Джума - Гарри Зурабян

Лицо Родионова стало восковым, с мертвенно-бледными, застывшими чертами. Он весь подобрался, как кобра перед атакой. Сев напряженно и прямо, уставился на гостя немигающим, нечеловечеким взглядом холодной и опасной рептилии. Багров почувствовал, как спину прочертили зигзаги молний, нестерпимо острых и ледяных. Он попытался взять себя в руки. Натянуто рассмеявшись, махнул рукой:

- Ладно, не обращай внимания. - В его голосе послышалась едва уловимая фальшь, когда он бодро поинтересовался: - Ты мне вот что скажи - "дипломат" куда дел? Улика, - добавил многозначительно.

- Нет никакого "дипломата", Миша, - нагло улыбнулся Родионов. - И не было никогда. А тетрадочки эти я вообще на свалке нашел, когда рухлядь старую вывозил. Смотрю, вроде, почерк старинный, дай, думаю, поинтересуюсь. Узнаю, как прежде людишки жили: о чем думали, во что верили, кого любили, заботы какие были.

Борис Николаевич снова предстал в роли доброго, гостеприимного, великодушного хозяина. От былого смятения, тем более, угрозы не осталось и следа.

- Вот-вот, - подыграл ему Багров, - это уже ближе... к Дальневосточной Республике.

- Миша, - Борис Николаевич растянул губы в ласковой, сладкой улыбке, истинный смысл которой не понятен мог быть лишь для идиота, - я тебя не тороплю. Подумай, помечтай. Может, приснится что хорошее. - Он поднялся: А сейчас идем наверх, мне кассету достали - там та-а-ако-о-ое... Давай расслабимся.

Багров с готовностью его поддержал.

Когда по прошествии двух часов они вернулись, тетрадей на каминной полке уже на было. Михаил Спиридонович вопросительно посмотрел на Родионова и вновь ощутил давешний холод - на него в упор смотрели глаза человека, готового на все.

"Вот такие же у него глаза были, когда он Женьку по голове кирпичом огрел", - подумал про себя Багров и невольно передернул плечами.

- Что-то не так, Миша? - заботливо, с сочувствием спросил Родионов.

Михаил Спиридонович только усмехнулся в ответ и понимающе покачал головой.

- Все в порядке, Борис. А кино, действительно, еще то... Очень интересное кино! - добавил со значением, вкладывая двоякий смысл.

- Так что, на выходные поохотимся?

- Почему бы и нет?

Они вновь вернулись к столу, с жадностью набросившись на еду и напитки. Начался обычный мужской треп: кто, где, с кем... Когда темы себя исчерпали, Багров и Родионов расстались - внешне тепло и радушно, как два закадычных, старых приятеля, проведших незабываемые часы в обществе друг друга. Напоследок, уверяя каждый в своей искренности и надежности, договорились в предстоящие выходные "обязательно расслабиться".

Проводив Багрова, Борис Николаевич вернулся от ворот, но в дом не пошел, а направился к расположенному в глубине засаженного соснами парка небольшому флигелю, в котором обитал садовник, повар и сторож заимки, - все в одном лице.

Флигель состоял из маленькой веранды, кухни, ванной и двух комнат. Рывком распахнув дверь, Родионов пересек полутемную веранду и невольно зажмурился, пройдя в кухню. Плотно прикрыв за собой дверь, подошел к столу, за которым сидел плотный, седой мужчина чуть выше среднего роста. На открытом, широкоскулом лице поражали глаза - почти бесцветные, странного, водянисто-зеленого оттенка. Взгляд этих глаз притягивал и отпугивал одновременно. Казалось, они лишены жизни, но в тоже время в них присутствовала магнетическая сила, способная подчинять и ломать чужую волю.

- Уехал, - устало произнес Борис Николаевич, по-хозяйски присаживаясь к столу, накрытому клеенкой с расставленными на нем настоящим старинным тульским самоваром, чашкой чая, вазочками с вареньем и дешевыми конфетами, нарезанным на толстые дольки лимоном. - Сделай-ка, Василий, и мне чайку, попросил капризным тоном Родионов, небрежно закидывая ногу на ногу.

- Может, покрепче чего, Борис Николаевич?

Тот сделал отрицательный жест, махнув холеной рукой, с ухоженными ногтями.

- Покрепче мы уже с Багровым приняли. Башка трещит! Не пошла сегодня твоя настойка... Нелегкий был разговор у меня с Мишей. - Он принял из рук Василия тонкий стакан в потемневшем серебряном подстакане. Не поблагодарив, шумно отхлебнул и тяжелым взглядом уставился на работника: - Придется нам с тобой, Василий, расширить сферу деятельности.

Тот спокойно выдержал его взгляд и пожал плечами:

- Раз надо - сделаем.

Родионов отхлебнул еще пару глотков, отставил стакан и достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок бумаги. Кинув на стол, презрительно скривил губы и с неожиданной яростью, изменившись в лице, произнес:

- Вот, полюбуйся! Они нам условия диктовать решили!

Василий молча взял листок, развернул и, склонив голову набок, принялся читать. Ознакомившись, поднял голову и посмотрел на Родионова своими страшными, как провал трясины, глазами:

- Наследнички, значит, объявились. Ничего, Борис Николаевич, мы им быстро руки укоротим. Я их законы хорошо знаю. Есть у нас теперь рычажок баба свиридовская и выкормыш его. И Франка я знаю: не попрет против такого рычажка. Он из воров старой закалки, Горынычу жизнью обязан. Станет рыпаться, на короткий поводок посадим. А бабу с мальчишкой я упрячу, будьте спокойны.

Родионов приободрился и уже спокойно проговорил:

- Я надеюсь на тебя, Василий. - Он вновь потянулся к стакану с чаем, но рука его на полпути замерла: - Но откуда узнали?! Женька, тварь, сказал, что ни одна живая душа не в курсе...

- Нашли кому верить, - усмехнулся Василий. - Не мог он один такое дело провернуть. Фраеров опасно было брать. Скорее всего, они втроем - Свиридов, Франк и Мухин туда ездили. - Он растянул губы в довольной ядовитой улыбке: - Один точно отъездился.

Родионову стало жутко сидеть рядом с этим человеком. Он поспешно встал и, не протягивая руки, заторопился, стараясь, однако, не выказывать своих чувств.

- Ну все, Василий, я тебе задание дал, выполняй, покровительственно-бодрым голосом заметил Борис Николаевич. - Надо торопиться: Михаил сказал, к этому делу "контору" подключили. Не дай Бог, кагэбэшники пронюхают, с носом останемся. И хорошо, если только с носом. Эти твари могут "глубоко бурить" - не с цацками атамана, а в чем мать родила драпать придется. Благо, Китай рядом. У меня там есть, где и у кого отсидеться. Зараннее берлогу подготовил... - Родионов осекся, заметив интерес в глазах Василия и скомканно, почти в панике, закончил: - Ладно, может, пронесет. Давай, готовь машину, поздно. Я сейчас соберусь, а ты жди меня у крыльца.

Он уже взялся за ручку двери, намереваясь поскорее покинуть флигель и с ужасом представляя себе обратный путь в обществе этого человека, когда услышал за спиной равнодушным тоном заданный вопрос:

- Борис Николаевич, как же Михаил Спиридонович к нашей идее отнесся? Он - с нами?

- С нами, с нами, Василий, - заверил его Родионов. - Куда он денется? - полуобернувшись, фальшиво и натянуто рассмеялся Родионов. - Василий, ты вот что... Я думаю, рисковать не стоит: отправляй Франка и Мухина на свидание кое с кем, - он, по-крысиному, оскалился. - Давно пора им воссоединиться.

Выйдя из флигеля, он глубоко несколько раз вздохнул. Постоял на крыльце, глядя в ясное, звездное небо.

" С кем дело иметь приходится! - подумал и крепко, грязно выругался про себя. - Сделаем дело, эту тварь первой убирать надо, иначе... - У него задрожали колени при мысли, что может сделать с ним Василий, когда у них в руках окажется золото атамана Семенова. - А кто убирать будет? - задал Родионов себе вопрос-дилемму, подходя к дому. - Впрочем, над этим пусть Мишка голову ломает. Я свой груз греха уже взял. Да, не мешало бы еще кое-кого к нам привязать. В жизни всякое случается. Провалим дело, кто вытаскивать будет? Пора вояк подключать. А там видно будет - штаты никогда "сократить" не поздно"

Глядя на закрывшуюся за хозяином дверь, Василий несколько минут сидел в задумчивости.

"Рыло, сплошное свиное рыло, хоть и в дорогом, модном пиджаке. В Китай намылился, - мысленно усмехнулся Василий. - Да кто ж тебя пустит! В Поднебесную много дорог ведет, в их числе, и через... тот свет. Не чета этому холую люди хаживали и тем дорожку перешли. "Контора" - это серьезно, а Малышев - еще тот волкодав. Он за это золото горло перегрызет. Старой закалки чекист. Таких танком утюжь, все-равно, орать будут: "За Родину! За Сталина!" Знаем, проходили... А, может, стукнуть в "контору"? - пришла на ум шальная мысль, но он тут же ее отбросил. - И что, с явкой прийти? А дальше - зона? Хотя... Горыныча вполне на золото обменять можно. Наверняка спишут. Только с чем останусь? Нет в этой гребанной стране справедливости, не было никогда и не будет! - Он до хруста сжал челюсти, лицо его окаменело. Василий почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы давней, непроходящей обиды, а душу заметает шершавой, колючей метелью слепой мести и ненависти. - Не дождетесь, скоты! Всех переживу! Вы еще узнаете Ваську Молохова! Таким узнаете, что и дети, и внуки ваши по ночам кричать и в постель мочиться будут!"