Страж неприступных гор - Феликс Крес

Мольдорн уже неделю выдавал себя за некоего то ли моряка, то просто удальца и авантюриста, пытаясь искать наемников, готовых поохотиться на морях Шерера. Он называл величину задатка — и вокруг сразу же собиралась толпа. Но стоило ему сказать, о каком корабле идет речь, как все начинали покатываться со смеху, несостоявшиеся наемники крутили пальцем у виска, кто-то плевался, кто-то ругался. В Таланте, находившейся на пересечении важнейших морских путей Шерера, рядом с военным портом был еще огромный грузовой порт. Ежедневно туда заходил какой-нибудь корабль, обычно несколько, а случалось, что и десятка полтора — и не только торговые парусники. Здесь искали счастья и подходящего случая разнообразные наемники, разорившиеся купцы, владельцы вооруженных судов, уже больше походивших на военные корабли, охотно шедшие на всякого рода каперскую службу и готовые взяться за сопровождение тяжело нагруженного судна, конвоя и вообще чего угодно. Порой случалось, что богатый судовладелец посылал в море наемников, которые должны были найти конкретного пирата, захватившего и похитившего его корабль. Если потеря была документирована, а предприятие легальное и честно платившее налоги, военный комендант Таланты мог выписать имперскую каперскую грамоту, и тогда наемники законно зарабатывали свое золото, отбирая у плененных морских разбойников их добычу, корабль же возвращался работодателю. При этом они часто ошибались… ведь один большой парусник так легко спутать с другим… Но кого это волновало? Все, начиная с судовладельца и заканчивая комендантом флота, были рады, что пираты с каперскими грамотами режут других пиратов без каперских грамот. Главное, что тщательно обозначенные законные торговые корабли благородные каперы обходили стороной — что было в их собственных интересах.

— Где Йольмен?

— Считает, — ответил Готах, кивнув в сторону двери, ведшей в соседнюю комнату.

— Мог бы уже и перестать, — поморщился Мольдорн. — Даже я перестал… а он считает? Что он еще может насчитать?

— Не знаю. Вроде как проверяет доказательства Тамената — так он мне говорил, а впрочем, сам спроси. Я в этом не разбираюсь.

— Тут нечего проверять — старик был прав. Жаль только, что толку от этого мало.

— Величина двух Полос — это мало?

— Если не удается провести аналогию с остальными Полосами, то более чем мало. Это ничто. Так, любопытная подробность.

— Да, но это «наши» Полосы, — напомнил Готах.

— Висящая в пустоте система без точки опоры, потенциал которой невозможно проверить.

— Но он как-то предсказуем.

— Мы блуждаем на ощупь.

— Нет, поскольку знаем, что это большой пороховой склад, который взорвется, если мы не погасим тлеющий рядом с ним огонь.

— Мы не знаем ни насколько велик этот пороховой склад, ни где он находится. Сто бочонков пороха посреди города или десять тысяч в пустыне? А самое главное, — со злостью сказал Мольдорн, — никто не хочет гасить этот твой огонь, и все надо мной смеются, когда я вообще о том упоминаю!

— Может, мы не с того начали?

— А с чего еще мы могли начать? Как искать то, что может находиться, хотя и не обязательно, на борту некоего корабля в некоем море Шерера, но может быть и где-то на суше, при условии, что оно лежит на месте, поскольку сегодня оно может быть тут, завтра там, ходить, плавать… к счастью, не летать. — Мольдорна очень легко было вывести из себя. — Когда я наконец найду это нечто, я прикажу ему подыхать столь же долго, как длились поиски. Клянусь, ни днем меньше.

Готах невольно содрогнулся, хотя мрачная клятва Мольдорна скорее походила на бахвальство, обильно приправленное беспомощностью и злостью.

— Кеса ее найдет. Агары хотят поиграть в большую политику, и эти переговоры на руку их властям. Они не станут уклоняться от…

— Твоя Кеса найдет ту дрянь, которую мы ищем, и полюбит ее как родную дочь. Она скорее обо всем ей расскажет, погладит по головке и уйдет, чем позволит нам сделать то, что очевидно для любого, только не для нее. Мы ничего от нее не узнаем, попомни мое слово.

Готах не ответил, ибо Мольдорн вполне мог оказаться прав. Кеса, несомненно, самая сообразительная из них четверых, но все же женщина. Она умела спорить, возражать, приводить доводы… а иногда просто сказать: «Нет, и все!» Столь же по-женски она умела сглаживать очевидные противоречия — одно и то же могло быть для нее одновременно и белым, и черным, почему бы и нет? И если философ мог еще вступать с ней в дискуссию, то двоих математиков бросало в дрожь, они хватались за голову и готовы были сделать его вдовцом.

— Завтра попробую сам, — сказал он. — Поброжу немного по порту…

— Ты не умеешь бродить по порту и не знаешь, где именно следует бродить, — прервал его Мольдорн. — Похоже, ты не любишь «ярмарочные фокусы»? Превратишься в молодого странника?

— Меня скорее так и подмывает…

Он хотел закончить: «Превратиться в какую-нибудь девушку-странницу», но Мольдорн ему не дал.

— Нет! Раз уж я взялся за дело, то сам сделаю то, что сказал! И никакая помощь мне не требуется.

Готах замолчал.

Мольдорн попросту бы не вынес, если бы его товарищам удалось то, над чем он безуспешно бился. Историк Шерни в очередной раз пожалел, что не сумел более тщательно подобрать себе помощников. Они ему не подчинялись. Ему не подчинялась собственная жена, которая вопреки мнению их троих действовала в соответствии со своим планом. Ему не подчинялся даже Йольмен, который завтра мог прийти к нему и заявить: «И все-таки это свыше моих сил, Готах. Я отказываюсь и ухожу. Прости». Но прежде всего ему не подчинялся болезненно тщеславный, вспыльчивый и заносчивый Мольдорн, получивший запрещенные прежде игрушки и забавлявшийся ими словно ребенок — что было глупо, поскольку они по-прежнему оставались опасными в неумелых руках. О большинстве этих игрушек Мольдорн вообще ничего не знал — только то, что они у него есть. И его приводила в ярость бесполезная мощь, которую он в себе носил. Столь многое ему неожиданно дали — но отказали во всезнании. Раздраженный очередными неудачами, могущественный и вместе с тем бессильный, он готов был наслать огненную бурю на Агары и выжечь их до последнего камня — но, увы, не знал, как за это взяться, а если бы даже и знал, то не был уверен, удастся ли ему уничтожить таким образом Рубин. Да и находится ли он вообще там, оставалось в точности неизвестным. Даже если бы можно было сжигать одно за другим моря и материки… Именно подобные катаклизмы они и пытались предотвратить. Стоит ли топить корабль, чтобы погасить тлеющий в пороховом погребе огонь? Это понимал и сам Мольдорн. Вопрос в том, как долго он готов был об этом помнить…