Жестокое перемирие - Александр Тамоников

За мужчинами брели женщины в юбках, черных платках и куртках, наброшенных на плечи. Они спотыкались и тоже плакали. Молодая женщина поддерживала под руку пожилую. Обе едва ковыляли, смотрели в пространство слезящимися глазами.

Печальная процессия проследовала по дороге, повернула к лесу и побрела вдоль опушки. Видимо, там проходила тропа, ведущая на кладбище.

Ополченцы мрачно наблюдали за происходящим. Вскоре люди растворились за лесом.

– Детей хоронят, – со вздохом проговорил Липник. – Гробики маленькие. Конечно, это дети.

– Хуже не бывает, – проворчал Савельев. – Хоронить собственных детей. Всякое, конечно, случается в жизни, но чтобы такое!..

– У нас на районе тоже на днях двух мелких хоронили, – подал голос Голуб. – Близняшки, снаряд ударил под домом, их стеной завалило. Мать умом тронулась, когда увидела их трупики, у отца обширный сердечный приступ… – Он покосился на смертельно побледневшего Окуленко и замолчал.

– Может, узнаем, что произошло? – предложил Костюк. – Хутор вроде не обстреливали. Тут что-то другое произошло.

– Нет, мужики, – заявил Андрей и скрипнул зубами. – Нашими расспросами горю не поможешь, только напугаем добрых людей. Некогда нам. Обходим хутор и метемся вперед.

Ополченцы отползли в лес, исчезли за деревьями. Андрей сверился с компасом, ткнул пальцем в непроницаемую гущу кустарника. Мол, нам туда.

– Спасибо, командир, – тут же откликнулся Дорофеев. – Мы же не ищем легких путей, верно?

Хутор остался позади, но ветер все еще доносил с опушки надрывный плач. Ополченцы старались не вслушиваться, шли вперед, давя крапиву и закрываясь руками от колких ветвей. Вскоре плач затих, а впечатлительный Голуб продолжал жаловаться, что он до сих пор стоит у него в ушах и никуда не уходит. Может, таблетку какую принять?

Растянувшись в цепь, ополченцы спустились в балку, заросшую лещиной, вышли на разреженный участок леса и вдруг встали как вкопанные, вскинув автоматы. На поваленном дереве сидел пожилой невысокий мужчина в войлочной жилетке, державшийся за посох из обструганной жердины. Видимо, он шел по своим делам и присел отдохнуть.

Встреча с вооруженными людьми сомнительной наружности стала для него таким же сюрпризом, как и для них. Побледнела обвисшая серая кожа, похолодели глаза. Костлявые руки стиснули посох.

Старик был невзрачен, лысоват. Седая щетина торчала, как колючки у дикобраза. Но самообладания деду хватало. Он не стал делать лишних движений, продолжал сидеть как ни в чем не бывало.

Ополченцы осмотрелись – нет ли еще кого поблизости, не засада ли?

Все спокойно, старик путешествовал в одиночку. Они подошли, опустив автоматы. Опасности не было – во всяком случае, явной.

На губах старика плясала презрительная усмешка.

– Дед, ты что за гусь? – не очень-то вежливо осведомился Савельев. – Из местных, что ли?

– Гном какой-то, – заявил Голуб. – Или леший, черт его разберет.

– В больших сапогах, в полушубке овчинном… – как-то не к месту начал Дорофеев.

– Заткнулись! – оборвал их Андрей.

– Что, сволочи, мало вам того, что уже натворили? Снова по лесу бродите! Стреляйте, чего же вы! Убейте старика, возьмите на душу еще один грех, – процедил дед.

– Слушай, отец, а ты нас ни с кем не путаешь? – осведомился Андрей. – Мы вроде с утра ни одного греха на душу не брали. Ну… почти.

Старик прищурился, всмотрелся. У него, похоже, было неважное зрение. Морщинистое лицо дрогнуло, напряглось, потом расслабилось.

– Сынки… вы не каратели?

– Дед, мы ополченцы, – сказал Костюк. – Из Ломова. Идем по своим делам, никого не трогаем. Что тут у вас происходит?

– Точно, вы не те. – Старик облегченно вздохнул, и в белесых безжизненных глазах заблестели слезы. – Вы точно ополченцы, ребята?

– Точно, дед, – подтвердил Андрей.

Возникала непредвиденная задержка. Никто не мешал Окуленко распрощаться со старцем и двигаться дальше, но что-то не давало ему так поступить, требовало разбора ситуации.

– Ты с хутора, отец?

– С Леска, – подтвердил старик. – Дед Михай меня кличут. Фамилия Войненко. Восьмой десяток, парни, пошел, но вроде живой, хожу еще, иногда подрабатываю в местном леспромхозе…

Старика прорвало на откровения. Он всхлипывал, излагал дряблым голосом историю, которая действительно звучала дико.

На хуторе Лесок проживали три семьи – Войненко, Стеницкие и Мусенко, у которых родня в Дубках. Кого-то из них сегодня и видели ополченцы. Все работящие, дружные, между собой никогда не собачились, помогали, чем уж могли.

Несчастье произошло вчера под вечер. На хутор нагрянула банда вооруженных карателей – злые, уставшие, голодные. Их было восемь рыл. Они так и заявили о себе. Мол, мы бойцы украинской армии, ищем подстрекателей и пособников террористов.

Но эти личности не были похожи на солдат ВСУ – то ли дезертиры, то ли сами по себе. Немытые, страшные, с уголовными замашками, одеты в камуфляж, но больно уж неряшливые. Впрочем, оружием они были увешаны по самые уши.

Верховодил бандой некто Степан Шкуряк – полностью отмороженный, ехидный, с подбитым глазом. Каратели завалились на хутор, как к себе домой, и сразу начали хозяйничать, наводить свои порядки. Они сунули носы во все углы, растрясли холодильники, подвалы. Заявили, что еда конфискуется для нужд бойцов героического добровольческого батальона. Тот, кто будет возражать, получит пулю в лоб. Эти негодяи ржали, как припадочные, шугали людей как бы в шутку, а когда обнаружили у Стеницких запасы горилки, пришли в неописуемый восторг.

Они потребовали освободить им один дом. Хата Стеницких их вполне устроила – чистая, просторная. Хромоногий сорокалетний Максим и его жена Алеся, не отличающаяся по жизни красотой и грацией, безропотно покинули жилище. Войненко приютили их у себя, заперли двери и ставни. Весь вечер люди тревожно прислушивались к тому, что происходило в соседнем доме.

Антошка – внук деда Михая – отыскал на чердаке ржавое охотничье ружье и пытался зарядить его высохшими патронами. Старик набросился на него с руганью. Мол, дурак, сам погибнешь и нас погубишь! Он отобрал у великовозрастного тупицы ружье и спрятал его в погребе.

Супруга Антошки Натка весь вечер просидела со Стеницкими в спальне. Они тряслись от страха, а дед Михай обходил дозором окна и двери. Сна не было ни в одном глазу.

Поначалу было спокойно, потом начались безобразия. Из дома Стеницких доносились взрывы хохота, звенела посуда. Бандиты гуляли. Потом они начали бить бутылки, стрелять в потолок. Кто-то предложил посоревноваться в меткости. Неизвестно, что они приспособили в качестве мишени, но вспыхнула беспорядочная пальба, перемежаемая руганью и раскатами пьяного хохота.

Вслед за этим какой-то набравшийся бандит громко удивился. Дескать, а почему мы не общаемся с местным населением? Нужно их проверить. Слишком уж подозрительные личности. Не имеют ли они связи с террористами?

«Особенно бабы!» – заявил другой.

Бандиты отправились по домам. Первым делом они осадили хату деда Михая. Их возмутило, что двери заперты, а окна запечатаны ставнями. Поначалу они колотили прикладами, потом принялись стрелять, в щепки разнесли входную дверь.

Перепуганные люди кричали от страха, умоляли их не трогать. Взвинченный Антошка снова кинулся за ружьем. Всем пришлось бы несладко, если бы дед Михай не сохранил самообладание. Он призвал на помощь сына. Они вместе повалили буфет, перегородили дверной проем.

У бандитов с интеллектом было неважно. Они всей компанией долбились во входную дверь, пока не пробились через нее и поваленный буфет.

За это время дед Михай и вывел через окно на задний двор всех людей, находившихся в доме. Напуганные хуторяне бросились к лесу.

Бандиты обнаружили, что их провели, стали стрелять из окон, но ни в кого не попали. Учинять погоню им было лень.

Взбешенные подлецы бросились к дому Мусенко, где и отыгрались по полной программе. История умалчивает, почему Мусенко не предпринимали попыток сбежать из хутора.

Эта семья была большой. Муж – сорокачетырехлетний Азар, красавица супруга Лида, которой не так давно исполнилось тридцать восемь, четверо детей.

Разъяренная шайка ворвалась в дом, громила мебель, била посуду. Отморозкам, разгоряченным алкоголем, хотелось как следует покуражиться, оторваться. На Лиду они набросились как голодные шавки на кость. Азар пытался заступиться за жену, но бандиты просто отшвырнули его.

На помощь пришли сыновья. Евсею исполнилось восемнадцать, Иван был на пару лет моложе. Им удалось вырвать мать, бьющуюся в истерике, из лап насильников. Они повалили в проход стеллаж с посудой, а сами воспользовались задней дверью и побежали в сад.

Бандиты устремились в погоню.