Все против всех - Дмитрий Суворов

Может быть, все-таки был в России какой-то класс или социальный слой, поддерживавший большевиков? Да, такой социальный слой в стране был. Только его в упор не замечали десятилетиями и заговорили о нем лишь сейчас, в последние годы.

Имя ему - маргиналы.

Слово это (от латинского "маргиналис" - пограничный) означает людей, выбившихся из одной социальной группы и не до конца интегрировавшихся в другую. Если хотите, людей на пограничье. Такая прослойка возникает, когда идет резкая и масштабная ломка привычных социальных структур: именно это и происходило в России в эпоху Александра II и затем Витте и Столыпина.

Есть давно подмеченный парадокс. Реформы всегда дают эффект спустя некоторое время - когда сработает их коэффициент полезного действия. В ходе же самих реформ чаще всего наиболее сильно ощущаются как раз их побочные, негативные последствия - не случайно у китайцев самое жуткое проклятие: "Чтоб вам жить во времена реформ!" Причина здесь не только и не столько в экономических факторах, сколько именно в социально-психологической ломке и общества в целом, и многих конкретных его членов в частности. Помните у Н. Некрасова: "Порвалась цепь великая, порвалась, расскочилася: - одним концом по барину, другим по мужику!"

Именно в такие годы появляется - и это неизбежная болезненная плата за реформы, зачастую угрожающая обществу, - множество людей с пограничной психологией, с характерным промежуточным менталитетом. Уяснить черты подобного менталитета нам поможет классическая русская литература.

Хрестоматийный и наиболее известный пример маргиналов - люмпены, или деклассированные элементы. "Продукт гниения общества" - по Марксу, "субпассионарии" - по Л.Гумилеву, персонажи, впервые нашедшие свое художественное отражение в творчестве А.Горького. Легендарные горьковские босяки, контрабандист Челкаш, Старик из одноименной пьесы... А уж "На дне" - так это же маргинальный паноптикум, целая галерея лиц, выбитых из привычного социума. Причем люмпены тут рекрутируются из всех социальных слоев: дворянства (Барон), интеллигенции творческой (Актер) и технической (Сатин), мещанства (Бубнов), крестьянства (Лука), пролетариата (Клещ)... Об этом же, кстати, сказано и у В.Короленко в его "Дурном обществе".

Но маргиналы - это не обязательно люмпены! Можно стать маргиналом, что называется, и не потерять лица.

Возьмите поэму Н.Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?" Да всем плохо! И все потому, что все без исключения герои поэмы - и помещики, и священники, и крестьяне, и холуи - все, что называется, в подвешенном состоянии: прошлое (плохое, но определенное!) ушло, новое пока зыбко, и не знаешь, как себя вести... Знакомое ныне состояние, не правда ли?

А чеховский "Вишневый сад"? Присмотритесь внимательней: там же все маргиналы.

Помещики, теряющие поместье; прислуга, оказывающаяся не у дел; лакей, для которого отмена крепостного права стала личной катастрофой... А уж про Петю Трофимова, недоучившегося студента, и говорить не приходится - чистой воды маргинал с характерными революционно-анархическими настроениями.

Сохранился интересный факт: вспоминая образ Пети Трофимова в тобольской ссылке, императрица Александра Федоровна заметила: "Ну, сейчас такие все в Питере комиссарами". Проницательный человек была последняя русская императрица...

К слову сказать: недоучившимся (по сути) студентом был у нас Владимир Ильич, а семинаристом - Иосиф Виссарионович. Такие вот дела...

Наконец, маргинальность может быть и чисто психологическим феноменом без потери человеком социальной определенности. Вспомните хотя бы горьковского Егора Булычева. Ведь купец до мозга костей, до боли узнаваемый (сколько таких "булычевых" описал, к примеру, А.Островский!). Так нет же - тесно ему в купеческом обличье, и "выламывается" он из своего класса (подлинные слова Горького). Выламывается с треском, бунтует, что называется, шикарно, замахиваясь не только на близких, но и на Господа Бога и сатану, вместе взятых. Вот это по-русски - прямо как у Достоевского: "Широк русский человек - так широк, что сузить бы не мешало!" И при этом не приносит ему бунт внутреннего покоя - наоборот, жуткая обреченность в его последних словах: "Эх, Шура, Шура..." А Шура, дочь? Уж так ей невмоготу в обличье купеческой дочки, что мечтает она стать... "кокоткою", а затем находит более практическое приложение своим мечтаньям - уходит в революцию. (Сходный мотив есть у Горького и в "Деле Артамоновых".)

Вы скажете: мало ли что Горький напридумывал! В том-то и ужас, что все это писано с натуры! Вспомните судьбу легендарного заводчика Саввы Морозова: своих рабочих в кулаке держал, а финансировал собственного могильщика - большевиков (и одновременно - художников Серебряного века!). И когда окончательно понял, что, мягко говоря, заблудился - пустил себе пулю в лоб. Такой судьбы ни одна литературная фантазия не придумает. А ведь Савва Морозов был далеко не одинок:

вспомните уральских магнатов Бугрова (Екатеринбург) и Мешкова (Пермь) те хоть и не застрелились, а все же меценатствовали будущим экспроприаторам...

В общем, к 1917 году этот слой стал угрожающе многочислен и многолик. Причем он как бы вроде и не на виду был - оттого его и не заметили: формально (за исключением откровенных люмпенов) каждого конкретного маргинала можно при желании счесть членом какой-нибудь определенной социальной группы. И так чаще всего и делается. А выводы о состоянии общества будут ложными. И вот почему.

Самое главное в характеристике маргиналов - отсутствие устойчивой социальной психологии. Система ценностей смещена или крайне релятивна ("Что есть истина?"

Эти слова Понтия Пилата можно счесть эпиграфом ко всему, что написано о маргиналах). И отсюда - негативность их миросозерцания. Будучи социально-психологическими "пограничниками", они комфортнее чувствуют себя не в сфере созидания, а совсем даже наоборот. Ведь созидание - это в перспективе стабильность, а маргиналы - дети нестабильности и, даже страдая от нее, не могут вырваться за пределы ее духовной атмосферы, становясь своего рода заложниками тревожного времени. Это как раз тот самый случай, который описан в "Собачьем сердце" М.Булгакова: люди поют революционные песни, вместо того чтобы заниматься неотложными делами, и язвительный профессор Преображенский - нормальный человек, не маргинал ядовито замечает: "Если каждый день гадить в прихожей, обязательно будет разруха". Что мы и поимели...

Отсюда - не просто стремление к деструктивным действиям, но поэтизация разрушения. Как у В.Брюсова: "Ломать я буду с вами, строить - нет!" Не случайно доминанта советской поэзии 20-х годов - "хмельная романтика разрушения старого"

(цитирую школьный учебник 70-х годов). Не случайно с такой симпатией выписана у А.Толстого героиня рассказа "Гадюка" - женщина, до такой степени привыкшая только убивать, что и в мирной жизни в любой конфликтной ситуации ее рука тянется к браунингу, и он в конце концов стреляет - в соседку по коммуналке.

(Вспомните афганский синдром.) Не случайно, наконец, талантливый пролетарский поэт В.Кириллов в 1918 году написал строки, от которых просто обязан содрогнуться любой считающий себя культурным человек:

"Во имя нашего Завтра - сожжем Рафаэля, разрушим музеи, растопчем искусства цветы!" Лихо, не правда ли? И самое кошмарное то, что эти строки - не инструкция с Лубянки: нет, поэт был искренне очарован своим бесподобным эстетическим вандализмом.

Вряд ли нужно пояснять, что маргинальный социум был находкой для большевиков.

Маргиналы их не просто поддержали - они стали для них главной питательной средой, откуда рекрутировались кадры "большевиков и прочих" (так в "Чевенгуре" у А.Платонова), от руководящего звена до рядовых бойцов. Именно здесь, в маргинальной стихии, идея революционного, насильственного переустройства мира нашла своих паладинов, своих фанатических последователей, готовых взойти за нее на крест или послать туда других - кто не согласен.

Взгляните на "знакомые все лица" - на уральских большевиков, отправивших "в штаб Духонина" царскую семью. Федор Лукоянов и Ян Цвикке (Родионов) - студенты, отрекшиеся от великого студенческого братства (помните, как гордо именовал себя московским студентом булгаковский профессор Преображенский и с каким вызовом, рискуя попасть под расстрел, носил на Соловках запретную студенческую фуражку Дмитрий Сергеевич Лихачев?). Николай Толмачев и Борис Дидковский - интеллигенты, порвавшие с контрреволюционной кастой. Рейнгольд Берзин и уже упоминавшийся Цвикке-Родионов - латыши, отрекшиеся от своей исторической родины во имя пресловутой мировой революции. Яков Юровский, Филипп Голощекин, Леонид и Пинхус Вайнеры - евреи, отошедшие от еврейства (об этом писал сам Юровский). Воистину, в буквальном смысле слова: "Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног..."

И так по всей стране. Все порвавшие со средой - под красным стягом. Как в "Хождении по мукам" А.Толстого: Рощин - бывший офицер, Красильников бывший солдат, Лева Задов - бывший артист:. Все "бывшие". Все - за левых. И все стреляют: "Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в святую Русь!".