Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом - Софи Ханна

– Совершенно верно.

– И еще, насчет замечания вашей невестки, которое вас расстроило. Я бы хотел услышать, в чем именно оно состояло, с вашего позволения.

– Она сказала, что я принимаю Джозефа Скотчера за моего сына Николаса, который умер в детстве. И назвала Николаса «дохлятиной». Что, в сущности, верно. Только слишком грубо. Это меня и расстроило – не сам факт упоминания о Николасе, а то, что Дорро могла сказать такую гадкую вещь.

– Она сама об этом скоро пожалела, – не сдержался я. – Когда мы пришли в гостиную, она очень расстроилась и все твердила, что не знает, как это у нее вырвалось.

– Понимаю, – произнесла леди Плейфорд задумчиво. – За словами надо следить; нельзя позволять им срываться с языка, как кому-то будет угодно. Что сказал однажды, то уже не возьмешь назад. Мне и самой не раз и не два приходилось переживать очень острые моменты, и все же я никогда не позволяла себе произносить вслух ничего такого, о чем могла пожалеть впоследствии.

– Совершенно с вами согласен, – поддакнул О’Двайер. – Если кто и наделен талантом подбирать слова, так это вы, ваша светлость.

– И все же это из-за меня умер бедный Джозеф. – В ее глазах блеснули слезы.

– Вы не должны себя винить, – вмешался я.

– Тут я держусь того же мнения, что и инспектор Кэтчпул, – сказал О’Двайер. – В кончине мистера Скотчера виноват тот, кто разбил ему голову дубинкой.

– Очень любезно с вашей стороны, джентльмены, но вы никогда не убедите меня в том, что это не на мне лежит вина за его гибель. Это я изменила свое завещание так, что оно просто не могло не спровоцировать убийцу. Это я устроила из него целый спектакль за обедом.

– И все же вы не желали, чтобы Джозефа Скотчера убили часом или двумя позже, и даже в мыслях такого не держали, – заметил я.

– Нет. Больше того, если б кто-нибудь хотя бы намекнул мне тогда на такую возможность, я бы не поверила. И знаете почему? Потому что мотивы совершить это убийство могли быть лишь у тех, кто никогда не пошел бы на такое дело! Мой сын Гарри? Немыслимо! Что до моей дочери, Клаудии… Возможно, вы не верите ей, Эдвард, – я могу называть вас Эдвардом? – но это не ее стиль. Клаудия не может быть убийцей.

– Почему вы так уверены?

– Убийство – последнее прибежище для тех, кто слишком долго – иногда всю жизнь! – подавляет в себе обиду или гнев без всякой надежды дать им когда-либо волю, – сказала леди Плейфорд. – Такой человек подобен бутылке шампанского. С той разницей, что рано или поздно давление изнутри достигает в нем такой стадии, когда либо вышибает пробку, либо сама бутылка разлетается вдребезги. Ярость моей дочери – с которой она, можно сказать, родилась и которая не имеет никаких осязаемых причин в окружающей ее жизни – бурлит в ней постоянно и покамест обретает выход в словесных выплесках, для которых всегда находится вполне достаточная аудитория. Клаудия не закупоривает гнев себе; напротив, она щедро изливает его на каждого, кто встретится ей на пути. Встав поутру с постели, она первым делом выясняет, какую еще несправедливость допустила по отношению к ней судьба, и целый день ходит по дому, осыпая всех упреками и укоризнами. Вряд ли вы могли не заметить этого, Эдвард.

– Ну…

– Хорошее воспитание не позволяет вам произнести это вслух. А между тем Клаудия способна уничтожить целую армию, стоит ей только открыть рот и высказать свое мнение. Зачем ей хвататься за дубинку и бить кого-то по голове? Разве что у нее отнялся бы прежде язык, но такого пока не наблюдается.

– А Дорро? – спросил я.

– Вы спрашиваете, могла ли Дорро убить Джозефа? Смехотворная идея! Разумеется, Дорро сильно разозлилась, узнав, что ее мужу предстоит остаться без наследства, но она женщина боязливая. Больше того, пессимистка. А это значит, что, прежде чем пойти на убийство, она наверняка задумалась бы о неизбежном разоблачении, осуждении и наказании, и страх перед этой неприятной троицей наверняка удержал бы ее от опрометчивого шага. Да и зачем Софи притворяться, будто убийца – Клаудия, если на самом деле это Дорро?

– А как насчет жениха вашей дочери – Рэндла Кимптона? – спросил я.

Леди Плейфорд взглянула на меня с удивлением.

– Зачем Рэндлу убивать Джозефа? Разве что из-за денег, но их у него и так более чем достаточно.

Легко ей было доказывать, что ни один, ни второй, ни третий не могли убить Джозефа Скотчера. Но кто-то его все же убил… Факт оставался фактом.

– Кого вы подозреваете? – спросил я прямо.

– Никого. Подозрение предполагает уверенность, а у меня ее нет. Все, что у меня есть, – это два списка, которые я держу в голове, и ничего больше.

– Два списка?

– В одном списке те, чья невиновность вне всякого сомнения, в другом – все остальные.

– Когда вы говорите «вне всякого сомнения»…

– Я имею в виду, что знаю их характеры.

– С вашего позволения, леди Плейфорд, не могли бы вы огласить оба списка? – попросил О’Двайер.

– Если хотите. Невиновны следующие: Гарри, Клаудия, Дорро, Майкл Гатеркол, Софи Бурлет. Остальные: это – простите меня, Эдвард, – Эдвард Кэтчпул, Эркюль Пуаро…

– Что? Пуаро и я значимся в вашем списке потенциальных убийц?

– Я, конечно, верю, что вы не убивали Джозефа Скотчера, но ведь я не знаю этого наверняка, – нетерпеливо сказала леди Плейфорд. – И не могу утверждать, что ни вы, ни Пуаро не убьете ни при каких условиях. Если вам от этого легче, то я и про себя могу сказать то же самое. При определенных обстоятельствах… К примеру, знай я наверняка, кто убил Джозефа, я бы взяла самый длинный, самый острый нож, который только есть в этом доме, и воткнула бы ему – или ей – в глотку. И сделала бы это с удовольствием!

В дверь постучали.

– Я ни с кем больше не хочу говорить, – сказала леди Плейфорд с такой тревогой, как будто разговор со мной и сержантом О’Двайером сам по себе был достаточным испытанием. – Прогоните их, кто бы это ни был.

Это оказался Хаттон, дворецкий. Трагические события в Лиллиоуке, похоже, развязали ему язык.

– Звонил месье Пуаро, просил передать вам кое-что, мистер Кэтчпул, – зашептал он тревожно, склонившись над моим ухом: видимо, считал, что так его слова вернее достигнут цели. – Он хочет, чтобы вы задали всем в этом доме один вопрос – знают ли они женщину по имени Айрис.

Я подумал – интересно, что об этой инициативе Пуаро думает инспектор Конри.

– Хаттон, Бригида, Орвилл Рольф могли бы – а также и Рэндл Кимптон, только не ради денег, – продолжила леди Плейфорд, когда дворецкий скрылся. – Они тоже в моем списке возможных убийц. Сложнее всего с Филлис. С одной стороны, она обожала Джозефа, обмирала от каждого его слова, так что вряд ли смогла бы причинить ему вред. С другой стороны, соображает она туго, а тупицу всегда легко подбить на что угодно.

– С вашего позволения, еще один вопрос, ваша светлость, – сказал О’Двайер. – О вашем завещании.

– Я его ждала.

– Почему вы решили изменить его именно таким образом, зная, что мистер Скотчер на пороге смерти? Или вы не верили, что ему суждено умереть раньше вас?

– Я уже отвечала на этот вопрос, – сказала леди Плейфорд устало. – Не хочу повторяться. Спросите Эдварда, он знает.

Я кивнул, вспоминая ее впечатляющее выступление накануне вечером. Здоровье тела напрямую связано с состоянием души, а потому мысль об огромном богатстве, которое он может унаследовать в один прекрасный день, могла бы помочь Скотчеру протянуть подольше. Правда, не могу сказать, чтобы это убедило меня тогда, в столовой, да и сейчас тоже.

– Леди Плейфорд, не могли бы вы рассказать нам о завещании вашего покойного супруга, если не возражаете, – нерешительно начал я, в глубине души ожидая, что она прикрикнет на меня и велит не ворошить прошлое, а заниматься настоящим.

– Гая?.. А – это из-за того, что Дорро ляпнула вчера за ужином? Нет, нисколько не возражаю. Решение далось нам с мужем нелегко, но мы оба знали, что это единственный выход. Гарри вы видели. Если б Лиллиоук и все, чем владел Гай, перешло к нему в обычном порядке, то всем в доме и за его пределами заправлял бы не Гарри, а Дорро, и…

Леди Плейфорд внезапно умолкла. Потом, издав нетерпеливый звук, продолжила:

– Ладно, раз начала, так уж закончу, что бы вы обо мне ни думали. Я люблю Дорро, но не доверяю ей. И Клаудия тоже, а ведь Лиллиоук – это и ее родной дом, а не только Гарри. И вообще, если что-то принято делать так, а не иначе, то это еще не означает, что по-другому нельзя. Я – вдова Гая, но это не причина, чтобы оттирать в сторону меня, а заодно и Клаудию. Почему я должна покинуть дом, который люблю, и оставить верховодить тут Дорро? К тому же они с Гарри получают по завещанию отца ежегодную сумму на содержание, которая с лихвой покрывает все их расходы, что бы там ни считала Дорро. Гай согласился со мной, – добавила она напоследок.

Про себя я порадовался, что в моей жизни вряд ли когда-нибудь возникнут подобные проблемы.