Грааль - Стивен Рэй Лоухед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На землю спустился туман, звезд я не увидел. Печальный ветер с юго-запада стонал над бесплодными холмами, стучал голыми ветвями низкорослых деревьев, словно зубами щелкал. Такие ночи предвещают бури, но в воздухе не чувствовалось ни малейшего намека на дождь, а ветер нес запахи моря.
Передур крикнул, что нашел, откуда берется вода на дне лощины: в склоне холма бил маленький родничок. Не могу сказать, что меня это очень обрадовало, но все же посмотреть стоило. Толку торчать на вершине холма все равно не было, а вода, к тому же чистая, это хорошо. Надежды на благополучный исход наших поисков в этом мрачном царстве гибли на корню. Передур руками расчищал родник в склоне холма и, когда он закончил, выяснилось, что родник не такой уж слабый, хотя лошадей напоить все равно не удастся. Но Передур так не думал. Он ухитрился довольно быстро набрать в миску воды, которой хватило на всех. Честь обнаружения родника принадлежала ему, так что первый глоток сделал он сам. Эк его скривило! Вода имела отчетливый привкус тухлых яиц.
Он сплюнул и вытер рот рукавом, чтобы избавиться от дурного привкуса.
Таллахт посмеялся над растерянным выражением лица Передура, а тот продолжал отплевываться и ругался во весь голос, в том числе и на Таллахта. Воин в долгу не остался и ответил довольно обидно для Передура. Не сомневаюсь, будь они одни, дело дошло бы до драки.
— Прекратите! — приказал я. — Не о чем тут говорить. Все, забыли!
Они смерили друг друга неприязненными взглядами и отвернулись, явно не собираясь забывать о взаимных обидах. Ночь должна бы приглушить страсти, но этого не случилось.
С заходом солнца ветер усилился. Он гнал пыль с вершин холмов и кружил ее по лощине. Я бы не стал обращать на него внимания, но сухой гром, забормотавший вдалеке, прогнал всякую мысль о сне. Я лежал, закутавшись в плащ, прислушиваясь к надвигающейся буре, и мне вдруг показалось, что я слышу звук колокола, которым монахи созывают братию на молитву.
Звук и не думал стихать, наоборот, он становился громче. Я встал и поднялся по склону, чтобы осмотреться. На вершине стояла темная фигура, закутанная в плащ. Прежде чем я узнал Передура, он резко развернулся и врезал бы мне кулаком в челюсть, если бы я не отшатнулся.
— Эй, парень, мир! Это я, Галахад.
— Прости меня, господин, — сказал он с облегчением. — Я не ожидал, что ты не спишь.
— Меня разбудил колокол, — пояснил я. Видя удивление молодого воина, я добавил: — Ну, такой монашеский колокольчик. Звонит как будто совсем рядом.
— Вот те раз! — сказал он, качая головой. — А меня разбудило пение. Никакого колокольчика я не слышал.
Я в свою очередь с удивлением воззрился на него. Но лица в темноте разглядеть не мог.
— Пение? Кому здесь петь?
Странно, как только я произнес это слово, явственно послышался медленный напев, как в церкви на молитве. Решив, что слышу колокол, я, наверное, не обратил на голоса внимания, но теперь и у меня сомнений не было. Только вот Передур утверждал, что его разбудило именно пение. И, похоже, был прав.
Пока мы стояли в ночи под ветром, из-под низко летящих облаков выглянула луна, бросая на безрадостный пейзаж бледный водянистый свет. Опять зазвонил колокол, и пение стало громче. Я повернулся в направлении звука, но ничего не увидел.
— Вот они, — выдохнул Передур, наклонившись ко мне. — Восемь. Я их вижу.
— Где? — Я не понимал, о чем он говорит.
— Там! — Передур положил руку мне на плечо и развернул туда, куда смотрел сам. Теперь и я увидел восемь огоньков на вершине соседнего холма. Честное слово, всего мгновение назад никаких огней не было! И, тем не менее, они были там, неторопливо покачиваясь на гребне холма. Я понял: это факелы, мы просто не видим пока тех, кто их держит. Пение и звук колокольчика приближались.
— Не самая лучшая ночь для путешествия, — пробормотал я.
— Кто бы это мог быть? — спросил Передур, а затем предложил взять оружие и посмотреть.
— Не стоит. Они и так идут сюда. Просто подождем.
Мы ждали и скоро уже видели смутные очертания фигур, освещенных слабым светом факелов. Они приближались, ненадолго скрываясь из виду, когда спускались в лощину. Теперь я отчетливо различал восемь человек с факелами, и еще одного, шедшего впереди с колокольчиком — монахи, как я и предполагал, в рясах, развевающихся на ветру. Они пели на латыни, а передний так усердно звонил в колокольчик, что, казалось, совсем не замечал нас. И это было странно. Я бы на их месте немало удивился, встретив в холмах двух воинов.
Они шли и пели тихими заунывными голосами, с трудом переставляя ноги. Пыль, поднятая порывистым ветром, окутывала картину грязной пеленой; казалось, что монахи плывут в облаке пыли. Решив, что они уже достаточно близко, я вышел из темноты, подняв руки, показывая, что у меня нет оружия.
— Мир вам, добрые братья, — звучно произнес я сквозь завывание ветра.
Я вовсе не хотел напугать их, но у любого, неожиданно встретившего незнакомого воина посреди ночи в безлюдном месте, сердце забилось бы чаще. Но монахи просто остановились, причем в тот же момент, как услышали мой голос. Такое впечатление, что мое появление не стало для них неожиданностью.
— Привет вам, — крикнул я, подходя ближе. Они повернулись на звук моего голоса, и я только теперь увидел, что их лица скрыты повязками, словно все они были недавно ранены.
И они молчали! Шипели факелы, стонал ветер — и это были единственные звуки во всем мире. Так мы и стояли, разглядывая друг друга — Передур и я с одной стороны, девять монахов в рясах— с другой.
— Что вы делаете здесь в такую ненастную ночь? — спросил я наконец.
Ответил мне первый монах с колокольчиком.
— Мы идем поклониться нашему господину, — провозгласил он. — Близится время нашего освобождения.
— Мы проехали сегодня немало миль, но ни церкви, ни часовни поблизости не встретили. Где ваше аббатство?
— Наш храм под холмами, — голосом, хриплым, как отдаленный
