Светлая печаль Авы Лавендер - Лесли Уолтон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В больнице за нами ухаживала санитарка: она чистила мамино судно и баловала зеленым желе и шоколадным молоком в бутылочках. Санитарка, с жадностью читавшая Библию, приносила с собой тетрадные листки, исписанные разными женскими вариантами имен Михаил, Рафаэль и Уриэль, которые только могла придумать.
– Ей же необходимо дать имя, – говорила она.
Я была в полном смысле слова хорошеньким младенцем – ну, так мне сказали.
У меня были темные глаза и копна черных волос, как у мамы, когда она родилась, вплоть до завитка на затылке. Если не считать крыльев, я была совершенна. Хотя даже крылья смотрелись гармонично. Спустя несколько дней я могла уже завернуться в них, как в пеленальное одеяльце.
– Мне нравится Микаэла, – предложила санитарка, стоя в дверях. – Или можешь назвать ее Рафаэлой.
Гейбу нужно было время, чтобы дойти от лифта до палаты. Сначала надо было унять дрожь в пальцах и справиться с вздымающейся грудью. Когда он появлялся, держа в руках букет цветов, увядших от сильной и потной хватки его ручищ, то церемонно ударялся головой о дверную раму.
– Я хотел бы предложить назвать ее Авой, – сказал он, потирая лоб и отдавая цветы санитарке. Недоуменно посмотрев на него, она добавила букет в коллекцию потемневших цветов, оставшихся от его предыдущих приходов.
– А какого ангела так звали? – поинтересовалась она.
– Это значит «птица», – тихо объяснила Вивиан. Она пыталась скрыть свое разочарование, но и она сама, и Гейб, и Эмильен – все они знали, что Вивиан все еще надеется, что к ней придет Джек. Неважно, принесет ли он цветы, извинится ли перед ней. Он нуждалась в нем. Нуждалась, потому что это единственное, что было по-настоящему важно.
Но вдруг моя мама увидела доброе сердце Гейба и забыла, что ее собственное – в трауре. В этот миг она разглядела в нем родную душу и улыбнулась при мысли, что может провести следующие пятьдесят лет, уютно устроившись на сгибе его длинной руки и ступая с ним рядом – рука об руку, шаг в шаг. Но потом в голову ворвались воспоминания о Джеке и долгих месяцах ожиданий, и она вновь завесила свою душу погребальной пеленой.
– Ладно, – закатив глаза, сдалась молодая санитарка. – Называйте ее, как вам вздумается, но что же делать с другим младенцем?
В этом повышенном внимании (репортеры, статьи в газетах, толпы боготворящих поклонников) Вивиан больше всего раздражало то, что оно сосредоточилось только на одном близнеце, будто я была сама по себе. Разве близнецы не что иное, как пара? Они ведь явились вместе не просто так. Возможно, хуже было даже то, что за материнским негодованием скрывался страх – Вивиан сама не знала, что думать про второго младенца. Он был крохотным и тихим, слишком тихим для новорожденного. Он обмякал, когда его брали на руки. Вивиан казалось, что она родила не одну диковинку, а две.
– Генри, – решила Вивиан. – Назову его Генри.
– Ава и Генри, – улыбнулся Гейб.
Глава десятая
Для всех было совершенно очевидно, что Джек Гриффит – отец детей Вивиан Лавендер; те, кто знал Джека, видели сходство с ним моего брата – но никто не осмеливался об этом сказать. Возможно, они брали пример с отца Джека, сварливого Джона Гриффита, который, когда бы ни проходил мимо булочной Эмильен, морщился и стискивал зубы. Были такие, кто божился, будто видели, как он плюнул в Вивиан в тот день, когда она, еще беременная, в замызганном белом платье, которое отказывалась снимать, уволилась со службы у прилавка с газировкой. Его длинный и тонкий белесый плевок попал ей в спину, а потом утек вниз и смачно шлепнулся на тротуар.
Большинство предпочитало соблюдать по отношению к Джеку презумпцию невиновности. Предпочитали думать, что он попросту о нас не знал. В сентябре, еще до нашего рождения, он уехал в Уитмен-колледж. И с тех пор не возвращался. Не стоит забывать, что между нами лежали четыреста километров.
И вдруг на наше двухлетие заявилась Беатрис Гриффит.
В первый и последний раз.
Именно бабушка увидела, как она идет по дорожке. Мелкие нетвердые шажки этой женщины так напомнили Эмильен ее собственную хрупкую Маман, что она просто не могла не поприветствовать Беатрис и не пригласить ее в гостиную. Позднее Эмильен вспоминала, что Беатрис разоделась в пух и прах для столь кратковременного визита. На ней был элегантный серый костюм с широким, затянутым на талии поясом, пара белых перчаток и шляпка с вуалью, которая плотно сидела на голове с короткой стрижкой. На щеки, будто обтянутые папиросной бумагой, она нанесла розовые овалы румян.
Когда мама показала ей нас с Генри, Беатрис прижала к груди свои ручки в перчатках и стала тихо бормотать под нос «м-м-м», пока руки не задрожали, а слезы не полились в ее улыбочные морщинки.
Она принесла подарки: мне – юлу, а Генри – набор кубиков. И держала меня на коленках, пока крылья не защекотали ей подбородок.
Перед уходом Беатрис схватила Вивиан за руку.
– Тебе не обязательно делать все самой, – прошептала она.
Беатрис не всегда была такой тихоней. В юности она слыла смешливой – и даже боевой, – а в выпускном классе ее избрали «самой неподражаемой девочкой». Именно она своим остроумием отвлекла футбольную команду противника, а одноклассники в это время стащили их талисман. Она первой во всей округе сделала стильную короткую стрижку, а потом, ощутив, как уши обдает прохладным осенним воздухом, уговорила на это и подружек. Когда в ее жизни появился Джон Гриффит, чьи голубые глаза и волевой подбородок вызывали у нее слабость в коленях, подруги заметили в жизнерадостной Беатрис перемену. И совсем скоро ждать дома, когда позвонит Джон, ей стало важнее, чем пойти на матч по случаю встречи выпускников. «Вдруг матч затянется? Что я ему скажу?» – переживала она, от волнения теребя что-нибудь пальцами.
Джон, сын неудавшегося продавца ковров, водил фургон доставки в прачечной. Ходили слухи о его участии в противозаконных делишках, но лишь на уровне шепотка, вьющегося следом, словно назойливый комар теплым летним вечером. Когда Беатрис и Джон поженились, она стала еще меньше появляться на людях. Если подруги приглашали ее на чашку чая, Беатрис всегда находила отговорку, чтобы не пойти, или причину, чтобы поскорее уйти. Ей нужно приготовить