Я тебя проучу - Лея Кейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты кто, мужик? — сипит таксист.
Набравшись храбрости, кулаком заезжаю ему в пах и выкрикиваю:
— Мой ебарь!
Обезьянкой прижимаюсь к крепкой ноге Богатырева, пока несостоявшийся насильник, грязными руками придерживая своего раненого дружка, сгибается пополам и скулит воем побитого шакала.
— Трогал? — коротко, но четко спрашивает Богатырев не своим голосом, напоминая мне, как выбил моему бывшему мужу все зубы, просто увидев на моей руке синяк!
— Нет! — мотаю головой. — Не успел! — И всхлипнув, утираю нос тыльной стороной ладони. — Украшения забрал.
— В тачку! — приказывает он, больше не глядя на меня.
— Платон…
— В тачку! Живо!
Он сжимает кулаки, а я разжимаю свои объятия с его ногой. Медленно отползаю к его машине, открываю дверь, вскарабкиваюсь в салон и запираюсь. Не хочу видеть, как он отметелит парня. Не хочу потом вздрагивать всякий раз при виде Богатырева. Он и без этого оказывает взрывной эффект. Проникает мне под кожу одним своим существованием. Хуже радиации. Беспощаднее и смертельнее.
Но пропустив несколько глухих ударов и ругательств, я все же поднимаю лицо. В свете фар Богатырев похож на громадного хищника, на чью самку покусился недруг. Держа вялого таксиста с окровавленной мордой за шкирку, он что-то шипит ему на ухо и отшвыривает его к машине. Тот, схватившись за грудь, беспомощной тушкой оседает у колеса. А Платон, сжимая в кулаке мое ожерелье, идет ко мне.
Резко открыв заднюю дверь, бросает на мои колени горстку украшений. Даже кольцо Ярослава. Садится за руль, разворачивается и везет нас обратно к дороге.
Я не прикасаюсь к украшениям. От них пахнет кровью. Как и от Богатырева. Жутко. Противно. Хотя умом понимаю, что любой нормальный мужик с таким же остервенением защищал бы свою женщину. Вопрос лишь в том, что я Богатыреву никто. Просто старый долг.
— Спасибо, — пищу тихо и как-то виновато, что ли.
По коже разбегаются мурашки — от тепла, от чувства защищенности, от понимания, что все позади.
Богатырев через плечо стреляет в меня взглядом, сворачивает к площадке для кемпинга и останавливается. Заглушает двигатель и, часто дыша, потирает кулак.
— В багажнике твой чемодан, — говорит мне. — Переоденься. Не надо Саше видеть тебя такой.
Своим голосом словно масло ножом ночь рассекает. Может, я и поступила опрометчиво, но из-за него же! А он меня всем своим видом виноватой выставляет. Жертву корчит.
Выйдя из машины, хлопаю дверью и отхожу в темноту. Долой с его глаз. Туда, где в одиночестве могу опуститься на землю, закрыть лицо руками и выплакаться. Не работает правило относиться к людям так, как ты бы хотел, чтобы к тебе относились. Относиться надо взаимно! И ничего не ждать, кроме ножа в спину. От мужа, от родителей, от друзей. Иначе используют, как вещь, и выбросят.
Потеряв терпение, Платон тоже вылезает из машины, но пришел мой черед высказаться. Подскакиваю на ноги и бросаюсь на него с претензиями:
— Скажи, когда ты встретил меня в казино, ты уже знал, что мы с твоей бывшей сестры?! Ты нарочно разыскивал меня, чтобы ей насолить?! Или она мне никто, и все подстроено?!
— Не ори, — раздраженно отвечает он, открыв багажник. — Истеричка долбанутая! Я не настолько псих.
— У тебя же всегда все на двести шагов вперед просчитано! Хочешь сказать, тебя застали врасплох?!
— А ты думаешь, я круглосуточно только на тебе помешан?! — повышает он голос в ответ. Так и не сунувшись в чемодан, разворачивается ко мне корпусом. — Вынужден тебя огорчить, Рита, мой мир вокруг тебя не вертится! Да, я охренел, когда увидел Стеллу! Довольна?!
Замерев на месте, шмыгаю носом и утираю слезу с щеки. Богатырев не лжет. Его самого задело, что он так лажанулся.
— Я знал, что ее мать звали Лидой, — рассказывает уже спокойнее. — Но даже значения не придал, когда Мария Николаевна дала мне имя и адрес твоей матери. Не пробивал. Вместе с тобой хотел узнать, кто она и что собой представляет.
— Тогда почему ты с такой лютой одержимостью вел меня на знакомство с сестрой?!
— Догадывался, что ни черта путного мы не найдем. Она сразу после смерти мамаши квартиру продала. Логично, что объявилась только ради бабок.
— Хотел ткнуть меня носом в гены? — криво ухмыляюсь я.
— У меня они не благороднее. На другое глаза раскрыть хотел. — Он достает мобильник из кармана брюк и подает мне. — На. Держи. Позвони своему жениху и расскажи о родне. Давай. Смелей! Не можешь? — рычит, когда я делаю шаг назад. — Стыдно? Противно? Вот ты и оказалась в моей шкуре, Рита! Я тоже не прыгал от счастья, когда узнал, что моя мать алкашка-шизофреничка!
— Нет, Платон, — бормочу я, — у нас разные ситуации. Потому что ты меня использовал, а я Ярослава люблю!
— Может, наоборот?! Я тебя любил, а ты его использовала?!
Нервно хохотнув, вытираю вторую слезу и развожу руками.
— Чего?! Ты?! Любил?! Да ты никого кроме себя никогда не любил! Иначе ты бы не бросил меня ради матери, которой не нужен!
— Мне пришлось выбрать, Рита! Между сильной и слабой женщиной. Слабой я был нужнее! И пусть она однажды меня бросила. Я не такой.
— Тогда и к Стелле беги! Раз такой благородный! Тут недалеко! Скотина! — разворачиваюсь, сама не зная, зачем и куда, но Богатырев крепко хватает меня за локоть и дергает на себя.
— Это ты у нас любительница побегов! — шипит мне на ухо, с силой прижав к своей груди. — Сначала делаешь, потом думаешь. Смотри, к чему это уже привело, и подумай, чем обернется твой побег с женихом! Только долго использовать его, чтобы меня забыть, не выйдет, Рита. Я всегда буду рядом. Ведь у нас общая дочь.
— Боюсь, мы с ней лишние в твоей картинной галерее! — Трепыхаюсь в его тисках, не теряя надежды выбраться и сбежать.
— Нет никакой галереи. Все картины были сожжены в ту же ночь, когда ты уехала из моего дома. — Его объятия ослабевают, выпуская меня в новую реальность.
Медленно оборачиваюсь, не решаясь взглянуть на Богатырева. Сложно сказать, врет ли он. Хотя вероятность его искренности более чем высока. Он всегда был со мной предельно честен.
— Ты перевернула мой мир вверх дном, Рита, — уже тише и мягче. — Намеревался показать тебе картины, признаться в своих корыстных планах и заполучить твою ненависть. А ты смотрела на меня с той же любовью и сочувствием. Не ударила, не послала к черту,
