули в комнату так сильно, что он чуть не упал. На нем была полицейская форма. Отец напарника был младше Косматкина лет на десять, но в тот момент ему показалось, что он видит перед собой древнего старика, испуганного и растерянного. Косматкин знал, что у него было еще трое детей: две девочки-подростка и сын пяти или шести лет. Жили они в деревне километрах в сорока от города, так что их пока не привезли, но немцы обязательно ими займутся. Понимал это и отец Анжея. Один из собутыльников начал смеяться:

- Что, пес немецкий, и тебе отольются наши беды.

Обычно суровый и высокомерный отец Анжея стушевался и отошел в сторону, прижался к стене и затравленно посмотрел на остальных. Никто не стал на него бросаться с кулаками, но во взгляде многих задержанных светилась радость, что полицай обязательно получит по заслугам, пусть не от их рук, пусть от рук своих хозяев, но будет наказан. Косматкин не разделял их торжества: да — он предатель и кровосос, но возмездие получалось каким-то неправильным, дарованным свысока. Даже сейчас никто не посмел притронуться к нему.

Примерно через час караульные немцы начали по одному выводить задержанных. Кто-то начал читать молитву, но Косматкин одернул его:

- Не на расстрел повели, на допрос.

- А тебе, сволочи большевистской, слова Божьи не нравятся? - огрызнулся молившийся, и Косматкин пожал плечами.

- Мне все равно, просто не надо наводить панику.

- Вот жаль, что тебя раньше не пристрелили, в этот раз, дай Господи, не пропустят немцы такой возможности.

Косматкин улыбнулся, хотя ничего веселого не