Без единого выстрела - Андрей Воронин

Получив свой кофе, Чек поблагодарил миловидную официантку, удобно развалился на стуле, забросил ногу на ногу, закурил еще одну сигарету и как бы между делом вставил в ухо горошину головного телефона на длинном тонком шнуре. Опустив руку в карман своей просторной куртки, он опробовал действие пульта дистанционного управления. Установленный в салоне «хонды» направленный микрофон исправно вертелся во все стороны, донося до притаившегося в кафе Чека обрывки чужих разговоров и хаотичный уличный шум. Проконтролировать работу видеокамеры, не имея под рукой верного ноутбука, Чек не мог, так что здесь ему пришлось полностью положиться на технику. Это было неудобство, с которым Чек вынужден был мириться, если не хотел собрать вокруг себя толпу зевак, сидя в кафе с компьютером на коленях. Обычно он оставался в машине, где мог со всеми удобствами следить за работой своей аппаратуры, но Канаш ясно дал понять, что объект наблюдения крайне опасен и очень осторожен. Оставалось лишь надеяться, что машина без водителя не привлечет его внимания, и он не заметит любопытного глаза видеокамеры, следящего за ним сквозь тонированное стекло салона.

Когда до указанного Канашом времени оставалось чуть больше двух минут, на площади появился длинный, как грузовая платформа, золотистый «бьюик». Он двигался с солидной неторопливостью входящего в тесную гавань океанского суперлайнера, мигая указателем правого поворота и явно высматривая местечко для стоянки. Чек, не сдержавшись, фыркнул прямо в чашку и забрызгался горячим кофе, когда увидел, как стоявший позади его «хонды» потрепанный «москвич» пару раз моргнул поворотником и вырулил на проезжую часть. Рогозин немедленно загнал свой огромный автомобиль в образовавшийся просвет, заставив его продемонстрировать неожиданную для такой туши маневренность и даже грациозность.

Продолжая улыбаться, Чек снова засунул правую руку в карман и поиграл кнопками на пульте дистанционного управления. Направленный микрофон работал просто великолепно: сидя в кафе, Чек слышал сдержанный рокот мотора огромного американского автомобиля, бодрый голос диск-жокея, доносившийся из встроенных в обивку салона «бьюика» динамиков и даже тихое жужжание свеклоподъемника.

— Ну где эта сволочь? — услышал он, когда минутная стрелка на его часах коснулась шестерки. — Еще и нервы помотает, сука лагерная…

Чек увидел «суку лагерную», наверное, на секунду раньше, чем сам Рогозин. Со стороны сквера, держа курс прямо на золотистый «бьюик», странной ныряющей походкой приближался какой-то костлявый субъект неопределенного возраста. Чересчур просторная белая рубашка болталась на его широких костлявых плечах, как на вешалке, острое костистое лицо было угрюмым и сосредоточенным, кисти рук прятались в карманах мятых серых брюк. На всей площади не было человека, который подходил бы под определение «сука лагерная» больше, чем этот субъект. Чеку оставалось только гадать, что могло связывать президента крупной фирмы с этим угрюмым гуманоидом, от которого за версту разило лагерем строгого режима.

Чек решил, что все-таки ошибся, но тут по-прежнему сидевший за рулем своего автомобиля Рогозин ворчливо пробормотал: «Наконец-то…», и Чек понял, что началась работа, ради которой он сюда приехал.

Он подозвал официантку и заказал еще один двойной кофе без сахара, краем глаза следя за площадью и вслушиваясь в звуки, которые доносил до него спрятанный в ухе наушник.

— Хорошая музыка? — спросила официантка, кивая на змеившийся по одежде Чека провод и кокетливо стреляя блестящими фарфоровыми гляделками.

— Увы, — сказал ей Чек, заставляя себя улыбнуться, — это не музыка, а аудиокурс языка суахили. Ужасная скукотища, но я готовлюсь к экзамену.

Официантка скорчила уморительную гримаску и упорхнула: суахили она явно не интересовалась.

Человек, который сильно смахивал на тощего двуногого волка, между тем дохромал до машины Рогозина и склонился над открытым окном.

— Ну здравствуй, — услышал Чек грубый хриплый голос, который мог бы принадлежать оборотню — не киношному, а настоящему, если бы такие существовали на самом деле. — Сколько лет, сколько зим, как говорится…

— Здравствуй, — напряженным голосом отозвался Рогозин. — Черт, во что же это они тебя превратили… С руками-то у тебя что?

— Ерунда, — прохрипел человек-волк таким тоном, словно речь шла об испачканном манжете. — Главное, что ты отлично сохранился и выглядишь, как огурчик. Поверь, я был бы сильно огорчен, если бы вернулся и узнал, что ты окочурился от какого-нибудь рака. В общем, давай обойдемся без крокодиловых слез и иудиных поцелуев.

— Ого, — насмешливо сказал Рогозин, — а ты, оказывается, помнишь такие слова! Я-то думал, что ты теперь это… по фене ботаешь.

— И это тоже, — заверил его человек с волчьим лицом. — Ас памятью, Юрок, у меня все в порядке. Что видел, в жизни не забуду.

До Чека донесся странный звук: похоже было на то, что Рогозин заскрипел зубами.

— Не забудешь, значит, — повторил он. — Даже если тебя попросить?

— Это смотря как просить, — с нехорошей интонацией сказал собеседник Рогозина. — И смотря кто просит. И, главное, о чем.

— Да ты садись в машину, — предложил Рогозин. — Чего на улице торчишь?

— Лучше пройдемся, — сказал волк. — Откуда я знаю, чем она нашпигована, твоя машина? Хотя мне что-то не верится, что у тебя могло возникнуть желание записать наш разговор.

Невидимый для собеседников Чек согласно закивал головой: у него сложилось точно такое же впечатление. Это, между прочим, наводило на интересные мысли, касавшиеся намерений и планов Канаша, но думать об этом сейчас было некогда.

— Охота тебе по улице хромать, — проворчал Рогозин, открывая дверцу.

— Ладно, — вдруг передумал его собеседник. — Сроду в иномарке не сидел, если не считать того раза… ну, ты помнишь.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — довольно жестко ответил Рогозин.

— Короткая у тебя память, Юрик, — сказал человек с волчьим лицом, садясь в машину. — Лепила в пересыльном пункте говорил, что это опасный симптом. Так, говорил, и ласты склеить недолго.

— Угрожаешь?

— Забочусь, чудак. Ну что, покатаешь старого кореша или как?

— Или как, — жестко ответил Рогозин. — Некогда мне с тобой кататься. И потом, ты хотел говорить о деле, а здесь Москва, а не какие-нибудь Красные Смердуны. Здесь надо либо машину вести, либо языком чесать.

— Да, — сказал волчьелицый, — водитель из тебя всегда был, как из дерьма пуля. Ладно, говорить так говорить. Что думаешь предпринять, Юрик?

— В каком смысле? У меня, знаешь ли, много разных планов, так что говори поконкретнее, уж будь так добр. И учти, что у меня мало времени.

Собеседник Рогозина протяжно вздохнул, и Чек услышал, как он чиркает колесиком зажигалки.

— Ну что ты темнишь, старик? — сказал он наконец. — Что ты целочку-то из себя строишь? Конкретность ему подавай… Хорошо, вот тебе конкретный вопрос: что ты намерен предпринять, чтобы я молчал о твоем участии в деле этой Свешниковой? Я, братец ты мой, одиннадцать лет мечтал задать тебе этот вопрос, так что ты уж постарайся, не разочаруй старого корешка, ответь как полагается. На суд явиться у тебя кишка оказалась тонка, да и папашка позориться не хотел, так ты уж хотя бы теперь поднатужься, побудь хоть пару минут мужиком.

Чек пропустил ответ Рогозина, на некоторое время выпав из реальности и погрузившись в состояние, близкое к кататонии. «Свешникова — одиннадцать лет. Одиннадцать — Свешникова…» — без устали крутилась у него в голове одна и та же мысль.

— Вам плохо? — спросила проходившая мимо официантка.

— Да… Нет… Не знаю, — сказал ей Чек, не слыша собственного голоса и не понимая, что он говорит и говорит ли что-нибудь вообще. — Вы знаете, одиннадцать лет назад у меня погибла сестра. Ее звали Анна, Анна Свешникова. Мы с ней были от разных отцов, потому и фамилии разные: у нее Свешникова, а у ме…

Он оборвал себя на полуслове, поняв, что говорит лишнее, и поспешно закурил, стараясь вникнуть в то, что бубнили голоса в его правом ухе.

— Сочувствую, — разом поскучнев, сказала официантка. — Я могу вам чем-нибудь помочь?

— Нет, — сказал Чек. — Спасибо вам. Извините, я не хотел вас пугать. Просто накатило вдруг… У меня так бывает. Все уже прошло, спасибо.

Официантка ушла, недоверчиво оглядываясь и явно борясь с желанием попросить его немедленно расплатиться за кофе. Чтобы она успокоилась, Чек выложил на стол крупную купюру и сосредоточился на происходившем в салоне «бьюика» разговоре.

-..деньги немалые, — услышал он обрывок фразы, произнесенной голосом Рогозина.

— Не смеши меня, старик, — лениво прохрипел собеседник президента «Эры». — Кто бы плакался!..

— Плакаться у меня и в мыслях не было, — сердито огрызнулся Рогозин. Но я же не «челнок» какой-нибудь, не торгаш с базара, я бабки в чулке не храню, они у меня работают. Чтобы собрать полмиллиона зеленых, мне нужно хотя бы три дня. Это минимум, ясно?