Чужестранец - Алексей Семенов

— Сказать-то кому он должен был? — хмыкнул Мирко. — Не тебе ли?

— Мне… — усмехнулся Ахти. — Я так, приятель.

— А не тебе, так что ж ты за ним поплелся? Говори уж, не таись. Я человек мимохожий, мне проку в ваших делах нет. Впрочем, не хочешь — не рассказывай. И я промолчу.

— Дело вот в чем, — с прежним спокойствием продолжил Ахти. — Мне, понятно, Антеро ничем не обязан. Да и никому не обязан. Только девушка одна хорошая день назад из-за него чуть в колодце не утопилась. Так-то. Умен Антеро, а такого предвидеть не смог. — И Ахти с силой всадил топор в неподатливое сырое дерево.

Мирко присвистнул. Такой поворот событий был для него непонятен. Эта часть жизни была для него пока за дверью, которая не спешила открываться.

— Ну, коли так… — Мирко распрямился, погладил себя по затылку. Он всегда так делал, если сомневался в правильности своих поступков. — А тебе она кто?

Дрова были порублены, и Ахти, поправив налобную ленточку, проговорил внятно и раздельно:

— Мне она — сестра. Двуродная.

— А, вот оно что, — протянул Мирко. — Тогда…

Но снова что-то заставило его усомниться в окончательном решении рассказать белобрысому все как есть.

— Двуродная, говоришь? Ой ли? А если не так? Несмотря на небольшой жизненный опыт, Мирко знал: от ревности человек на любую ложь и гадость способен, а в последнее время — тем более.

— Если, если, — пробурчал Ахти. — Ладно, давай так: сперва этих захороним, как требуется, а потом я тебе всю историю сказывать стану. Ты, я вижу, тоже умен. Не хуже Антеро.

— Давай, — согласился Мирко. — На том спасибо, что умным назвал.

Ахти помолчал мгновение и добавил:

— Не стоит ссориться. Тут и вправду не все так просто, как мне видится. А ты ловок воевать, хоть и лесовик! Как ты этого желтого-то свалил! Если б не ты, они вшестером меня изловили бы, как куропатку.

— И ты благодарствуй. Квиты мы. Ежли б не ты, у меня тоже так складно не вышло б. — И они поклонились друг другу.

Солнце уже отмерило половину пути меж полуднем и закатом, когда почти прозрачные языки погребального костра задрожали в прогретом звенящем воздухе. Огонь быстро съедал плоть павших, поднявшийся ветер плотно прижимал к земле черный маслянистый дым, и с ветром улетучивались последние сомнения в том, что убитые были обычными людьми, преображенными силой неведомого колдовства.

— Одно жаль, — вздохнул Ахти. — На этих луговинах при болоте добрый выпас был. А теперь ни одна животина здешнюю траву есть не станет.

— Вестимо, не станет, — подтвердил Мирко. — Пепел надо будет хорошенько собрать, пока его ветер не развеял. А то, кто знает, может, все ж они не совсем люди.

— Конечно, — кивнул Ахти, возвращая в самый жар выкатившийся, пышущий красными угольями сук. — Только вот горшка доброго у меня не найдется.

— И у меня, — развел руками Мирко.

— Делать нечего, придется в жбан березовый уложить. Только его прежде опорожнить надо. Ахти сбегал к лошадям, где оставил свои пожитки, и принес вместительный жбан из бересты, наполненный хлебным квасом.

— Ну, на двоих — это нам не задача! — засмеялся мякша. — Квас-то мать делала?

— Нет. — Ахти вдруг нахмурился. — Не мать. Хилка делала.

— Та самая? — участливо поинтересовался Мирко.

— Да, та самая.

— Ладно. А то, что жбан березовый — это даже и неплохо. Береза — дерево светлое. Глядишь, и очистит скверну. — Мякша замолчал. — Если есть тут какая скверна, — добавил он тихо, когда Ахти отошел в сторону.

Уж очень не вязалась одиннадцатиглавая смерть, что сотворили он, Ахти, малый человек и серый хозяин леса с этим желтым прозрачным солнечным светом, ярко-синим небом, темной хвойной зеленью, ветровыми волнами бледных болотных трав, красными ягодами боярышника и свежим шумом леса. Мирко было как-то даже жалко их — ведь славные были воины, а иные и вовсе красавцы собой — вот хоть белогорца взять. И этот, желтоволосый: лицо-то — словно у сказителя. Может, и впрямь песнотворцем был? Плохо это — людей губить, сколь бы пропащими они ни были. Правду говорил дядя Неупокой: не его, не Мирко эта работа. И зачем этот рыцарь на шею отрез шерстяной намотал?

Огонь — самый прожорливый зверь на свете — тем временем завершил трапезу. Только зола, черный жирный пепел да горсти пережженных костей — вот и все, что осталось от тех, что недавно пребывали во плоти.

Мирко и Ахти собрали кости, пепел положили в уже пустой жбан и закрыли туго крышку. Потом выкопали неглубокую продольную яму, с северо-запада на юго-восток, в нее опустили берестяной сосуд — последний в этой земной жизни приют для воинских душ, а всю сбрую железную да оружие покидали в дупло — железный лязг странно отдавался в пустом стволе.

Внутренне Мирко уже был готов к тому, что, как только упадет на могилу последняя горсть земли, тотчас свершится некое знамение — нечто невиданное и необычайное. Но нет, никакой перемены в окружающем пространстве не произошло, даже птицы свой галдеж не прекратили. Куда там! Две сороки, облюбовав одну и ту же ветку на невысокой рябине, подняли такую неподобающую случаю трескотню, что Ахти не вытерпел и запустил в них палкой, чтобы убирались подальше.

На месте захоронения путники насыпали небольшую горку из камней: вдруг окажешься здесь, да не один, а — не приведи судьба, конечно, — с матерью, сестрой или женой кого-нибудь из убитых, тогда сможешь хоть указать им скорбную примету.

— Ну, вот и все, — сказал Мирко. — Больше вряд мы сможем для них что-то сделать. Добрые были воины. Теперь помыться бы как следует — негоже после таких дел разговоры о родне затевать.

Хиитола призадумался:

— Знаю одно место. Здесь неподалеку озерцо есть. Мы, деревенские, часто в нем купаемся. Там даже банька на берегу стоит. Старая, правда. Ее уж давно забросили.

— Что так? Пар плохой?

— Да нет. От деревни далековато, ну и… В общем, не шибко хорошее место, — помявшись, отвечал Ахти.

— С чего бы? — поинтересовался Мирко, пока они отмывали с рук костровую гарь, укладывали вещи да готовили лошадей.

— Видишь ли, — начал хиитола, когда копыта коней уже глухо ступали по мягкой опавшей хвое, — старики сказывают, жил раньше в нашей деревне колдун. Сильно он баню уважал. По его настоянию баньку ту и поставили, и сам он немало поработал. А как выстроили, повадился он туда ходить. И другие мужики тоже были не прочь, конечно, уж больно вода в том озере мягкая и приятная. Только колдун чуть не каждый день там парился.

— А банник как? Добрый? — спросил Мирко со знанием дела.

— Да, банник добрый попался. Да о нем не забывали. Видать, не худо ему жилось у колдуна. Только раз явились поутру мужики на озеро — зашли туда по случаю, на охоту отправились, — и видят: баня не топится, дверь — настежь, а сам колдун в траве на берегу лежит, голый весь, и не двигается.