Война Чарли Уилсона - Крайл Джордж

Никакие увещевания барона и баронессы не могли остановить Фосетта, поэтому они устроили ему шикарный прощальный ужин в винном погребе лучшего хьюстонского ресторана. На следующее утро Джоанна Херринг проводила его в аэропорт, а спустя полгода, получив от него сообщение на тетрадном листке, сама прибыла в Афганистан со съемочной группой, чтобы открыть миру глаза на происходящее.

Уилсон проникся огромным уважением к Фосетту, считая его романтиком эпохи Возрождения. «Он любит красоту, любит войну и любит убивать плохих парней», — говорил он. Для него Фосетт был героем, который «убивал фашистов в Испании, расстреливал «мессершмиты» над Лондоном и охотился на русских в Гиндукуше. Как я могу отказать такому человеку?»

Но было трудно дать такой же лестный отзыв о фильме Фосетта. Он выбрал Джоанну в качестве блондинки-интервьюера и убедил Орсона Уэллса, еще одного своего старого товарища по Виа Венето, озвучить закадровые комментарии. Барон подготовил для хьюстонской премьеры фильма роскошный вечерний прием с высокопоставленными гостями. В качестве сцены он выбрал недавно восстановленное правое крыло своего особняка, выстроенное вокруг большого бассейна в греческом стиле, с громадными люстрами наверху.

Когда погас свет, на экране появился одинокий моджахед, осаживающий вздыбленного коня. Афганец с длинной белой бородой, поразительно похожий на Фосетта, подбежал к всаднику и спросил: «Командир, куда ты едешь?» На заднем плане возникла мелодия, словно взятая из приключений Эррола Флинна. «Я еду сражаться с русскими!» — прорычал моджахед. «Но, командир, как ты будешь сражаться с неверными без оружия?» Вопрос тут же сменился кадром с названием фильма: «Смелость — наше оружие».

Джоанна Херринг наблюдала за премьерой со смешанными чувствами. «Фосетт просто не мог заставить себя вырезать хоть что-нибудь», — говорит она. Она признает, что фильм получился не слишком утонченным, особенно во время ее бесед с моджахедами. «Афганцы рассказывают мне, как русские кололи штыками беременную женщину, а я пытаюсь разобрать их слова и улыбаюсь, все время улыбаюсь, потому что хочу поощрить их и дальше говорить по-английски».

После двухчасового сеанса, когда в зале снова зажегся свет, барон постучал по бокалу шампанского, встал и предложил тост.

— Это не реальность, — заявил он и широким жестом обвел крытый плавательный бассейн с огромными люстрами.

— А это, — продолжал он, театрально указав на кинопроектор, Фосетта и Джоанну Херринг, — это кино и они — настоящая реальность!

Уилсон был безмерно рад, когда его приняли в круг общения барона ди Портанова. «Раньше я никогда не встречался с подобными людьми, — вспоминает он. — Это был мир мечты, о котором приходилось слышать каждому техасцу, но лишь немногие его видели». Убежденному антикоммунисту Уилсону оставалось лишь завидовать Джоанне и Фосетту, побывавшим в зоне боевых действий. Они рисковали жизнью ради того, чтобы сделать хоть что-нибудь полезное. Он не знал, что и сказать, когда Джоанна настаивала, что ЦРУ ведет фальшивую игру в Афганистане, что американский консул, с которым она встретилась у границы, едва ли не оправдывал советское вторжение, и что храбрые мужчины умирают из-за нерешительности американских конгрессменов. Теперь уже не имело значения, что он позвонил нужному человеку и распорядился удвоить бюджет тайной помощи моджахедам. По словам Джоанны, несколько лишних миллионов долларов ничего не могли решить. Она хотела, чтобы Чарли Уилсон стал истинным поборником дела моджахедов. В ее устах это звучало легким намеком на то, что на кону стоит его мужское достоинство.

ГЛАВА 5.

ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ ЧАРЛИ УИЛСОНА

Никого не удивляет, что современному политику приходится рассчитывать на помощь спичрайтеров, имиджмейкеров и пресс-секретарей. Это настолько распространенная практика, что ее можно считать законом политической физики: любой политик всегда выставляет напоказ свои положительные качества и никогда умышленно не создает отрицательное представление о себе для общественности.

Чарли Уилсона отличало от остальных стремление делать все наоборот: он выставлял напоказ свои пороки и скрывал свои добродетели. Даже в 1996 году в редакторской колонке «Нью-Йорк Тайме» его назвали «самым крупным светским львом в Конгрессе». Даже редактор «Тайме» не смог распознать, какой властью и влиянием пользовался Уилсон в 1996 году, но это было ничем по сравнению с началом 1980-х, когда он как будто умышленно выставлял себя на посмешище. Уилсон почти никогда не выступал на заседаниях Конгресса. Его имя не связывали с какими-либо законодательными инициативами. В этом отношении его маскировка была почти совершенной.

Но каждый профессионал в палате представителей знал о существовании совершенно иного Чарли Уилсона, прокапывающего подземные ходы в главные центры власти в Вашингтоне. Если бы в Конгрессе существовала такая вещь, как подпольная карьерная лестница, то Уилсон быстро поднялся бы по ней до самого верха. Комментатор Джек Андерсон из «Вашингтон Пост» включил техасца в свой список десяти самых выдающихся мастеров закулисных махинаций в столице США. Уилсон был гением маневренных действий в балканизированном мире, где власть распределена по отдельным блокам, а сделки заключаются лишь том случае, если у вас есть предмет для торговли. Благодаря политическому профессионализму Уилсона, вызывающий образ жизни фактически укреплял, а не подрывал его положение. Например, все в Конгрессе знали, кто такой Чарли Уилсон. Его было невозможно не заметить: слишком высокий, слишком обаятельный, слишком любит окружать себя красивыми женщинами.

От впервые откололся от своего политического клана и вошел в историю демократической партии в 1976 году, когда пошел наперекор собственной техасской делегации и проложил себе дорогу во влиятельнейшую Комиссию по ассигнованиям. Этот ход сделал Уилсона крупным игроком, одним из пятидесяти членов Конгресса с правом голоса в распределении правительственного бюджета на 500 миллиардов долларов. Влияние комиссии было так велико, что председателей двенадцати подкомисий называли «Коллегией кардиналов». Комиссия держит завязки от кошелька целого федерального бюджета, но это такая громадная работа, что ответственность за финансирование различных статей разделена и возложена на отдельные подкомиссии. В конечном счете это означает, что один-единственный человек, который достаточно долго работает в своей подкомиссии и хорошо знает, чего он хочет, может получить почти неограниченную личную власть над федеральными агентствами и той политикой, которую они проводят.

Для большинства членов главное достоинство работы в комиссии заключается в том, что во всем Конгрессе нет лучшего места, где можно отхватить лакомые куски и повысить свои политические дивиденды. Уроженец Лафкина без стеснения пользовался новыми полномочиями для того, чтобы давать работу своим избирателям и получать выгодные контракты для местной промышленности. Он чрезвычайно гордился возрождением экономики своего обедневшего избирательного округа. Но «дойка» бюджета сама по себе не являлась главной целью Уилсона. Он рисовал более величественные перспективы. Зарубежная политика с детства привлекала его, и с того момента, когда конгрессмен получил назначение в Комиссию по ассигнованиям, он нацелился на две подкомиссии, распределявшие средства для обеспечения национальной безопаности.

Еврейские друзья Уилсона помогли ему попасть в одну из подкомиссий. Оказавшись там, Чарли научился у старших коллег методам влияния на бюджетную политику. Когда он получил место в подкомиссии по зарубежным операциям, распределяющую военную и экономическую помощь США, то смог отстоять ежегодный пакет финансовой помощи Израилю в размере 3,1 миллиарда долларов. А поскольку эта подкомиссия ведает зарубежными расходами госдепартамента, он внезапно стал одним из двенадцати конгрессменов, с которыми правительственные чиновники просто не могут портить отношения. Фактически послы и даже госсекретари относятся к этим двенадцати законодателям как к богатым дядюшкам, которых нужно холить и лелеять.