Изба и хоромы - Леонид Васильевич Беловинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бабий кут отгораживался от остального пространства избы занавеской, кутным занавесом. Мужчины воздерживались от того, чтобы заходить в бабий кут, а появление здесь постороннего мужчины рассматривалось как оскорбление всей семье. Здесь было «бабье царство», здесь женщина была полной хозяйкой, работала и даже спала на лавке. Во время пиров женщины сидели за занавеской, а при обряде сватовства здесь пряталась невеста во всем уборе, выходя к жениху в определенный момент. Так было во всем мире и всегда: женская половина отделялась и была недоступной для посторонних в античном жилище (т.н. гинекий), в европейском средневековом замке, в русских боярских хоромах, в юрте степняка, в чуме или яранге северного оленевода или охотника.
Если изба была просторна, печной кут нередко отделяли от остального пространства дощатой, доходившей до пирожного воронца переборкой, так что получалась отдельная кухня. Вход в нее был возле печи. В этом случае у переборки ставили стол для стряпни, над ним вешали икону.
Третий угол, возле входной двери – мужской угол, называвшийся еще коником. В старину здесь ставился большой рундук, наглухо вделанный в пол и стены сундук с плоской крышкой. В нем хранилось ценное имущество, над ним возле входа развешивалась верхняя расхожая одежда, хомуты, конские оголовья, вожжи – то, что представляло известную ценность, но использовалось только на улице, так что не нужно было расхаживать по всей избе, чтобы взять нужное. На рундуке спал хозяин, охраняя избу и имущество, здесь он сидел, выполняя мелкие мужские работы: шорничал, сапожничал, плел лапти, корзины и так далее. Этот рундук собственно и назывался коником, потому что изголовье этого мужского ложа представляло массивное бревно с вырезанной на нем конской головой: как мы уже знаем, конь считался оберегом, символом солнца, охранявшим людей и избу от нечисти. Позже эти рундуки стали исчезать, заменяясь лавками, но название «коник» сохранилось, перейдя и на лавку, и на сам мужской угол.
Заодно уж нужно рассказать, какая одежда висела возле двери. Все думают, что крестьяне одевались в кафтаны. Ан нет, кафтан был дорогой праздничной одеждой, и не у каждого он имелся. Поверх рубахи-косоворотки, называвшейся еще русской рубахой, обычно мужик надевал зипун, длиной до колен, или более короткий полузипунник. Зипун шился из сермяги, грубой и толстой неотбеленной и неокрашенной, природного серого цвета льняной или пеньковой (замашной, замашки) ткани. Был он широкий, без воротника, с открытой грудью, с широким запахом налево (вся народная одежда по старинке застегивалась налево), застегивался на кожаные узелки-гаплюшки или на деревянные костыльки и подпоясывался кушаком. Это была очень распространенная одежда в Белоруссии, на Украине, в южнорусских губерниях такая одежда, но немного ниже колен, называлась свиткой, свитой. А в России зипун даже стал как бы признаком мужика, крестьянина, как сибирка – купца, чуйка – мещанина, фрак – дворянина. Вот пишет в своих «Записках степняка» русский писатель XIX в. Н. Эртель: «А ты часом не пьян? – спрашиваю я зипуна. – То ись ни крошки не было! – истово крестится зипун».
Надо сказать, что вся народная одежда начиная от рубах носилась с кушаками: узкими ткаными «покромками» с кистями или широкими, также специально вытканными цветными собственно кушаками. Ходить без кушака считалось крайне неприлично, как без головного убора, не говоря уже о том, что кушак был оберегом, предохраняя от нечистой силы; в русских монастырях много ткалось покромок с вытканными на них молитвами. Кушак делал одежду – одеждой: женщина в неподпоясанной рубахе считалась как бы в исподнем, в белье, по-нашему, а подпояшется – и можно идти в одной рубахе куда угодно, это уже как бы платье. Крохотные ребятишки, даже порточков еще не носившие, бегали в одних длинных рубахах, но подпоясанными; а если выскочит такой карапуз на улицу распояской, мать его вдогонку так кушаком через плечо вытянет, что в следующий раз он уже не забудет подпоясаться. Повязывались кушаком опять-таки не так – это делают на сцене артисты из «народных» хоров: длинный кушак несколько раз оборачивался вокруг поясницы, и концы его с боков затыкались под сам кушак.
В холода вместо зипуна надевался овчинный полушубок. Обычно полушубки были нагольные, но праздничные полушубки были крытые, то есть покрывались какой-либо тканью, лучше всего сукном. Так полушубок лучше сохранялся: овчина ведь очень непрочная и легко намокает. Покрой старинных полушубков опять-таки непохож на наши не то полушубки, не то шубы. Был полушубок короткий, шился в талию, с отрезной выкройной спинкой и сборками на пояснице, двубортный, с широким запахом налево и на крючках. Рукава его в плечах были широкие и не мешали движениям, а в запястьях узкие, чтобы не задувал ветер. По обшлагам, косым прорезным карманам, полам и борту полушубок оторачивался мехом, и воротник был у него в виде низкой меховой стойки, продолжения оторочки. Зимой мужик, если у него был полушубок, и не снимал его весь день: в избе сидит на конике в расстегнутом полушубке, на улицу выходит – запахнется.
На улицу, особенно в дорогу, в любое время года поверх зипуна или полушубка, а то и просто рубахи надевался армяк. Шился он из армячины, толстой и плотной грубой ткани, полусукна с пеньковой основой и шерстяным, лучше всего из грубой верблюжьей шерсти утком. Армячину нередко и привозили из степных районов, где водились верблюды. Даже на вид она выглядит теплой. Обычно армячина красилась дубовой или ивовой корой в красновато-коричневый цвет, и это дубление придавало ей дополнительную стойкость. Армяк был одеждой халатного покроя, колоколообразный, с широкими клиньями по бокам. Рукава его были длинные и широкие, так что под армяк можно было и полушубок, и зипун надеть, запах широкий, и широкий отложной шалевый, простеганный для жесткости воротник. Длиною он был до середины икр. Застегивался армяк всего на одну большую пуговицу на груди и подпоясывался кушаком. Слегка вытянув ткань из-под кушака, создавали широкую пазуху,
