Англичанка - Дэниел Силва

— Когда ее отсюда забрали?

— Два дня назад. То есть три.

— Когда точно?

— Не помню. Пожалуйста, помогите…

— До или после того, как вы с Броссаром ездили в Экс?

— Как вы узнали про Экс?

— Отвечай, — еще крепче стиснул ей руку Габриель. — До или после?

— В ту же ночь.

— Кто ее забрал?

— Поль.

— Он был один?

— Да.

— Куда он ее забрал?

— На другую явку.

— Он так и сказал? Явка?

— Да.

— Где эта явка?

— Не знаю.

— Отвечай.

— Поль нам не говорил. Назвал это оперативной маскировкой.

— Именно так и назвал? Оперативной маскировкой?

Женщина кивнула.

— Сколько у него явок?

— Не знаю.

— Две? Три?

— Поль не говорил.

— Долго здесь держали девушку?

— С самого похищения, — ответила женщина и умерла.

Трупы сложили на полу в кладовке и накрыли их чистой простыней. Отмывать кровь в доме не стали; только в саду Габриель наскоро полил из шланга плитняк, чтобы хоть как-то скрыть следы произошедшего на вилле. По его подсчетам, в запасе имелось где-то сорок восемь часов, потом женщина из «Недвижимости в Любероне» приедет забрать ключи и проверить состояние виллы. Увидит кровь, вызовет жандармов, а те обнаружат четыре трупа в подвале, где арендаторы превратили хозяйскую кладовую в импровизированную тюрьму. Итак, сорок восемь часов. Может, чуть — совсем чуть-чуть — больше.

Уже светало, когда они вернулись к мопеду Габриеля и старому «рено» Келлера. Габриель замер и напоследок обернулся посмотреть на виллу и долину: к виноградникам шел одинокий рабочий. Погрузив сумки в багажник машины, Габриель и Келлер порознь отправились в городок Бьо, где заглянули на кофе с булочкой в кафе, полное румяных местных жителей. От запаха свежеиспеченного хлеба Габриеля слегка замутило. Он позвонил в Лондон Грэму Сеймуру и непрямым текстом сообщил, что операция провалилась: Мадлен держали на вилле, однако семьдесят два часа назад перевезли в другое место. След завел в тупик, доложил Габриель и отключился. Оставалось ждать, пока Поль выдвинет свои требования.

— Вдруг он решит не рисковать и не станет ничего требовать? — предположил Келлер. — Возьмет и прикончит девчонку?

— Откуда такой пессимизм?

— С кем поведешься, от того и наберешься.

Люберон они покинули тем же путем, каким приехали, выслеживая Рене Броссара и его спутницу: вниз по склонам гор, через реку Дюранс, вдоль берега водохранилища в Сен-Кристофе — и так в конце концов вернулись в Марсель. Габриель и Келлер купили билеты на отходящий в полдень паром до Корсики и сели за разные столики в кафе при терминале. Габриель взял себе чаю, Келлер — пива. Англичанин заметно помрачнел — не часто ему доводилось возвращаться на Корсику, провалив задание.

— Это не ваша вина, — попытался утешить его Габриель.

— Я заверил вас, что девушка на вилле, — ответил Келлер. — А ее там не было.

— Похитители убедительно притворялись.

— Почему? Зачем они несли вахту по ночам, если Мадлен давно забрали?

В этот момент завибрировал сотовый Габриеля. Он медленно поднес трубку к уху, молча выслушал сообщение и снова положил мобильник на стол.

— Грэм? — спросил Келлер.

Габриель кивнул.

— Этой ночью в Гайд-парке под скамейкой оставили телефон.

— Где он сейчас?

— На Даунинг-стрит.

— Когда на него позвонят?

— Через пять минут.

Келлер допил пиво и сразу попросил повторить. Прошло пять минут, потом еще столько же. Снаружи объявили посадку на паром. Не успел диктор договорить, как телефон Габриеля вновь завибрировал. Как и в первый раз, Габриель молча выслушал звонившего.

— Ну и? — спросил Келлер, когда Габриель убрал сотовый в карман.

— Поль выдвинул требования.

— Сколько ему нужно?

— Десять миллионов евро.

— Это все?

— Нет, — сказал Габриель. — Премьер-министр хочет поговорить.

Снаружи от пристани к парому тянулась извилистая очередь машин. Келлер встал и вышел из кафе.

20

Марсель — Лондон

Ближайший рейс до Хитроу вылетал в пять вечера. В магазине близ Старого порта Габриель купил смену одежды и заселился в убогий отель при железнодорожной станции, чтобы помыться и привести себя в порядок. Старую одежду бросил в переполненный мусорный контейнер за рестораном, мопед оставил там, где с наступлением ночи его непременно должны были угнать, и на такси отправился в аэропорт. Терминал был пуст — будто все бежали из него в преддверии вражеской оккупации. Проверив французские новостные сайты, Габриель убедился, что жандармы еще не нашли тела убитых похитителей, а после купил на имя Йоханнеса Клемпа билет в первый класс до Лондона. В полете отказывался от любых услуг авиалиний и, игнорируя попытки соседа — лысого швейцарского банкира — завязать разговор, угрюмо пялился в иллюминатор. Любоваться особенно было нечем: небо на севере Европы заволокли густые облака. И лишь когда самолет вновь снизился до высоты нескольких тысяч футов, ночную мглу пронзили желтые огни натриевых ламп Западного Лондона. Будто море свечей, зажженных на алтаре. Габриель закрыл глаза, и перед мысленным взором его встала женщина в плаще, на коленях у алтаря, в плохо освещенном древнем соборе. Она перекрестилась — словно бы в первый раз.

Сойдя с самолета, Габриель встал в конец очереди на паспортный контроль. Офицер — бородатый сикх в васильковом тюрбане — проверил его паспорт с должным скептицизмом, а после, с силой поставив штамп, поприветствовал на земле Великобритании. Убрав паспорт в карман пальто, Габриель проследовал в зал прибытия, где его ожидал агент МИ-5 Найджел Уайткомб. (Он стоял один посреди толпы, сжимая в руках мятую табличку с надписью: «Г-Н БЕЙКЕР».) Уайткомб был правой рукой Грэма Сеймура и выполнял для него конфиденциальные поручения. С виду возмужалый, лет за тридцать, выглядел он тем не менее как подросток: румяные щеки без следа щетины. Пожимая руку Габриелю, Уайткомб бегло улыбнулся невинной улыбкой церковного служки. Такая благовидная внешность сильно пригодилась ему на службе: за ней скрывался хитрый и коварный ум, который мог дать фору любому террористическому гению или рецидивисту.

Из-за того, что Габриель приехал в Лондон инкогнито, Уайткомб забрал его на личном транспорте, «воксхолл-астра». Вел он лихо и уверенно, будто каждые выходные участвовал в скоростных автогонках. Только на подъезде к Вест-Кромвель-роуд стрелка спидометра опустилась ниже отметки в восемьдесят миль в час.

— Хорошо, что рядом больница, — заметил Габриель.

— Почему?

— Если не сбавишь скорость, она нам понадобится.

Уайткомб послушно убавил ход — правда, ненамного.

— Может, заглянем в «Хэрродс» на чашечку чая? — спросил Габриель.

— Мне велено доставить вас сразу по назначению.

— Да я шучу, Найджел.

— Знаю.

— Может, еще знаешь, зачем я прилетел?

— Нет, — ответил Уайткомб, — однако подозреваю, что дело срочное. Последний раз я Грэма видел таким, когда…

Он умолк, не договорив.

— Ну, и когда же? — спросил Габриель.

— …когда бомбист «Аль-Каиды» взорвал себя в Ковент-Гарден.

— Интересные времена, — мрачно заметил Габриель.

— Это была одна из наших лучших операций, согласны?

— Если забыть, как она завершилась.

— Будем надеяться, что эта завершится иначе. Что бы там ни было.

— Будем, — согласился Габриель.

Миновав настоящий водоворот из машин на Гайд-парк-корнер, Уайткомб понесся мимо Букингемского дворца к Бердкейдж-Уок. Проезжая Веллингтонские казармы, он позвонил кому-то по сотовому, быстро пробормотал что-то о доставленной посылке и оборвал связь. Спустя две минуты остановился за припаркованным на Олд-Куин-стрит лимузином «ягуар», на заднем сиденье которого сидел Грэм Сеймур. Вид у безопасника был такой, будто у него несварение после ужина в клубе.

— Полагаю, делового костюма у тебя нет? — спросил он у Габриеля, когда тот сел рядом.

— Был, — ответил Габриель, — но «Бритиш Эйрвейз» потеряла мой багаж.

Сеймур нахмурился, потом взглянул на водителя и скомандовал:

— Дом номер десять.

Дом номер 10 по Даунинг-стрит — самый, наверное, известный в мире адрес — некогда охранялся всего двумя констеблями. Один стоял снаружи, у выцветшей черной двери, второй сидел в передней, в удобном кожаном кресле. Все изменилось после минометного обстрела в феврале 1991 года: при входе на Уайтхолл выросло заграждение, а места двух констеблей заняли вооруженные до зубов бойцы группы дипломатической защиты из Скотланд-Ярда. Как и Белый дом, Даунинг-стрит превратилась в укрепленную зону за прутьями забора.

Изначально дом номер 10 состоял из трех построек: городского дома, коттеджа и обширного особняка шестнадцатого века, который назывался «домом на заднем дворе» и служил резиденцией для королевской семьи. В 1732 году король Георг II передал этот комплекс сэру Роберту Уолполу, негласному премьер-министру, и тот решил объединить все три постройки в одну. То, что получилось в результате, Уильям Питт описал не иначе как «огромный и нелепый дом», проседающий и трещащий по швам. Редко какой премьер-министр соглашался в нем жить. К концу восемнадцатого века дом пришел в такой упадок, что казначейство рекомендовало снести его; после Второй мировой его признали аварийным и ограничили допуск на верхние этажи из-за угрозы обрушения. И вот в конце 1950-х правительство приступило к тщательной реконструкции: прерываемая из-за стачек и средневековых находок под основанием дома, она завершилась через три года и обошлась в сумму, втрое превышавшую запланированную. Тогдашний премьер-министр Гарольд Макмиллан на время ремонта переселился в Адмиралтейский дом.