Две башни - Джон Толкин

Молчание неожиданно нарушил Гимли. – Этот колдун ставит все вверх ногами, – проворчал он, положив руку на рукоять топора. – На языке Ортханка помощь – это гибель, а спасение – убийство. Но мы пришли сюда не как просители.

– Тихо! – резко сказал Саруман, и в глазах у него мелькнул красный огонек. – Я не с тобой говорю, Гимли, сын Глоина. Ты нездешний, нечего тебе соваться в дела этой страны. – Голос опять потеплел. – Но я не стану корить тебя за твои деянья, весьма доблестные, разумеется. Только прошу, дай мне договорить с Герцогом, моим старым соседом и когда-то другом.

Он снова обратился к Теодену со сладкой речью, предлагая совет и помощь, предлагая простить взаимные обиды и рука об руку идти к прекрасному будущему. – Скажи, Теоден, разве ты не хочешь мира между нами? спрашивал он.

Старый правитель молчал. Видно было, как в нем боролись гнев и сомнение. Вместо него заговорил Эомер.

– Послушайте меня, повелитель! – воскликнул он. – Вот опасность, против которой нас предостерегали. Неужели мы добились победы только для того, чтобы нас опутал своими чарами старый лжец, источающий мед змеиным языком. Если бы собаки загнали волка, он именно так заговорил бы с ними. О какой помощи идет речь? Злодей стремится уйти от расплаты, вот и все! Но неужели вы вступите в переговоры с этим предателем и убийцей? Неужели забудете о храбрецах, павших прошлой ночью?

– Если у кого и ядовитый язык, так это у тебя! – произнес Саруман с гневом, который услышали теперь все. – Каждому свое, Эомер, сын Эомунда! Твое дело – отвага в бою. Вот и убивай тех, кого велит твой господин, а не вмешивайся в дела, которые выше твоего разумения. Если когда-нибудь тебе суждено стать правителем, ты поймешь, что дружбой Сарумана и силой Ортханка не пренебрегают из-за детских обид. Вы выиграли битву, но не войну, и выиграли с помощью, на которую нечего рассчитывать дважды. В следующий раз Тень Леса может появиться у твоей собственной двери: она капризна, лишена разума и не любит людей.

Я снова обращаюсь к тебе, повелитель Ристании! Подумай, можно ли назвать меня убийцей отважных воинов, павших в бою? Не я хотел войны. Это вы начали ее. И если я – убийца, то таковы все правители, ибо много войн они вели и многих врагов побеждали. А потом заключали мир. Подумай, Теоден Могучий, будет ли между нами мир и дружба? Только ты можешь решать здесь.

– Между нами будет мир, – медленно и хрипло заговорил Теоден после долгого молчания. Всадники при этих словах радостно вскрикнули. – Да, между нами будет мир, – твердо повторил Герцог, – когда не станет ни тебя, ни твоих дел, ни дел Темного Владыки, которому ты хотел предать нас. Ты – лжец, Саруман, лжец и совратитель! Ты протягиваешь мне руку, а я вижу на ней холодный и острый коготь Мордора! Говоришь, ты не хотел войны? А кто сжигал деревни? Кто убивал детей? Кто глумился над трупами? Когда тебя вздернут на твоем балконе на радость твоим воронам, вот тогда я помирюсь с Ортханком! Не раньше. Я не так велик, как мои предки, но лизать руки никому не стану. Вот тебе мой ответ. Боюсь, твой голос утратил свои чары.

Всадники смотрели на Теодена, как люди, которых неожиданно разбудили. Грубым и резким карканьем старого ворона казался его голос после речей Сарумана. Но Саруман был вне себя от ярости; перегнувшись через перила балкона, он пожирал Теодена глазами, горящими гневом. Все подумали, что он походит на змею, готовую ужалить.

– Виселица и вороны! – заорал он, и все вздрогнули, услыхав, как внезапно изменился его голос. – Старый глупец! Твой дворец – притон разбойников и пьяниц! Слишком долго они сами уходили от виселицы. Но петля приближается, неотвратимая и безжалостная. И тебе придется в ней болтаться! – тут он овладел собой, и голос у него снова переменился. – Не знаю, зачем я говорю с тобой, лошадиный пастух. Мне не нужен ни ты, ни твои всадники, они только удирают проворно. Я предлагал тебе власть, которой ты не заслуживаешь ни доблестью, ни разумом, а ты ответил мне руганью. Пусть будет так. Возвращайся в свою конюшню!

– Но ты, Гэндальф! – голос опять полился сладкой музыкой. – Ты меня огорчил. Мне стыдно видеть тебя в таком обществе. Ты ведь так же горд, как и мудр. Ты почти всевидящий. Так неужели даже сейчас ты не примешь моего совета?

Гэндальф шевельнулся и взглянул вверх. – Тебе есть что добавить к сказанному при нашем последнем свидании? – спросил он. – А может, ты хочешь взять что-нибудь из сказанного обратно?

Саруман озадаченно промолчал.

– Взять обратно? – повторил он. – Я исходил из твоего блага, но ты не послушал меня. Да и что тебе чужие советы при твоей мудрости? Но может быть, ты неправильно понял меня в прошлый раз? Может быть, я немного поторопился? Прости меня, как я прощаю твоих дерзких и неразумных спутников. Мы оба с тобой принадлежим к древнему Ордену, самому высокому в этом мире. Наша дружба нам обоим пойдет только на пользу. Постараемся же понять друг друга и забудем на время об остальных, низкородных. Пусть они подождут наших решений. Давай подумаем вместе о вещах важных для всех, в том числе и для них. Поднимись ко мне, обсудим все сообща, мы обязательно придем к разумным решениям.

Такую силу вложил Саруман в этот последний призыв, что никто из слушавших не остался безучастным. Но теперь впечатление было совершенно иное. Они слышали ласковый упрек кроткого короля, обращенный к заблуждающемуся, но любимому вассалу. Но самих их при этом словно выгнали <...>. Словно невоспитанные дети или глупые слуги слушали они непонятные речи старших и не знали, как эти речи отразятся на их собственной судьбе. Эти двое были совсем из другой породы – возвышенной и мудрой. Они непременно заключат союз между собой. Сейчас Гэндальф поднимется в башню, дабы обсуждать там дела, недоступные для их понимания. Дверь закроется, и они останутся за порогом, ожидая решения великих. Даже у Теодена мелькнула мысль:"Он изменит нам, он пойдет туда, и тогда мы погибли!"

Но тут Гэндальф рассмеялся, и морок развеялся без следа.

– Саруман! – воскликнул он. Голос мага не был таким мелодичным, но казалось, заполнил собой всю долину. – Ты выбрал не то поприще! Если бы ты стал шутом, то прославился бы во всех землях. – Гэндальф помолчал, а потом продолжал уже обычным голосом. – Ты говоришь, нам нужно понять друг друга? Тебя я вполне понимаю, а вот тебе меня уже не понять. Я ничего не забыл. Когда мы виделись в последний раз, я был твоим пленником, а ты – тюремщиком на службе Мордора, и как раз собирался послать меня туда. Нет, я и не подумаю подниматься к тебе: кто убежал через крышу, тот не будет входить в дверь. А теперь послушай меня, Саруман, послушай в последний раз! Не спустишься ли ты ко мне? Твои надежды на помощь Скальбурга не оправдались. Как бы тебя не постигли и другие разочарования. Так не разумнее ли отказаться от сомнительных упований ради более достойных? Подумай, Саруман!