Часы пробили полночь - Патриция Вентворт

— Потом вы вернулись домой?

— Нет… не сразу. Я подумала, что, может, он ненадолго. Я походила по улице. Звонить я не решилась: миссис Гортон вечно твердит, что вырастила восьмерых детей и не тряслась ни над одним.

Лицо Вайнера было совершенно бесстрастным.

— Как долго вы ждали доктора Гортона, миссис Амброз?

— С полчаса. Потом я снова испугалась, все гадала, что стряслось с Риной, и вернулась домой. Я всю дорогу бежала, но, слава Богу…

— Девочка по-прежнему спала?

— Да. Муж страшно разозлился.

— Он хватился вас?

— Да. Он как раз искал меня, когда я вернулась, и явился в бешенстве.

— Который был час, когда он пришел?

— Не знаю… наверное, уже поздно. Я только и мечтала лечь и заснуть.

— Ваш муж сказал, куда ходил?

— Он сказал, что искал меня.

— Он не уточнил, где именно?

— Нет.

— Просто сказал, что искал вас?

Ирен густо покраснела.

— Он выразился очень невежливо, — ответила она.

Глава 19

Инспектор Вайнер сидел в массивном кресле и смотрел на начальника полиции, расположившегося по другую сторону уютного камина. Главный констебль, полковник Босток, был жилистым малорослым мужчиной с коричневой сморщенной кожей, яркими блестящими глазами и неизменно бодрым выражением лица. Ему стукнуло шестьдесят, и он выглядел как человек, который наслаждался каждой минутой жизни. Ему не мешало даже то, что он овдовел: миссис Босток умерла так давно, что все печальные воспоминания давно изгладились из памяти. Три дочери Бостока, служившие в вооруженных силах, были здоровыми и приятными молодыми женщинами, не доставлявшими ему никаких хлопот. Одна из них находилась за границей, две другие получили недельный отпуск, который проводили дома.

Вайнер произнес слово «убийство». Полковник Босток бодро взглянул на него, склонив голову, как терьер, которому сказали: «Крысы!»

— Что вы говорите!

— Так считает доктор Фриз. И доктор Гортон не возражает, хотя явно был бы рад сделать это, если б мог. По-моему, сэр, доктор Фриз совершенно прав. Несомненно, мистера Парадайна убили. Его столкнули с террасы — и это проделал человек, знавший, что у старика есть привычка стоять у парапета и любоваться рекой. Дворецкий говорит, мистер Парадайн выходил на террасу каждый вечер, прежде чем лечь спать. Он был точен, как часы.

— Хорошо, но кто знал, во сколько он ляжет спать? Или он ложился в определенное время?

— Нет, сэр. Но вчера вечером те десять человек, которые ужинали с ним… они слышали, сэр, как он сказал, что просидит в кабинете до полуночи. Он выдвинул серьезное обвинение против одного из родственников и собирался ждать, пока этот человек не придет и не сознается. Вот вам и мотив. Мы не знаем, насколько все обстояло серьезно. Возможно даже, случилось нечто криминальное. Несомненно, это очень сплоченная семья, и, разумеется, все будут держать рты на замке. Вот показания мисс Парадайн: она вообще все отрицает. Она бы не стала отпираться, если бы не рассчитывала на поддержку остальных. Но они не учли, что я перехвачу миссис Амброз, прежде чем они внушат ей, как себя вести.

Полковник Босток коротко и сухо фыркнул:

— Миссис Амброз? Ирен, если не ошибаюсь. Лидия — это рыжая. Дочери покойного старика Пеннингтона. Матери у них тоже нет. Миссис Пеннингтон была красавица. Божественно танцевала. Дочери ей и в подметки не годятся. Рыжие волосы достались Лидии как раз со стороны Пеннингтонов. Старый Пеннингтон был славный малый и отличный стрелок. Рыжий как морковка. Его девочки учились в школе вместе с моей дочкой. Погодите-ка… одна из них, помню, попала в какую-то историю. Не Лидия, нет, я бы как раз не удивился, если бы рыжая ввязалась во что-нибудь. Нет-нет, другая, Ирен… хотя на вид она и воды не замутит.

Вайнер решил, что пора прервать воспоминания шефа. Он сделал это уважительно, но решительно:

— Видите ли, сэр, как только я поговорил с миссис Амброз, остальные перестали таиться. Потом я побеседовал с ее сестрой, мисс Лидией Пеннингтон, очень разумной молодой особой, смею заметить, и она сразу поняла, что игра окончена. Я прочитал ей показания миссис Амброз, и она подтвердила, что все именно так и было. Правда, она изо всех сил старалась мне внушить, что мистер Парадайн, возможно, ничего такого не имел в виду. Она сказала, что очень любила его, и так далее, но нельзя отрицать, что он был очень строг и старомоден — требовал, чтобы члены семьи делали все только по его указке.

— Что ж, она права, это всякий знает. Парадайн был талантливый человек, очень талантливый. Но авторитарный. Даже в какой-то степени деспотичный.

— Да, сэр, именно такое впечатление и пыталась оставить мисс Пеннингтон. Она хорошо постаралась. Вот ее показания.

Полковник Босток пробежал глазами бумаги.

— Так… так. Что ж, она не лжет. Кто следующий?

— Мистер Амброз. Вот его показания. Очень коротко и по существу. Но ему чертовски не хотелось говорить. Он страшно разозлился, когда я зачитал то, что сказала его жена. Не сомневаюсь, бедняжке достанется. Но он не стал ничего отрицать. Сказал, будто понятия не имел, о чем говорил мистер Парадайн, и решил, что не стоит обращать внимания — тот работал, не щадя сил, и мистер Амброз подумал, что отчим поднял шум из-за чего-то несущественного. Когда я спросил, выходил ли он из дома после возвращения из гостей, мистер Амброз сказал: да, он искал жену. Когда я спросил, знал ли он, где ее искать, он ответил, что не знал, но решил, что она побежала к доктору Гортону. Миссис Амброз вечно нервничает из-за детей, а телефон не работал. Звучит не слишком убедительно, сэр.

— Ну, не знаю, — сказал полковник Босток и добавил: — Господи, дружище, вы что же, намекаете, что Амброз отправился пешком в Ривер-Хаус, чтобы столкнуть старого Парадайна с балкона?

Вайнер бросил на него быстрый взгляд.

— До Ривер-Хауса не так уж далеко.

— Четверть часа езды на машине.

— Да, на машине. Но пешком, через мостик и по тропинке вдоль реки, — не более шести-семи минут.

Полковник Босток присвистнул:

— Мостик! Ну разумеется. Неудивительно, что Амброзы поселились в Мидоукрофте. Пешком им рукой подать. Амброз не сказал, долго ли отсутствовал и когда вернулся?

— Сказал, что не знает — не смотрел на часы. На мой взгляд, это неестественно, сэр, потому что когда мужчина ждет женщину — и особенно если он взвинчен, — он все время смотрит на часы. Сужу по себе, сэр.

— Может, у его часов