Лагерный пахан - Владимир Колычев

Трофим понял, что угодил в «Индию» – так называлась хата, куда менты сплавляли особо авторитетных заключенных. Святая святых тюремного изолятора. И в центре «алтаря», судя по всему, находился сам Жиха.

– Ну, рассказывай, – без предисловий велел Трофиму центровой.

И так на него глянул, что мороз спину продрал.

– А-а, что рассказывать?

– Ну, как Лелика дербанул.

– Лелика?

– Лялин его фамилия…

– А-а… Ну, дело обычное… Да мы на гоп-стоп взять хотели, а он за «наган», пришлось успокоить…

У Трофима уже не оставалось никаких сомнений в том, что его пытает сам Жиха. Только его могла интересовать судьба цехового.

– Меня не волнует, с кем ты ходил на дело. Мне все равно, что вы сделали с терпилой. Сколько бабла вы взяли?

Трофим был близок к тому, чтобы сказать правду, но все же соврал, вернее, подтвердил прежнюю свою сказку.

– Два косаря…

– А сколько Рубач с тебя требует?

– Ну, двадцать…

Трофим глянул на Рубача, и его брови удивленно поползли вверх. По логике вещей смотрящий должен был стоять сейчас в позе напыщенного индюка. Но он был похож на ощипанную курицу из продмага – синюшно-бледный цвет лица, неподвижный взгляд, перекошенно сжатые губы…

– Зачем они ему? – продолжал допытываться вор.

– Ну, он сказал, что Жихе нужно, на общак…

– Жихе, значит…

Надо было видеть, как скукожило Рубача под свирепым воровским взглядом.

– Я… Я хотел сначала слам с него снять, а потом уже тебе отписать… – жалко залопотал он. – Ну, чтобы порожняки не гонять…

– На общак, да?

– Ну да, конечно, на общак!.. Или ты думаешь, что я себе? Да я ни в жизнь!..

– Я думаю? Да нет, не только я один так думаю… Скрысить ты бабки хотел, вот что мы думаем…

– Жиха, брат! Ты чего?! – обреченно хватаясь за голову, взвыл Рубач. – Да у меня в мыслях не было!..

– Да? Тогда объяснись. Предъява тебе брошена, послушаем, что ты скажешь. Так, братва?

Собравшиеся вокруг Жихи авторитеты молча и важно закивали. Кто-то смотрел на Рубача злобно, кто-то равнодушно, кто-то с пониманием – но все ждали от него объяснений.

– Так это, тут такое дело… – Рубач понял, что у него есть шанс, взбодрился. – Я ж не мог знать точно, есть у пацана лавье или нет. Если есть, скачаю, если нет, значит, не судьба. Не хотел волну поднимать, пока точно не узнаю, есть бабло или нет. Вот если бы точно знал, я бы сразу вам отписал… А может, у него нет ничего?

Рубач с надеждой глянул на Трофима:

– Ты вот скажи, есть у тебя двадцать косарей или нет?

– Нет.

– Вот видите, братва, нет у него ничего. А я бы волну поднял. Вы бы меня балаболом назвали…

– Ну, не знаю… – в глубоком раздумье покачал головой Жиха. – Я тебя, Рубач, давно знаю, крысой ты не был… Но и не химичил ты раньше. Сначала мое слово, а потом уже дела… Не нравится мне все это. Не нравится…

– Да я отвечаю, не думал я замылить бабки! Если б что-то прорисовалось, тогда бы я сразу маякнул. А так только волну гнать…

Рубач из кожи вон лез, чтобы доказать свою невиновность, но, судя по всему, Жиха не очень-то ему верил.

– А пацана зачем на развод кинул? – спросил сидящий рядом с вором авторитет.

Изможденное, чахоточного цвета лицо, но взгляд сильный, энергичный.

– Какого пацана? Трофима, что ли? – спросил и сам же себе ответил Рубач. – Ну, почему на развод? Он же слам с нашего цехового снял. В общак не отстегнул… Ну, должен же был кто-то восстановить справедливость…

– Я на тюрьму поставлен, чтобы за справедливостью смотреть, – мрачно изрек Жиха. – И если ты от моего имени базарил, должен был сначала со мной по этой теме перетереть. А ты сам с усам, нехорошо… А то, что пацан, на общак не отстегнул…

Вор сурово глянул на Трофима.

– Это правда, что ты на общак не скинулся? – жестко спросил он.

Трофим хорошо знал, как важно уметь держать базар. Поэтому постарался ответить кратко, четко, без колебаний.

– Правда. Но я собирался отстегнуть. Да менты повязали.

– И как долго ты собирался?

– Недели две…

– Долго.

– Но я могу объясниться.

– Валяй.

– Я два года на малолетке был, а потом сразу в армию загремел, в стройбат, на два года. Вернулся, никого не знаю. Только один Петруха Мигунок…

– Не знаю такого, – покачал головой Жиха.

– Так и он мало кого знал… Он терпилу, то есть Лелика… В общем, он свою долю снял и на дно залег. А я на плаву остался. И барахтался, пока менты не закрыли… Но здесь я сразу на общак свой хлеб положил…

Вор пытливо глянул на Рубача:

– Это так?

– Да врать не буду, – кивнул смотрящий. – Один клоун ему предъяву бросил – типа, петух на хату заехал. Трофима к столу не пускали, так он сам ничего не ел – ждал, когда мы его к себе позовем. Все, что было у него, сразу на общак наш положил…

– А что за клоун?

– Бутон его кликуха.

– И где он?

– Весь вышел, – мрачно усмехнулся чахоточный авторитет. – Братва его за косяк голимый опустила, так он с хаты ломанулся. На больничке завис. Там и загнулся. Утром с петлей на шее нашли.

– Сам или кто-то помог?

Чахоточный многозначительно кивнул на Трофима:

– Да вот, пацан с ним в одной буцыгарне был… У него спросить надо.

– Спросим.

Жиха упер в Трофима вопросительный взгляд.

– Куму я сказал, что Бутон сам загнулся, – бедово ухмыльнулся тот.

– А на самом деле?

– На самом деле я на больничку за Бутоном пошел. Он меня в петухи записал, такой наклеп кровью смывается…

– А точно наклеп? – подозрительно спросил Жиха.

– Точно, – вступился за Трофима чахоточный.

В отличие от вора, который совсем недавно занял место смотрящего, он хорошо разбирался в тюремных раскладах.

– Братва разбор проводила, с ним все чисто… Он у лохмачей был, на прессу. Менты на признанку кололи…

– И что? – вскинулся Жиха.

– Раскололи. Он мокрое на себя взял, лишь бы не подставляться…

– Лохмачи, на прессу, – грозно насупился вор. – С этим гадами мы еще разберемся… А точно не подставился? – кивнув на Трофима, спросил он.

– Точно. Вертух за ним смотрел, он и Щипчику слил, что с пацаном все чисто. Щипчик Витому сразу отписал, чтобы пацана почем зря не проткнули…

– Свою мокруху взял или чужую? – Жиха не сводил с Трофима пристальный взгляд.

– Свою.

– Это он Лелика на себя взял, – пояснил Рубач.

– А тебя спрашивали? – нехорошо глянул на него вор.

– Нет.

– А сам откуда знаешь, что Лелика?

– Да он сказал…

– Ты прижал, я и сказал, – не стал молчать Трофим.

– Он что, выпытывал у тебя?

– Да почти… Если б я не знал, что у него свой интерес, я бы решил, что под наседку попал…

– Кто наседка? Я – наседка? – вскипел Рубач.

– Я не называл тебя наседкой, – покачал головой Трофим. – А если ты думаешь, что назвал, я готов ответить за свои слова…

– Что ж, объяснись, – потребовал Жиха.

– Да не нравится мне вся эта канитель…

Трофим хорошо помнил тот разговор, который Рубач завел о цеховом с Линейной. Тогда он не вызывал у него подозрений, да и после разрозненные фрагменты почему-то не складывались в единую картинку. А сейчас вдруг все срослось…

– Он сразу меня про цехового спросил, – сказал Трофим. – Говорил, что в прокуратуре был, кто-то там ему про Лялина сказал, типа, его сначала на тачке из дома вывезли, потом сожгли…

– Чо ты несешь?! – Рубач дернулся так, как будто на оголенный высоковольтный провод наступил.

– Ша! – крикнул ему Жиха.

И велел Трофиму продолжать.

– А до того он еще про волыну спрашивал, ну, с которой меня повязали… Я ему не сказал, а он про цехового вспомнил… А потом следак меня за жабры взял. Типа, такой же «наган», как у меня, у цехового был… А откуда он мог про «наган» знать?.. В общем, я думаю, неспроста мне эту делюгу шить стали. Ведь закрыли меня не из-за цехового, совсем по другому делу. А тут еще это добавили…

– То есть сначала у тебя базар с Рубачом был, а потом следак Лелика на тебя повесил, так?

– Так.

– В прокуратуре, значит, был? – косо глянул на Рубача Жиха. – И кто там тебе про Лелика сказал?

– Брат, ты чо, веришь этому вахлаку? – запаниковал тот. – Да он тебе счас такого наговорит!

– Я за свои слова отвечаю, – уверенно сказал Трофим. – Так и было, можете Витому отписать, он подтвердит…

– Витой на этапе.

– Но еще пацаны были, я не знаю, куда их расфасовали. Может, кто в тюрьме…

– Что за пацаны?

Трофим спокойно перечислил клички. Жиха что-то сказал чахоточному, тот молча кивнул и поднялся из-за стола, подошел к своей шконке, полез за бумагой и ручкой… Малявы будет писать. Значит, все очень и очень серьезно. Для Рубача уж точно.

– Так, может, все-таки скажешь, к какому ты прокурору ходил? – злобно спросил у него Жиха.

– Да на допрос меня возили, там я Рысака видел, – потерянно промямлил тот.

– Рысак тебе про Лелика сказал?

– Ну да…

– А меня как спалили ты не знаешь? – спросил, как ударил, Жиха.