Очерки о проклятых науках. У порога тайны. Храм Сатаны - Станислас де Гуайта

Вселенский Адам, возжаждав распада, скатился на самое дно «канавы»; он погряз в клоаке дифференцированной субстанции, продукте самого его грехопадения; он дробится, не в силах никогда себя исчерпать, сея в изобилии всё более разумные, нравственные и сознательные живые души даже в самые скромные формы бытия и становления. Но это еще не всё: ему предначертано судьбой, чтобы, разделившись до бесконечности, он восстановился в своем онтологическом единстве; чтобы, спустившись, он поднялся; и, наконец, чтобы, пройдя инволюцию, он прошел эволюцию.

Мы не будем касаться проблемы — столь волнующей в своей оккультной глубине — искупления минерального, растительного и животного царств: эта тайна никогда не будет полностью раскрыта[119]. Но, когда адамическое существо совершит две трети своего обратного пути и, уже частично избавившись от тесных и деспотических пут, надеваемых на него судьбой физической природы, оно сможет эволюционировать до самой человечности, нам позволено высказать некоторые предположения о его возвращении к словесному синтезу — небесному Адаму.

С помощью каких усилий человек во плоти может вновь обрести Эдем своей коллективной божественности? Прежде всего, путем установления уже на этом свете синархического Государства[120].

На чем же зиждется такое синархическое Государство? Прежде всего на Семье.

А на чем держится Семья? Прежде всего на Любви.

Любовь представляется нам во всех ее различных формах важнейшим принципом искупления и основным инструментом реинтеграции.

По отношению к индивидам Любовь, действительно, служит нравственным «узлом», связывающим мужчину и женщину; относительно душ — она еще и магнетический призыв к объективной жизни: именно она, наполняя души сладостным беспокойством, настойчиво побуждает их воплощаться и кружит их, побежденные, в роковом вихре перерождений. Наконец, по отношению к синархическому Государству, любовь служит неумолимым «прокуратором» рас: она одолевает влюбленных, овладевает ими, не дает им покоя — и, внушая им страсть, которую они сами способны утолить лишь путем соединения полов, она непрестанно открывает бедным душам узкие врата физического и земного существования.

И это еще не всё: странное размножение индивидуальных типов вдоль всей цепи родственных связей; этот феномен, весьма расплывчатое название которого, «атавизм», привлекает внимание стольких мыслителей лишь в качестве непостижимой тайны, так вот, ключами от этого явления владеет Любовь!.. В другом месте мы увидим, что в своей возвышенной форме Милосердия Любовь также способствует вначале индивидуальному восхождению душ, а затем их брачному соединению в виде двуполых и взаимодополняющих групп, гармоничное слияние которых в математической прогрессии скрепляет относительный синтез, обретающий свой абсолютный предел только в Боге.

Любовь — третий лик адамической троицы; поскольку, образуя общее звено между двумя супругами, их чувственное отношение, одним словом, их «среднюю позицию», она исходит как от мужчины, так и от женщины, подобно тому, как Святой Дух исходит от Отца и от Сына[121]. Не является ли Любовь также подлинным агентом инкарнации? Агентом, на самом деле, зачинающим ребенка? Ведь нам мистически поведано, что несмотря на то, что Христос был порожден Отцом, зачат Он был Святым Духом. Все эти аналогии предельно точны.

К тому же сам Святой Дух — это не что иное, как божественная Любовь, то есть Любовь, вознесшаяся в духовный мир, тогда как притяжение — не что иное, как космическая Любовь, то есть любовь, преломленная в элементарном мире.

Все, что верно для божественного, или превосходного, и естественного, или положительного, миров, не менее верно для нравственного, или сравнительного, мира. Любовь — третий член человеческой Троицы, поскольку именно она, как мы видели, зачинает ребенка, рожденного от Отца и Матери; и поэтому феникс, возрождающийся из пепла, распрямляет крылья и машет ими между мужской и женской головами. Эмблема вечной плодовитости, феникс представляет, с каббалистической точки зрения, Любовь в пантакле Кунрата.

Само собой разумеется, при рассмотрении большого андрогина, мужская голова оказывается солярной, а женская — селенической. Из правой груди, обозначенной знаком серы, , и левой груди, обозначенной знаком соли, , бьют два вечных источника: символ двух энергий, активной и пассивной, взаимно воздействующих друг на друга, для того чтобы оживить и привести в действие порождающую субстанцию философского Компоста. Знак Меркурия, помещенный на пупке, указывает на среднее деление посредством .

Две руки, на которых написаны два таинственных предписания: Coagula, Solve, поддерживают сферу оккультных элементов. Тем самым Кунрат наставляет нас, что Маг, или совершенный человек, обозначенный Андрогином, способен властвовать над всем элементарным миром в целом и воздействовать на порожденную Натуру со своеобразным всемогуществом, проецируя или притягивая к себе астральный Свет, этот субстрат квинтэссенции.

Рассматриваемый в качестве орудия универсальных трансмутаций, владыкой и регулятором которого человек может стать, астральный Свет раскрывается во всем объеме своего действия посредством формулы, написанной темными буквами на тройном и шестикратном снопе пламени, которое вырывается и пылает у основания центральной сферы.

Но рассматриваемый в качестве самой субстанции вселенской живой Души (Нефегиха-Хайа נפש החיה), которая различается и специфицируется в бесчисленных формах, чтобы породить существа четырех царств[122], астральный Свет становится Азотом Мудрецов, и Кунрат изображает его с помощью иероглифа феникса, помещенного, подобно диковинной диадеме, на двойном лбу андрогина. Павлиний хвост, которым эта странная птица вдобавок украшена, служит в алхимии, как указал Папюс, эмблемой великого делания в данной точке его спагирической эволюции. Множество переменчивых цветов, появляющихся тогда перед глазами, отсвечивают и словно бы отливают тысячей обманчивых отблесков. В сравнительном смысле павлиний хвост, богатый и многоцветный, представляет бесчисленные формы и бесконечно разнообразные нюансы, в которые материя — проникнутая, переработанная и усиленная духом — облачается в восходящем движении всех существ к Существу. Это царство Ионы (יונה), та неиссякаемая плодовитость, которую проявляет, согласно четверному умножению, живая душа, распределенная безо всяких различий среди всех существ вселенной[123]. Иерограф очень точно выражается по этому поводу: «Птица Гермеса — это блаженный принцип растительной жизни, который, действуя в духовной глубине телесных вещей, является самой душой Естества, или квинтэссенцией, способной привести к зарождению всех вещей».

Наконец, верхний треугольник, изображающий совершенный философский камень, этот треугольник, в котором Папюс прочитал слово Элохим (אלהים, Он-Боги) и где мы склонны видеть скорее слово Лорим אורים, Светы, (т. е. принцип всех светов: естественного, сверхфизического и духовного), — это тройное проявление божественного огня, исходящего свыше: אש, Эш. Этот огонь навсегда скрывает под покровом непроницаемого сияния саму сущность невыразимого Единства: причинный принцип, откуда эманирует универсальный Адам в начале инволюции, и целевой принцип, куда, завершая общую эволюцию существ, он должен, наконец, реинтегрироваться и скрыться.

ПРЕВОСХОДНЫЙ, ИЛИ МЕТАФИЗИЧЕСКИЙ, СМЫСЛ ЭМБЛЕМЫ

Чтобы выявить значение нашего пантакля с чисто метафизической точки зрения, следовало бы раскрыть все тайны невыразимой Тетраграммы (Йод-хе-вау-хе), этого божественного синтеза живой Вселенной.

Но, с одной стороны, было бы напрасно повторять здесь довольно подробные и окончательные объяснения, уже приведенные на различных страницах этой книги; а с другой стороны, неизреченный характер Абсолюта, этого Неназываемого, проявленного в имени יהוה, противостоит любым усилиям наших аналитических и относительных языков.

Так что мы будем чрезвычайно скупыми на разъяснения: следует ограничить эту заметку несколькими очень краткими указаниями.

Нам достаточно отметить, что Эш, אש представляет чистый, универсальный, принципирующий Дух, ткущий оболочку из сверхчувственного света для мистического Айн-Соф, אין סוף, бытия-небытия: абсолютного Бытия по отношению к самому себе, поскольку оно есть одно в первоначальном смысле[124]; и небытия по отношению к нам, конечным и случайным, поскольку Относительное не может постичь Абсолютного.