Победу не отнять! Против власовцев и гитлеровцев! - Александр Севастьянов

В дальнейшем поведение России резко отличалось от поведения ФРГ в отношении культурных ценностей, перемещенных в результате Второй мировой войны. У нас априори считали, что выяснить местонахождение отечественных ценностей, вывезенных агрессорами — чрезвычайно сложно, а вернуть их на Родину — и вовсе невозможно, ведь они по большей части находятся в частных руках. Поэтому, за исключением эпизодически пробуждавшегося интереса к поиску Янтарной комнаты, никаких иных волнений в связи с этой темой в советском общественном сознании не возникало. Что же касается вещей из бывших немецких собраний, то насчет них в наших коллекционерских кругах ходили, разумеется, слухи и легенды. Но в открытой печати на подобные сюжеты существовало табу; таким образом, почти никто из советских людей не знал, где, что и сколько у нас хранится.

Совсем иначе отнеслись к делу немцы, десятилетиями не ослаблявшие усилий для того, чтобы выяснить, где в СССР находятся те или иные культурные ценности; в отличие от нас, они знали, что основная часть их бывшего имущества сосредоточена в государственных хранилищах. Намерение рано или поздно его вернуть (как фрагмент общего реваншистского замысла по пересмотру всех итогов ВОВ) никогда не оставляло побежденного агрессора. С этой целью в Бремене на базе университета был создан центр по сбору соответствующей информации. Руководителем центра является проф. В. Айхведе, которому удалось создать в России агентурную сеть, состоящую из людей, умеющих работать с архивными материалами.

Один из наиболее активных немецких сикофантов, некий г-н А. Л. Расторгуев (ныне член берлинского общества «Утраченное искусство в Европе»), в течение многих лет был связан с Айхведе коммерческим интересом, комплектуя для последнего библиотеку по части «россики». Ничем особо не отмеченный в искусствознании (его кандидатская диссертация посвящалась узкой проблеме перспективы в творчестве художников итальянского Возрождения), он, однако, подвизался на кафедре искусствоведения МГУ и был вхож в музейные и коллекционерские круги, где и находил интересующие немцев сведения. Летом 1990 г., будучи заранее оповещен о грядущем объединении Германии, он, вероятно с «подачи» Айхведе, написал «Проект решения вопроса о судьбе памятников искусства, архивных материалов, рукописей, библиотек и т. п., вывезенных из Германии в качестве военных трофеев и находящихся в настоящее время в спецфондах музеев и в государственных хранилищах СССР».

Основная мысль проекта, поражающего односторонним подходом, такова: нам надлежит вернуть немцам все самое лучшее, самое ценное и уникальное, а себе в качестве возмещения утрат оставить тиражный антиквариат, а также то, что невозможно разыскать по спискам и идентифицировать. Проект был опубликован в январе 1991 г. в «Русской мысли», сыграв роль спускового механизма для информационной кампании в СССР, с высокой скоростью развернутой сторонниками возвращения трофеев и немецкими агентами.

Тем временем, позаботившись о том, чтобы соответственно обработать общественное мнение и адаптировать его к запланированному возвращению в Германию трофеев, немецкая сторона предприняла свой главный ход, на который и возлагала все надежды. Используя германофильские и русофобские интенции министра иностранных дел СССР Э. А. Шеварднадзе (этнического немца по матери), она подготовила Договор о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве между СССР и Германией, который был подписан Горбачевым 3 октября 1990 г. В Договоре содержится ст. 16, где говорится: «Пропавшие или незаконно вывезенные культурные ценности, находящиеся на их (сторон. — А. С. ) территории, должны возвращаться владельцам или их наследникам». Поражает изощренное, иезуитское коварство немецкой стороны, превосходно осведомленной о том, что в немецких хранилищах сегодня нет четко идентифицированных советских культурных ценностей; таким образом, договор планировался ею в данном пункте как заведомо односторонний, налагающий обязательства только на СССР. (Время показало, что хитрецы просчитались, но об этом ниже.)

Между тем активность СМИ и агентов влияния, подогретая немецкими посулами и благотворительностью, выразилась как в «сенсационных» публикациях (например: К. Акинша, Г. Козлов. «Трофеи войны. Советы скрывают художественные сокровища»; интервью В. Ремизова с А. Расторгуевым, где пересказывался пресловутый «Проект»; статья последнего «Военнопленное искусство», где он хвастает тем, что первым раскрыл «один из самых давних и долгих секретов СССР» — о трофеях, которые он именует «украденным» добром; статьи М. Мурзиной, Н. Бобровой, Н. Зубкова, Г. Цитриняка, в которых также проводилась мысль о желательности возвращения «незаконно удерживаемых» ценностей и т. д.), так и в обращении к М. С. Горбачеву от лица некоей Ассоциации искусствоведов, побывавшей за немецкий счет в Кельне, где она подписала совместное заявление с германской Ассоциацией критиков. Однако, несмотря на то что эти напористые акции растянулись до самого конца 1991 г., успеха они не имели.

Во-первых, политическая нестабильность, августовские события, ликвидация СССР отвлекли нас от проблемы трофеев, а во-вторых, помешала твердая и принципиальная позиция Минкульта СССР во главе с Н. Н. Губенко, первым в то время решительно вставшим на рубеже наших интересов в этом вопросе. Естественно, когда проблема с СССР разрешилась окончательно, а Минкульт был, соответственно, ликвидирован, атака возобновилась с новой силой. В одном только феврале 1992 г. в «Известиях» вышла ликующая реляция А. Зверева «Военнопленное искусство выходит из заключения», а в «Независимой газете» — огромное интервью с Акиншей и Козловым «Произведения исусства: границы и долги. „Военнопленное искусство“ должно перестать быть трофейным — счета придется оплачивать сообща». Сегодня оба автора, обласканные «мировым журналистским сообществом», живут и работают за рубежом, открыто получая деньги за продолжение своих изысканий по трофейной теме, но в то время факт их ангажированности был скрыт, а яро антироссийская позиция — закамуфлирована под «объективную», «интеллигентную».

Кампания по обработке общественного мнения была мощной, слаженной, хорошо продирижированной. Одновременно такая же кампания развернулась в пользу выдачи хасидам библиотеки любавического ребе Шнеерсона. Обе они шли «в связке», и казалось, что судьба культурных ценностей в обоих случаях уже решена. Все висело на волоске. Одинокий голос Н. Губенко, прозвучавший на конференции 25 ноября 1991 г. в Минкульте, был заглушен и не дошел до широкой аудитории. Подготовленная по его просьбе статья сотрудника министерства А. Шереля вышла в официозе «Россия» в октябре того же года (а также отдельной брошюрой тиражом всего одна тыс. экз.) и тоже не могла иметь решающего влияния на общественное мнение. И первая общественная реакция против выдачи трофеев — принадлежащая автору этих строк статья «Вся Россия плохо лежала» («Советская Россия» 12 декабря 1991 г.) — тоже, конечно, ничего изменить не могла. Хорошо помню свое ощущение того времени: передо мной — глухая стена, закулисный сговор уже состоялся, сопротивление бесполезно, противостояние невозможно. Бессильный гнев душил…

Случилось чудо. Возмущение Верховного Совета откровенно беззаконными требованиями хасидов, их безобразным, хулиганским поведением в стенах «Ленинки» [37] было так велико, что высший законодательный орган решил 19 февраля 1992 г. отказать в их требованиях, несмотря на давление со стороны Бурбулиса, Хасбулатова, Шохина и других высокопоставленных лиц. Это решение нарушило спланированный общий ход событий и подвигло немецкую сторону предпринять новый шаг, чтобы укрепить плацдарм для следующего этапа наступлений. Понимая, что на волне антисоветской истерии руководство новой России, настроенное к тому же антигорбачевски, может взять под сомнение обязательства, данные Горбачевым в Договоре от 13 октября 1990 г., немцы заключили с Ельциным Соглашение от 16 декабря 1992 г. о культурном сотрудничестве, ст. 15 которого копирует ст. 16 Договора 1990 г.

Надо сказать, что президент Ельцин вообще-то был бесконечно далек от всякого понимания проблем и значения культуры. О его личном отношении к трофеям лучше всего говорят такие эпизоды:

— передача им в ноябре 1992 г. в дар Венгрии двух трофейных картин (как гласит правительственное распоряжение № 2060-р — «в порядке реституции» (!), хотя по мирному договору 1947 г. Венгрия как страна-агрессор лишалась каких-либо прав на имущественные претензии к СССР);

— передача по его распоряжению в марте 1993 г. в дар Германии (через министра иностранных дел ФРГ К. Кинкеля) пяти старопечатных трофейных книг из так называемой Готской библиотеки;