Сайонара, Гангстеры - Гэнъитиро Такахаси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потому что в самом скором времени они на собственной шкуре узнают, каковы последствия подражания.
13
— Мы не алчем денег, поскольку в этом мире денежные знаки по существу «Schein», то есть «видимость».
И как условно наше существование, так условны и деньги.
Общая сумма, которую мы «зарабатываем», никогда не переступала границ, установленных в налоговом кодексе статьей о потерях при форс-мажорных обстоятельствах в виде природных бедствий и краж. Иными словами, в чисто математическом отношении суммы остались теми же, как если бы мы не покушались на чьи-либо деньги.
Грабеж — не что иное, как еще одна программа рынка. Грабеж — не более чем «Schein» внутри «Schein».
14
— Это правда, что временами нами овладевают иррациональные мечты, но нам никогда не казалось, что мечтаний следует избегать.
На деле мечтательность — обязательный атрибут гангстеризма.
Без романтики жизнь становится пресной.
15
— Часто вещи, в которые мы верим безоговорочно, другим представляются в ином свете. Точно так же мы смотрим иначе на то, перед чем преклоняется общество. Подобные несовпадения взглядов и оценок случаются на каждом шагу.
Наверное, подобный порядок вещей следует принимать с раскрытыми объятиями. И своим врагам мы склонны доверять больше, чем «друзьям».
16
— Мы никогда не бросались лозунгами и не подводили под свои действия теоретических платформ. Подобные попытки всегда пробуждают тревожное ощущение, так же как и поползновения основывать действия, отталкиваясь от абстрактных идей.
Мы всегда пытались исходить из здравого смысла, из той самой универсальной мудрости, что постепенно предается забвению.
17
— Когда после очередного дела мы собираемся вечером за общим столом, нам становится не по себе. Нас пугает то, что день за днем мы все дальше отдаляемся от мира.
И, кажется, в конечном счете достигнем прямо противоположного нашим целям.
Но в такие минуты, когда сердце и ум борются с тобой и остается одно желание — бежать, мы собираемся и начинаем думать вместе, мы говорим страху «нет».
Закрывая руками глаза, ты не можешь воспользоваться автоматом. И не можешь быть гангстером.
18
«Толстый Гангстер» закончил свою речь.
От его леденца осталась только палочка.
«Толстый Гангстер» аккуратно сунул ее в нагрудный карман и достал оттуда очередной «чупа-чупс».
— Оратор из меня неважный, — заметил «Толстый Гангстер».
Я ведь совсем другое хотел сказать, — продолжал он, — но почему-то не вышло. С годами в нашей работе начинаешь терять мастерство в такого рода делах.
19
Я обратился к «Красивому Гангстеру».
— Что ж, теперь ваша очередь.
«Красивый Гангстер» поднялся.
«Красивый Гангстер» посмотрел в глаза Книги Песен.
— Опомнись, — сказал он.
20
— Вернись.
— Нет.
— Вернись.
— Нет. Я не гангстер.
— Ты гангстер.
— Нет, я не гангстер!
Книга Песен спрятала лицо в ладонях.
— Слушай, малышка, ты же самый настоящий гангстер.
— Нет! Нет! Нет! Я устала быть гангстером!
«Красивый Гангстер» нацелил пистолет ей в грудь.
— Я УСТАЛА от этого!
— Не надо! — закричал я. — Не стреляйте!
«Толстый Гангстер» с нечеловеческой силой вцепился в меня, я как будто попал в тиски.
Пистолет «Красивого Гангстера» изрыгнул пламя.
И я увидел, как на белой блузке Книги Песен расплывается алое пятно.
Не отрывая рук от лица, Книга Песен мягко упала на пол.
21
Мы с гангстерами склонились над телом Книги Песен.
Лицо ее потемнело, губы чуть приоткрылись.
— Смотри, — шепнул сзади «Толстый Гангстер», продолжая сжимать меня в тисках.
22
Я оставался в прежней позе.
«Генрих IV» потерся носом о неподвижное тело Книги Песен.
— Мяу, мяу, — жалобно вопил «Генрих IV».
23
Веки Книги Песен затрепетали.
Постепенно ее лицо приняло прежний цвет.
«Толстый Гангстер» заговорил первым.
— Гангстеры не умирают, — сказал он.
— Не важно, сколько бы раз нас ни заваливали, мы всегда возвращаемся к жизни, — говорил он. — Нас можно убивать, убивать и еще раз убивать — и все равно мы всякий раз возвращаемся. Пока наши лица остаются нетронутыми, мы гангстеры навсегда, во веки веков.
24
Глаза Книги Песен приоткрылись.
Казалось, она не может понять, где находится.
Книга Песен обвела стеклянным взглядом сгрудившихся над ней гангстеров, а затем и меня.
«Толстый Гангстер» отпустил меня.
Я упал на колени перед распростертой на полу возлюбленной и откинул прядь волос с ее лица.
— Прости. Мне так жаль.
Слезы заструились из остекленевших глаз Книги Песен.
25
— Книга Песен… пожалуйста, — выдавил я. — Скажи, что значит «Сайонара, Гангстеры»?
В затылок мне тут же с силой ткнулась рукоять пистолета.
И все вокруг провалилось во тьму.
II
Прекрасно, просто как никогда прекрасно
1
Мы с «Генрихом IV» сидели перед телевизором.
2
— Все кончено, гангстеры.
Вы окружены.
Сопротивление бессмысленно. Немедленно выходите.
Все оказавшие сопротивление будут расстреляны на месте.
Звук сирены полицейского броневика растекался по фасаду здания, где укрылись гангстеры, и медленно исчезал под куполом неба.
3
Здание было окутано белесым, рыжевато-коричневым и черным дымом.
«Толстый Гангстер» появился на входе, волоча под мышкой двух полицейских в полуобморочном состоянии. Тело его было усеяно алыми отверстиями. Левая, свободная рука бессильно раскачивалась, как будто выбитая из плеча.
«Толстый Гангстер» продолжал двигаться вперед, делая шаг за шагом. Он потерял много крови и теперь еле волок ноги.
Полисмены навели карабины, целясь ему в голову.
— Теперь поднимите руки!
— Руки, говорите? — устало отозвался «Толстый Гангстер». — Какую? Одна не двигается вовсе, другой я держу двоих ваших парней.
Казалось, он засыпал на ходу.
— Последнее предупреждение! Руки вверх или открываем огонь!
— Ну начинайте, раз решили.
Пули ударили в бок и правое плечо.
Лицо «Толстого Гангстера» скривилось от боли. Он выронил леденец, который не переставал сосать даже сейчас, а вместе с ним и пару полицейских. Уже падая, полисмены увидели перед собой леденец на палочке и потянулись за ним.
— Руки прочь, это мое!
«Толстый Гангстер» заметил выпавший леденец за миг до того, как полисмены успели его прибрать к рукам. В этот момент новый залп из карабинов ударил в его тучное тело.
«Толстый Гангстер» поднял голову. Лицо его превратилось в кровавое месиво.
«Толстый Гангстер» стоял, задумчиво раскачиваясь и продолжая сжимать в руке подобранный леденец. Он терялся в догадках, куда его вставить, поскольку рта у него больше не было.
«Толстый Гангстер» обтер «чупа-чупс» обшлагом рукава — ах, сласти он любил превыше всего на свете! — и сунул в нагрудный карман. И с жутким, леденящим душу стоном стал ковылять навстречу мерзким полицейским выкормышам, только что лишившим его основного органа наслаждения.
— Цельте ему в зубы! Стреляйте в рот — и с ним покончено!
Готовьсь! ЦЕЛЬ! ПЛИ!
4
Кто-то выскочил из парадного входа в здание вместе с облаком черного дыма, слепо, без разбору, на бегу стреляя по сторонам из автомата.
Это был «Молчаливый Гангстер».
— Социальная фобия!
Плоскостопие!
Юбкозадиратель!
Ветрогон!
«Молчаливый Гангстер» замолк, не прекращая стрельбы. Но не успел он пробежать и десяти ярдов, как оба его колена были прострелены, и он пал ниц.
— Некоторые любят погорячее! Врежьте ему как следует!
— Добейте его!
«Молчаливый Гангстер» еще шевелился, пытаясь открыть ответный огонь, когда свинцовый дождь из полицейских карабинов со всех сторон обрушился на него с такой силой, что тело завертелось волчком. Он выкатился на дорогу, дергаясь, словно исполнял брейк в нижней позиции.
«Молчаливый Гангстер» уже едва дышал.
Какой-то полисмен всунул ему в рот ствол карабина.
— Хочешь еще что-то сказать напоследок? — спросил полицейский.
