Пилигрим - Виктор Сафронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда через пару часов он кое-как пришел в себя. Началось разбирательство случившегося.
Первая версия была самая правдоподобная. Умышленная порча машины.
— Кто у нас за это отвечает? — очень плохим голосом спросил Калас у Гурона.
— Хрущ… Новенький… — чуть ли не с удовольствием сообщил Гурон.
— Найти его… Быстро, — все тем же, ничего хорошего не предвещавшим тоном приказал Калас.
* * *Нашли, заранее назначенного виновным — Хруща Хрущова в чайхане у Махмуда. Там, куда на время пребывания гостей в байских покоях, выселили лиц, с наиболее зверскими мордами и «грязными» физиономиями.
К чести Хруща, пьян он был «в полный драбадан». Грамотные представители местной интеллигенции, называют такое состояние — клинической смертью. Но проверенный в разных передрягах механик, смотрелся молодцом, и, кроме всего прочего, мог еще в сторону невозмутимого чайханщика, чтоб ему пусто и понятно было, материться по-русски.
Причина беспробудного пьянства заключалась в том, что несколько часов назад, скрытный Махмуд, отведя глаза в сторону, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщил ему, что «Мама для Абрама — найдена».
Более дурацких слов для серьезного пароля, найти было трудно. Кроме слов, Хрущов получил записку. Читать её пришлось в туалете. Содержание оказалось сродни обстановке, где он пытался вникнуть в смысл прочитанного. Вместо того, чтобы после прочтения ее сжечь он, из-за отсутствия спичек, ее проглотил.
Такая дрянь в желудке, ничего хорошего пищеводу не принесла. Пришлось запивать ее самогонкой, носящей поэтическое имя «Рабыня Изаура». Да и текст был скверный. Ему приказывали начать заключительную фазу операции и интересовались, что для этого необходимо.
На самогонной этикетке он нацарапал лаконичный ответ Центру: «Повод и немного (три кило) «гранипора»[1]».
* * *На этот раз его везли не в багажнике, а между сидениями армейского грузовика. Руки за спиной скованы наручниками. На голове армейский ботинок Гурона. О том, какая здесь плохая дорога, узнал только сейчас. Щека, пока доехали, превратилась в один кровавый, занозистый блин.
По прибытии, выбросили в какую-то яму. Подать пришлось сверху вниз, а не наоборот. Успел сгруппироваться. Пьяный не пьяный, а рефлексы сработали. Хотя от удара о бетонный пол, потерял сознание.
Очнулся когда пришел Калас.
— Зачем ты это сделал, — спросил он.
Хрущов только помотал головой.
— Ничего не знаю, это не я, — заявил на всякий случай он и сразу переспросил. — А что случилось?
Били его долго. В конце, что называется — на закуску: с лежащего сорвали брюки, развели ноги и Гурон, самолично, стал носком своей ножищи, давить на беззащитную мошонку избитого Хрущова.
Хрущ, начал кричать долго и протяжно.
Стоящий в стороне Калас, мужчина закалённый в разных передрягах, от этого жуткого, животного крика, похоже, начал приходить в себе.
— Все, хватит, — приказал он Гурону. — В бочку его, может, что интересное вспомнит.
Потерявшего от боли сознание Хруща, с руками скованными за спиной наручниками, загнали в двухсотлитровую бочку. Зафиксировали ее вверх ногами. Сами пошли осматривать машину, которую выволокли со дна ущелья.
Осмотр убедил Каласа, что Хрущ не виновен.
В кузове автомобиля, там, где находиться двигатель, явно виднелись отверстия от нескольких пуль 50-ого калибра. Такие дырки после себя оставляет, специальная снайперская винтовка, с внушительной дальностью стрельбы и утяжеленной, бронебойной пулей.
По идее стрелявшего, машина после падения в пропасть, должна была взорваться и уничтожить следы от выстрела. Только он не учел, что на дне ущелья протекал ручей. В одном месте, он чуть расширялся и его глубины было достаточно, чтобы пары бензина не скапливались, а мирно уносились течением куда-то под землю. Поэтому-то, взрыва не последовало. Вода, как это часто бывает, подмочила репутацию стрелявшего.
— Хруща не доставать, — рассматривая сплющенное металлическое тельце, бывшего красавца «Гронуэра» приказал Калас. — Для профилактики пусть еще посидит. Если не сдохнет, будет жить.
— Так пусть совсем подохнет, — предложил прямолинейный Гурон.
— Я, еще, все до конца не выяснил, — Калас подозрительно посмотрел на своего верного пса. — Автомобили кто будет чинить, опять ты? Ладно, доставай его.
Он повернулся и пошел в дом. Гурон же посчитал, что ничего плохого, с сидящим в бочке не случиться… Пускай он, еще пару часов потанцует на своей голове в перевернутой бочкотаре. Подумал и пошел отдавать распоряжения, по делам предстоящих траурных мероприятий.
ГЛАВА 10
Ох, тяжело было мне приходить в себя…
Страх, боль, отчаяние. Акробатическая стойка на голове… Страшная боль так сковала суставы, что ни то, что повернуться, рукой нельзя было пошевелить. Это позже я понял, что они у меня были стянуты за спиной наручниками. А пока я просто умирал.
Задыхаясь от испарений бензина… От того, что шейные позвонки оказались у меня во рту… От всего этого, я даже кричать не мог. От ужаса стали видения всякие приходить…
Все, допрыгался соколик…
Как Гоголя — закопали с нормальным сердцебиением…
«Эти суки, кроме того, что похоронили меня заживо, плеснули мне в гроб бензина, чтобы я напоследок, как следует кайфанул,» — не очень весело подумалось мне. Чтобы не продлевать перед смертью агонию и свои мучения, пришлось так повернуться в тесной железяке, чтобы уже от боли, потерять сознание.
* * *Очнулся оттого, что мое затекшее, скрюченное саксаулом тельце, расправляли и выравнивали чьи-то мощные руки. Вот тогда я понял, что такое чистый воздух и оценил прозрачность, стоящего прямо передо мной чистого неба. В благодарность за эти великолепные ощущения, попросил курнуть. Воздух стал еще более приятен. Хотя, конечно блеванул, тем что в организме накопилось.
Близость неба и нежный воздух наполненный разными звуками, подсказывали мне, что раб божий (забыл, как его имя), отмучился и, с дымящейся сигареткой, находится в раю…
Я начал даже слышать нежные голоса ангелов и херувимов… Правда, они звучали, как-то уж чересчур хрипло и грубо… Зато были слышны звучные аплодисменты… Пытаясь увидеть райские кущи, мне пришлось повернуться на бок и разлепить глаза полные слез и смирения….
Над моей поникшей долу головой, Калас громко орал на Гурона, при этом хлестал этого гордого сына гор по щекам. Голова моталась из стороны в сторону, создавая ощущение безысходности.