Спорим, что ты умрешь? - Алексей Макеев

Холод в подземелье царил адский. Запах разложения пока не обложил эти стены. Но уже тошнило. Он отвлекся на минутку, утерся рукавом и продолжил увлекательную прогулку. Один из лазов оказался полностью заваленным. Не с таким уж безупречным качеством возводился этот подземный ход. Он пересек склеп и, согнувшись в три погибели, влез во вторую нору, ведущую в глубину дома…

Тридцать шагов. Он уперся в крутую лестницу. Восемнадцать ступеней… Это немало. Это нечто промежуточное между первым и вторым этажами. Кухня, например. В финале лестничного марша — железная дверь с рычагом, одновременно служащим ручкой. На крючке рядом с дверью — безразмерный хрустящий дождевик, снабженный капюшоном. Незаменимая одежда для грязной работы. Помнится, Крайнев упоминал о веселом хрусте в момент атаки… Он снял его с крючка, внимательно осмотрел. Вывернул, изучил с изнанки. Бережно повесил на место. Осмотрелся. Справа от двери — вентиляционная решетка: стальная планка с продольными вырезами. Снимается изнутри; снаружи это сделать невозможно. Если приложить к ней глаз (а решетка как раз на уровне глаза), можно увидеть все, что происходит на кухне. Ничего там не происходит. Пусто.

Легко догадаться, что железная дверь является задней стенкой пресловутого буфета. Он решил проверить. Надавил на рычаг, который щедро смазали. Тяжелая конструкция без скрипа поползла наружу. Ну и готика, блин… Самый что ни на есть буфет. Все, естественно, без зазоров.

Внимательный осмотр потайной двери выявил незамысловатый механизм. С одной стороны рычаг, с другой — продолговатая планка, прикрепленная к нижней плоскости полки. Не полезет туда неповоротливая кухарка. А отметит по недомыслию странную выпуклость, так ни за что не сообразит, что нужно сделать поворот по часовой стрелке, а затем выдвинуть штуковину из паза…

Но в отчетливой картине не хватало чего-то важного. Поразмыслив минутку, Максимов вернулся в лаз и двинулся в сторону «покойницкой», внимательно осматривая стены и потолок. Где-то по центру его внимание привлек прямоугольный люк, плотно вделанный в потолок. Он застыл, пытаясь соотнести расположение верхних помещений с подземельем. Выходило очень смутно. Люк не поддавался. Странная конструкция…

Все, кто выжил в катаклизме, послушно сидели в баре. В дверях с тоскливой миной курил охранник Шевченко.

— Наконец-то, — бросил ворчливо. — Милости просим. Ваше величество поджидают в Красной гостиной.

— Беспорядков не было? — устало поинтересовался Максимов.

— Обошлось, — махнул рукой телохранитель. — А у вас как успехи? Высадка прошла без эксцессов?

— Какая высадка? — прищурился Максимов.

— Ну, не знаю, — растерялся телохранитель. — Слово такое. Типа шутки. Куда-то же вы там высаживались? Полчаса бродяжили…

Он вошел в гостиную и остановился на пороге, фиксируя сразу всех и даже Шевченко за левым ухом. Обстановка в гостиной какая-то гнетущая. Ровель, прямой и тощий, как антенна, взирает исподлобья. Забился в дальний угол. Каратаев, мурлыча под нос, разбирается с сосудом огненно-золотистого напитка. Наводит «длиннофокусную оптику», накладывая на губы «подневольную» улыбочку. Инга, запакованная в пестрый свитер без горла от Хьюго Босс, нервно теребит бриллиант на пальце. Трогательная картина — девушка и диван. Даже две девушки — но вторая не бросается в глаза, как-то съежена, занимает мало места и в принципе может отозваться на имя Ксюша. В глазках — слезки по любимому руководителю. Дворецкий Шульц от нечего делать протирает бокалы. Интеллигентный очкарик Ворович от того же занятия сам с собой играет в шахматы. Кажется, проигрывает. Пустовой выбирает «мертвую» зону — сидит в отдельно стоящем кресле, сбрасывая пепел в хрустальную вазочку, настороженно смотрит на детектива. «Голубые», подуставшие друг от друга, уже не изображают сиамских близнецов. Крайнев корчит из себя великомученика. Снежков дотрескивает холодную курицу, вылизывает до блеска тарелку и со скрытым восхищением взирает на вошедшего — какого же порядочного гея не взволнует статный, утомленный мужчина в расцвете лет?

— Легок на поминках, — ехидно ощерился Каратаев, постучав пальцем по стеклу. — Не хотите совместить полезное с поллитрой, Константин? Вам сегодня край как надо.

— Как-то вы располнели, — покосился на него дворецкий. — Слишком долго отсутствовали.

— И не только, — оторвался от доски Ворович. Близоруко сощурился. — Вам никто не говорил, детектив, что вы назло мамке нос отморозили?

— Не отморозил, а подморозил, — поправил Максимов, подходя к бару. Онемевший локоть опустился на стойку. Упасть бы, сил нет, уснуть — и вся работа…

— Вам удалось что-нибудь найти? — осторожно осведомилась Инга. Артистичные пальчики перестали мусолить бриллиант.

— Хвастайтесь, — икнул Каратаев. Вроде пьяный, а глаза обрели настороженный блеск.

Подобрался Пустовой, словно намереваясь катапультироваться из кресла. Снял очки Ворович, взялся их яростно протирать. Шевельнулся Шевченко, как-то ненароком оторвался от косяка, размял пальцы на правой руке.

— Расслабьтесь, господа, — грустно вздохнул Максимов. — К величайшему сожалению и бескрайнему «увы» — ни-че-го. Полный голяк. Будем ждать полицию, — он поднял руку с часами. — Давно им, кстати, пора появиться — надоели уже со своей пунктуальностью…

Гостиная безмолвствовала. Не верил ему убийца. Затаился. Ждал. Не будет он больше предпринимать преступных действий. Хватит. Сделано больше, чем достаточно. Пять трупов. Слишком хорошо — тоже не хорошо. Можно зарваться. Теперь ему останется продержаться три дня, забрать причитающуюся наличность и отвалить куда-нибудь на острова в Тихом океане. Или в Индийском…

— Что же нам теперь делать? — вопросила за всех Инга.

— Ждать, — печально улыбнулся Максимов. — Не будет же полиция измываться над нами до утра? Кстати, господа, хочу вас обрадовать — вы можете не жаться больше друг к дружке в этом большом, гостеприимном доме. Разрешаю разойтись. Исчезновений больше не будет. Но постарайтесь все же воздержаться… от появления на кухне.

Он не стал объяснять, с чем связана непривычная щедрость. Вышел из гостиной и широким шагом направился в вестибюль. Закурил. Жадно овевал дымом узоры на морозных окнах. Он должен выждать, пока люди разойдутся. Перетерпеть минут десять. А потом проделать абсолютно тупую, но яркую инсценировку. Для этого «режиссеру» нужны два человека. Лучше три. И молиться всем богам, чтобы в ближайшие четверть часа в этом доме не объявились посторонние товарищи…

Минутная стрелка неслась, как угорелая.

— Шульц! — рявкнул Максимов, врываясь в каморку дворецкого. — Мобилизуйте Ксюшу, и чтобы через пять минут все эти хреновы постояльцы сидели в баре!..

Через пять минут «все эти хреновы постояльцы» сидели в баре.

— П-послушайте, Максимов, — растерянно бормотал Каратаев. — М-мне кажется, мы с вами уже н-недавно встречались… н-неужели так быстро соскучились?

— Черт знает что, детектив, — выразил недовольство Шевченко. — Вы полагаете, что Пал Палычу в его возрасте…

— Да пусть работает, Алексей, — поморщился старик. — Константин Андреевич не маленький, ему виднее.

Гости судорожно рассаживались.

— Тяжелое это времяпрепровождение — отдых, — натянуто хмыкнул Ворович. — Знаете, Константин, меня не покидает чувство, что работать предстоящую неделю мы не будем.

— Зато останемся живыми, — оптимистично заметила Инга.

— Это в-временно, дорогая дама, — уверил ее зевающий Каратаев. — Помяните мое слово, даже с приездом полиции в этом доме н-ничего не изменится… Н-нас будут трясти, как с-сидорову козу, и лупить, к-как грушу… а потом опять что-нибудь п-произойдет…

Максимов отодвинулся в тень за барную стойку. Он видел всех, но особенно он жаждал увидеть глаза одного человека. Вынув мобильник незаметно для присутствующих, вызвал номер, подождал секунд десять, отключил. Можно начинать.

— Боже, как мне это надоело… — заканючил пострадавший в неравной схватке Крайнев. — Я хочу домой, скорее хочу домой…

— К жене и детям, — заржал Каратаев. — Послушай, Борюсик, а может, ты в душе не гей?

Блондинчик Снежков украдкой бросал на Максимова многозначительные взгляды. Не слишком ли он из кожи лезет? А как же пострадавший возлюбленный? Прошла любовь, завяли помидоры?

На пороге появилась взволнованная горничная. Облизнула дрожащие губки, попрыгала глазками по присутствующим, отыскав за стойкой бара одинокого сыщика. Голосок хрипел от волнения:

— Послушайте, детектив… Вы просили всех собрать… Я стучалась к п-постояльцу из 21-го номера… Он не ответил, тогда я вошла — у него не заперто… В номере никого нет… По-моему, его вообще нигде нет… Он пропал…