Канцлер (Гардемарины, вперед - 3) - Нина Соротокина

- Мир зол,- продолжила она с угрозой в голосе,- кругом столько, знаете, негодяев. Все норовят перебежать дорогу и схватить тебя за горло. Лучшего опекуна, чем вы, бедной девочке не найти. И опекунский совет того же мнения,- закончила она твердо.

- Ка-а-к? Меня хотят сделать опекуном этой девицы?- вскричал Никита, напрочь забыв, что девица смотрит на него во все глаза.- Но для этого надо хотя бы мое согласие!

- Мы его получим,- заверила мумия, сложив руки лодочкой, как перед молитвой.

Девица вдруг отчаянно зашмыгала носом.

- Ну будет, будет,- безучастно сказала Опочкина.

-Простите, а вы кем приходитесь нашей милой...- он не сообразил, как назвать девушку, и просто показал на нее рукой.

- Я-то?- переспросила Лидия Сильвестровна.- Седьмая вода на киселе. Знакомо вам такое родство?

Она было пустилась в объяснения: Мелитриса живет из милости у старой графини... не Репнинской, нет, а Лепниной, только Мелитриса ей не настоящая племянница, а она, Лидия Сильвестровна, настоящая...

Никита прервал поток этих излияний.

- Я сейчас же поеду к благодетелю и другу моему Ивану Ивановичу Шувалову. Думаю, что на этой неделе мадемуазель Мелитриса будет представлена государыне.

Девица за всю беседу так и не сказала ни слова. "А сколько было бы переполоху,- подумал Никита,- если бы дочь героя оказалась немой! Но что я, дурак, ерничаю. Бедную девочку пожалеть надо... сирота". Всю дорогу к графу он думал в этом направлении, однако ни жалости, ни сострадания к девице Репнинской так и не появилось.

Шувалов, к удивлению, был дома, но разговор не получился. Он торопился в Царское.

- Хорошо, что девица быстро приехала. А то потеряла бы фрейлинство. Государыня стала забывчива...- он улыбнулся грустно.- О дне аудиенции извещу с курьером.

- Аудиенция будет на этой неделе?- в голосе Никиты против воли прозвучало нетерпение.

- Торопишься отделаться от родственницы? - засмеялся Иван Иванович.Что, лицом дурна, красива или дурочка?- Видя, что Никита молчит, он еще пуще развеселился.-А что ж не спрашиваешь о своей первой протеже? Девица Фросс, как и предполагали, пострадала безвинно, и страдания вознесли ее на небывалую высоту,- он стал строг, назидателен, заговорил в нос, неосознанно копируя брата Александра.

- Она, оказывается, сведуща в медицине, а потому определена в помощницы повивальной бабке самой великой княгини.

- Быть не может! - прошептал Никита, потрясенный.

- Удивлен? - грустная улыбка вернулась к Ивану Ивановичу.- Вот и я удивлен... Но, видно, во всем есть свой смысл,- он задумался на мгновение, затем встрепенулся, заглянул собеседнику в глаза, доверительно взял за пуговицу.-Завтра у Бестужева бал на Каменном. Государыня туда ехать не хочет... Но это я так, к слову, может, еще и поедет. Пятого сентября именины Их Величества: с утра в Троицкий монастырь, вечером торжество. На этот раз предполагается устроить все самым скромным образом. Седьмого мы будем отдыхать, восьмого - праздник Рождества Богородицы. Этак до Репнинской никогда дело не дойдет,- Шувалов рассмеялся.- Знаешь что... привези свою девицу прямо к службе восьмого в Царское. Именные пригласительные билеты я вам вышлю. В церкви у государыни всегда хорошее настроение, а после службы я оную девицу и представлю. Сейчас прости, друг... Ехать пора...

Ночью Никита долго не мог уснуть, а когда уснул наконец, одним глазком успев всмотреться в странный и несуразный сон, то тут же и был разбужен цокающим равномерным звуком - по улице кто-то шел.

В связи с ремонтом левого крыла, где размещалась его спальня, Никита перебрался в правое, примыкающее торцом к проулку,- кто же знал, что он будет слышать здесь каждый уличный звук. Очевидно, что шла женщина, шла быстро, однако в звуке шагов ее не угадывались взволнованность или страх, просто она торопилась. Куда? И тут же возник следующий вопрос - кто? Например, дама... она может в ночной час спешить от тайного любовника к нелюбимому мужу, или наоборот - от нелюбимого к любимому. А может быть, камеристка, горничная, или швея, или купеческая дочь... или шлюха, или помощница акушерки, шаги были гулкие и долгие, все шла и шла, словно не из одного конца улочки в другой, а по самому Млечному Пути стучала каблучками: цок, цок, цок,

Никита вылез из жаркой постели, подошел к окну... никого. Понимание, что он никогда не узнает, кто эта неизвестная, было неожиданно мучительным. "Более того,- подумал он с раздражением,- от этого можно сойти с ума". Он словно стал невольным свидетелем каких-то событий, чьей-то жизни, мог поучаствовать в них, поймать их за хвост- и не успел. Никита понимал, что такие бредовые мысли могут прийти только со сна, в состоянии растрепанности и оторопи, но чувство раздражения не проходило.

Ах, Анна, прелестная Анна, не будем скрывать, сообщение Шувалова взволновало его... чуть-чуть. В конце концов он рад за девушку, искренне рад, что весь этот ужас кончился, плохо только, что свидеться с Анной теперь будет трудно. И не потому, что окружение великой княгини недосягаемо. У него a , Екатерина под запретом - не искать с ней встреч, не измышлять бесед. Даже случайных- Никита давно дал себе такой зарок и свято его соблюдает.

Он опять лег, закрыл глаза. На этот раз ему представилось, что по проулку идет Мелитриса в очках и испанской вуали. Цок, цок... слушайте, да она хромает. Какую сложную мелодию выстукивают ее шаги. Мало того что она похожа на сушеную стрекозу, так у нее еще и ноги разной длины. Видение спешащей куда-то Мелитрисы было столь реально, что Никита невольно рассмеялся. А еще говорят, что не бывает звуковых галлюцинаций!

И вдруг все исчезло, через высокий, серый забор совершенно беззвучно прыгала огромная собака с висячими ушами, крепкими лапами и могучей, как у быка в корриде, грудью. Никита знал, что через мгновение собака уткнется в него лапами, это будет не больно, но он все равно .окажется поверженным на землю в цветущий газон, а когда встанет на ноги, то опять увидит медленно перемахивающую через забор собаку с черными ушами. Никита успел подумать, что собака во сне - к другу, потом все исчезло, осталось забытье без сновидений.

А на следующий день объявился Сашка. Никита узнал об этом из наскоро написанной записки, буквы в ней так и прыгали: "Встретимся у тебя, скажем, завтра, скажем, в шесть вечера. Алешку я предупредил". В этих "скажем" Никита почувствовал, что Другу смертельно надоела армия с ее дисциплиной, любовью к субординации, точности, глуповатой значительности и прочая... Следовательно, тут же известить Белова, мол, письмо получено, а также виват, ура, согласен! Все это он сообщил, только изменил место встречи, сославшись на ремонт в своем дому.

Дело было, конечно, не в ремонте. Оленеву очень не хотелось знакомить друзей с Мелитрисой. Избежать этого он не мог, она была дочь героя, обласканная государыней, он просто был обязан ее представить. И все бы хорошо, но фрейлина обязана быть хорошенькой, это, так сказать, закон жанра. В противном случае он выглядит смешно. Этакий неудачник: покупал лошадь, а обнаружил, что это верблюд, выиграл огромную сумму денег и тут же выяснил, что играл с шулерами, принял в доме фрейлину, а ею оказалась неказистая стрекоза в очках. И, конечно, явится Лидия Опочкина и брякнет про опекунство. Алешка начнет трунить, Белов подмигивать, мол, вот они, холостяки, поумнее нас, женатых, а он как хозяин дома должен будет поощрительно на них поглядывать, круглить грудь, похохатывать глупопошлость непереносимая.

Может, кто-то и скажет, что подобные мысли подходят юноше, а взрослому мужу они вроде бы и неуместны. Но душа человеческая - омут, полный странностей и неожиданностей. Не хотелось ему даже вспоминать про московскую тетушку, Мелитрису, опекунский совет.

Встреча прошла в лучших традициях, с множеством междометий, восклицательных знаков, заздравных тостов, это вина может не хватить, а тостов всегда в избытке. Однако кончился вечер на неожиданно грустной ноте, даже как-то рассорились... Корсак и Белов, перепив, конечно, зачали разговор или спор на патриотическую тему. Собственно, говорил в основном Алексей, а Сашка только поддакивал ему лениво, а потом и поддакивать перестал. Разговор шел о нации, народе, естественно, родине и об удивительном бескорыстии, свойственном русскому человеку.

Никто и не возражал- бескорыстный так бескорыстный. Потом опять перекинулись на Гросс - Егерсдорфскую баталию.

- Ты, Сашка, скажи, какое у тебя самое сильное... самое... впечатление... расскажи...

Белов помрачнел, взял с блюда маслину, аккуратно сжевал, выплюнул косточку в кулак и только после этого начал:

- Битва кончилась во второй половине дня. Кто на поле бился, кто во фрунте стоял, кто с обозом или при штабе. Словом, как трубы протрубили, все на поле и бросились. Крики: "Виват! Победа!" Теперь представьте... на горизонте лес, пологий косогор, широкий, места много... и везде, сколько хватает глаз, мертвые тела... прусские. Здесь была линия обороны. Тысячи, тысячи мертвых тел в самых разных позах. И все голые.