Клеопатра - Карин Эссекс

— Повелитель, народ не понимает, почему ты не выступишь на помощь брату Птолемею, царю Кипра, — заявил Мелеагр. — Кипр — египетская территория. Украденные римлянами деньги принадлежат Египту. Теперь мы вынуждены платить наместнику Катону, чтобы вернуть свои корабли. Рим грабит нас на каждом шагу.

— Что я могу поделать? Я советовал брату сделать так, как ему велели римляне, — отречься от трона и стать жрецом Афродиты в Пафосе. Пафос — чудесное место, причем находится на самом Кипре. Это не какая-нибудь голая скала посреди моря. Слепой певец Гомер верил, что богиня любила этот город, — горько промолвил царь. — Не такое уж плохое место для отдыха после трудов.

А затем, словно стремясь оттолкнуть от себя всех и каждого, Авлет отдал этому вымогателю Цезарю шесть тысяч талантов, почти половину годового дохода всей страны!

— Я вынужден заплатить. Иначе я окажусь на месте моего брата. И Катон будет стоять у дверей моего дворца и пересчитывать мою казну, которую затем отправят в Рим.

— Едва ли народ одобрит твое решение, повелитель, — заметил Мелеагр.

— Я спас мою страну, — возразил Авлет. — В отличие от наших соседей, Египет пока свободен.

И он отпустил советника, устало взмахнув царственной рукой.

Мелеагр узнал, что царь занял эту сумму у римского ростовщика Рабирия. Чтобы проследить, что Авлет уплатит долг банкиру, римский Сенат прислал в Александрию своих представителей. Царь решил подольститься и поселил их в роскошных городских особняках, прислал им толпу слуг, хорошую еду, посуду, украшения и статуи из старых египетских храмов. Римские гости отплатили царю тем, что принялись пьяными шататься по городу, оскорбляя жителей города и горланя о «могучем Риме». Дворцовых проституток они вконец измучили, поскольку отличались ненасытностью в любовных забавах.

Как раз когда Мелеагр решил, что царь зашел слишком далеко, Авлет задобрил народ, объявив амнистию всем, кто ждал наказания. Поскольку суды Александрии — и греческий, и египетский — были переполнены преступниками, многие вздохнули с облегчением.

— Я отменяю наказания моим людям, которые, как я знаю, чисты сердцем, — заявил царь во время последнего выступления перед народом. — Идите по домам! И благодарите богов за счастливую судьбу.

Они не стали благодарить богов. Они благодарили царя. Они простили ему все, даже то, что он повысил налоги, чтобы прокормить кредиторов. Жители Александрии вернулись к своим повседневным делам, сведя на нет, по крайней мере до некоторых пор, все старания евнуха, главного советника и главнокомандующего. Нужно было позволить толпе растерзать Авлета во время шествия. А теперь что? Ждать, что царь утратит свою популярность в народе через год, когда Беренике исполнится восемнадцать? Не труднее ли будет свалить его?

Жители Александрии не любили Авлета, но их любовь можно было легко завоевать. И царь прекрасно знал, как это сделать. Неужели это заложено в человеческой натуре? Неужели люди перестают думать обо всем, как только удовлетворяются их самые простые желания?

Евнух повернулся на спину, подставляя слуге ноги. Сегодня был тяжелый день. Он вздохнул и постарался расслабиться, в то время как слуга массировал смазанные маслом ступни.

Что же делать? Мелеагр никогда не рисковал, предпочитая поступать лишь по прямому указанию богов. Утром нужно будет сходить в храм и принести жертву Матери-богине. «Дай мне знак, Великая мать, — взмолился про себя Мелеагр. — Я сделаю так, как ты пожелаешь».

Две девушки стояли перед зеркалом. Одна была высокой, с кожей цвета полированного красного дерева, а вторая — маленькой и золотисто-коричневой. Они решили переодеться в джеллабу, серое прямое платье египетских крестьянок. Этот наряд был неприметен и не бросался в глаза, что и требовалось для маскировки.

Клеопатра скривилась. Ее тело было плоским, как у мальчишки, отчего она была похожа на простого погонщика верблюдов. А Мохама выглядела словно африканская богиня.

С плохо скрываемой завистью девочка смотрела на темные круглые груди рабыни, гадая, вырастет ли на ее тщедушной грудке такое украшение.

Мохама повязала волосы и себе, и госпоже цветными шарфами, как это принято у жительниц пустыни. Клеопатра сменила свои красивые кожаные тапочки на потрепанные тростниковые сандалии — такие носила дворцовая прислуга. Девушка задрала царевне подол платья и пристегнула к тощему бедру ножны с кинжалом. Сама она была вооружена двумя ножами: один спрятала под мышкой, чтобы легче было достать, а второй сунула в пояс.

Секки осталась в комнате и легла в постель, чтобы зашедший в комнату решил, что Клеопатра спит. А две хулиганки спустились по лестнице для слуг, выбрались в кухни, попетляли между развешенной дичью, миновали череду слуг, которые мыли посуду после обеда, и прошмыгнули в кладовые. Там девушки прихватили корзинки для покупок. Мохама шла впереди, а сзади семенила Клеопатра, стараясь копировать выражение лица и походку подруги. Во дворе работники разгружали повозки со свежими продуктами. Девушки ускорили шаг, торопясь пройти мимо двоих стражей из царских родичей, которые скучали у ворот.

— Мохама! — раздался позади повелительный оклик.

Царевна замерла на полушаге.

— Подожди, — прошептала Мохама.

Она повернулась и медленно двинулась к крепкому бородатому мужчине, в котором смешалась греческая и египетская кровь. Девушка склонила голову набок и улыбнулась, кокетливо подбоченясь. Царевна никогда не видела, как ее служанка любезничает с мужчинами, но, судя по всему, Мохама была настоящей мастерицей в этом деле. Они обменялись парой реплик, после чего бородач громко засмеялся, а Мохама вернулась к девочке.

— Он узнал меня? — с тревогой спросила Клеопатра.

— Нет, конечно. Это Демонтен. Он думает, что ты моя младшая сестра. Он верит всему, что я говорю.

— Почему? Ты такая умная?

— Он верит мне, потому что сам этого хочет, — загадочно ответила Мохама.

На сегодня у них не было определенных планов. Просто девушки хотели сбежать из дворца и провести такой славный денек в городе, который славился чудесным климатом по всему миру. Легкие облачка скользили по синему небу, их подгонял морской ветер. Позднее утро выдалось очень теплым. На улице Купола все благоухало сладким запахом жасмина. Свободная от всего на свете, даже от себя самой, Клеопатра вприпрыжку бежала рядом с Мохамой, которая шагала быстрой размашистой походкой. Время от времени девочка уворачивалась от торопливых египтянок, которые несли на головах огромные глиняные кувшины с водой.

Размахивая корзинками в такт шагам, девушки миновали Врата Солнца и направились к Иудейскому кварталу, затем свернули на мост и очутились в богатом районе города. Здесь возвышались роскошные особняки, которые выстроили для себя греческие аристократы. Эти дома были построены в эллинском стиле.

На улице Геракла собралась толпа, в основном состоявшая из мужчин. Они толкались возле одного из больших особняков. Облаченные в традиционные египетские одежды, встревоженные люди казались разозленным роем белых пчел. Некоторые из мужчин стояли прямо у ворот и что-то гневно кричали, остальные собирались группами и взволнованно переговаривались между собой. Вдоль улицы отдыхали лошади и верблюды, на которых эти люди приехали сюда.

— Наверное, кто-то умер! — воскликнула царевна и прислушалась, стараясь разобрать отдельные слова в общем гуле голосов.

Когда они подошли ближе, девочка услышала злобный выкрик одного из мужчин:

— Выходите, трусы!

— Они зовут тех, кто сидит в доме, — шепотом сообщила Клеопатра своей спутнице, которая не понимала языка поработивших ее людей.

— Убийство! Вы ответите за это! — с вызовом крикнул какой-то юноша на прекрасном греческом языке. На нем была красивая льняная туника, богато украшенный пояс и кожаные сандалии. Он был гладко выбрит, а лицо и руки блестели от масла — видимо, парень только что вышел от брадобрея. Его гладкая кожа светилась под полуденным солнцем. Юноша распространял вокруг аромат мирра. Клеопатра узнала его: это был сын Мельхира, управляющего всеми городскими общественными заведениями. Мельхир получил хорошее образование. Хотя он и был египтянином, греческий стал его вторым языком. Люди его круга нечасто появлялись в уличной толпе.

— Вот этот человек — сын городского управляющего, Мельхира. Наверное, он пришел сюда по делам отца, — зашептала Клеопатра.

— Здесь творятся другие дела. Давай уйдет, — тихо ответила Мохама.

Впервые Клеопатра увидела страх на лице рабыни.

— Нет, давай посмотрим, — уперлась царевна. — Может, мы узнаем что-то важное для отца, и он наградит нас.

— Если твой отец узнает, что мы шлялись по городу, тебя посадят под замок, а меня казнят. Ты же знаешь правила. Нам разрешено ходить не дальше конюшен.