Канцлер (Гардемарины, вперед - 3) - Нина Соротокина

- Нет, не ты. Я тебе дома дела найду. Первый вопрос, который ему задал на следующий день Бестужев, был:

- Ну как, подружился с Понятовским? Вот и славно... Завтра же к нему и поезжай. А теперь расскажи, как вы пруссаков под Гросс - Егерсдорфом побили. И, пожалуйста, со всем подробностями.

Служебная дверь

Екатерине казалось, что на бестужевском балу за ней следят тысячи глаз, поэтому все, что она себе позволила, это два танца с Понятовским. Большую часть вечера она просидела в беседке своим кружком, мило беседуя с друзьями. Понятовский сидел рядом, глядя ей в лицо, потом вдруг исчезал, ссылаясь на дела. Какие дела могут быть на балу? Она видела издали сердечного друга говорящим с каким-то гвардейским офицером. Может, этот офицер и есть "дела"? Очарование беседы с друзьями было нарушено появлением Александра Ивановича Шувалова, явился вдруг в беседку, встал в проеме, буравя всех глазами, щека его со шрамом нервно пульсировала.

Бал совершенно измотал силы Екатерины. Она явилась в Летний дворец под утро. "Наверное, это мой последний бал в этом сезоне,- думала она,- дальше мне не удастся скрывать беременность. Да и не до веселья теперь". Разговор с Бестужевым все перевернул. Его новость ужасна. Весь вечер она говорила себе:

об этом пока не думать... для этих мыслей надо иметь ясную голову...

В кроне клена, стоявшего у ее окна, пел дрозд. Крона была еще зеленой, но; пыльной, словно уставшая листва говорила о наступлении осени.

Владиславова - камер-юнгфера * и близкий человек, неторопливо раздела Екатерину и уложила в постель. Простыни были холодными, низ живота тянуло. Может, ей уже и танцевать нельзя?

* Камер-юнгфера - придворная горничная, степенью выше камер-медхен.

_____________

Она сделала Владиславовой знак удалиться и закрыла глаза. Вот теперь можно все обдумать. День, по всей видимости, будет жарким, солнце уже печет... Ее задача сделать все так, чтобы в случае смерти Елизаветы она могла спасти государство, семью и детей. Мысленно она причисляла к Павлу и этого, нерожденного, она была уверена, что будет мальчик. А если "эта колода" не умрет? Если она так и будет влачить существование с одышкой, кашлем, сердечными приступами? Да так можно жить сколько угодно, страной правят Шуваловы, им не важно, больна или здорова Елизавета- была бы только жива!.. Но почему, собственно, ей самой нужно думать об этих неприятных вещах? Бестужев точно сказал: "Через неделю, от силы две, я представлю проект". И представит... Вот тогда и будем думать и переживать...

Яркость дня, призывающая мозг работать, была обманчива. Неожиданно для себя Екатерина уснула. После полудня проснулась ненадолго, не поднимаясь с кровати попила кофе, пожевала какие-то сухарики и опять уснула с книгой в руке. Какие шутки иногда выкидывает с нами беременность!

Проснулась она окончательно оттого, что под дверью надсадно мяукал кот. За окном была ночь, низкие звезды казались махровыми, как крохотные маргаритки на огромном лугу. Екатерина улыбнулась своим сладким видениямотрывкам сна, в котором показывали ее немецкое детство. Кот опять мяукнул тоном отчаяния, звезды плутовски подмигнули, и Екатерина сразу села.

* Main Gott*! Это же Нарышкин!

* Мой Бог! (нем.)

__________

Этот шалун Левушка взял за привычку мяукать под ее окнами, но еще никогда он не мяукал под дверью. Екатерина накинула пенье, взялась за ручку. Дверь открылась бесшумно, и она увидела смеющееся лицо своего проказливого друга. Он прижал палец к губам и на цыпочках вошел в спальню.

Нет, положительно, на этого человека нельзя сердиться!

- Я за вами, ваше высочество,- прошептал Левушка ей в ухо.- Мы должны немедленно поехать навестить родственницу - Веру Никитишну.

- Это еще кто? - улыбнулась Екатерина, угадав, что за этим именем скрывается какая-то шутка или каверза.

Застань кто-нибудь здесь Нарышкина и донеси об этом государыне... неприятности могут быть огромны, непредсказуемы, например принудительное знакомство с Тайной канцелярией.

- Это родственница жены старшего брата. Она больна. У нее желудочные колики. А ведь еще так молода!.. Помочь ей может только один врач - вы!

- Но как вы попали во дворец?

Оказывается, через покои великого князя. Петр Федорович пировал в компании офицеров, там были и дамы, большинство из них - фрейлины Екатерины. Левушка утверждал, что если они пройдут тем же путем, то их никто не заметит, коридор пуст.

- А как мы выйдем из дворца?

- О, я знаю одну дверь, которая никогда не запирается и никем не охраняется. Но лучше... безопаснее, ваше высочество, если вы наденете мужское платье.

- Спрячьтесь,- Екатерина показала за ширму и, как только Нарышкин скрылся за ней, позвала негромко: - Парфен...

Он явился немедленно, мальчик-калмык, пожалуй, уже юноша. Казалось его раскосые глаза не знают сна. Он был предан Екатерине безоговорочно, но даже ему не следовало видеть здесь Нарышкина. Мало ли... Калмыка может забрать Тайная канцелярия, и не нужно обременять память юноши лишними сведениями. Через минуту Парфен принес мужской офицерский костюм и с поклоном удалился.

Все было так, как предсказывал Нарышкин. Коридор в покоях великого князя был пуст, дверь в столовую распахнута, хохот, пение, звуки скрипки, табачный дым.

- Когда вы будете возвращаться,- прошептал Левушка, весело сверкнув глазами в сторону Екатерины,- они уже будут все под столом.

Они вышли через дверь, ведущую во двор, караульного не было, более того, самого места, обустроенного под караул, не предусмотрели.

- Это дверь для прислуги,- пояснил Нарышкин,- для службы. Бежим?

И они побежали. О, какое это восхитительное чувство, мчаться сломя голову по пустым улицам, да еще в мужском костюме! Кто бы знал, как стесняют ее движения фижмы и полотняные нижние юбки, ты чувствуешь, что у тебя ноги в клетке, бедра в клетке, талия словно скована обручем, еще ошейник на шее жемчуга, которые холодят кожу, затрудняя дыхание.

Фонари, чуть наполненные конопляным маслом, горели слабо, чадно, переменчивые тени деревьев, подталкиваемые ногами, стремительно убегали назад. "Сторони-и-ись!" - раздался голос форейтора на соседней улице. Прочеркнув наискось площадь, прогромыхала карета, и опять никого. Однако она устала... Тяжела, голубушка... так говорят русские, тяжела.

- Здесь,- сказал вдруг Левушка, и они остановились около небольшого особняка с черепичной крышей и широким подъездом, украшенном двумя спящими, довольно плохо исполненными, мраморными львами. Кажется, Екатерина уже бывала тут, четыре стройные березы на торце казались очень знакомыми, и эти львы... Впрочем, редкий дом в Петербурге, из приличных, конечно, не украшен спящими львами. Вид у особняка был сонным, подъезд темен, окна первого этажа тоже темны, и только мезонин светился мягким светом, словно в глубине комнаты стояла одинокая свеча, при которой хозяйка читала или предавалась мечтам.

Левушка потянул великую княгиню за руку, взбежал на крыльцо и толкнул ногой входную дверь. Екатерина на цыпочках вошла вслед за Нарышкиным, оба они очутились в совершеннейшей темноте, тихо было, как в могиле.

- Мы вот они! - вдруг весело и гулко сказал Левушка, и тут же пространство взорвалось музыкой и светом. Екатерина не могла понять, каким образом десять, а может и того больше, человек могли сохранить, соблюсти такую молчаливость. Сейчас музыканты пиликали по струнам, флейтисты дули что есть мочи, женщины смеялись, мужчины наливали вино, и бокалы музыкально звенели. Здесь были все, кого хотела видеть Екатерина: и Елагин, и Ададуров, и сестры Нарышкины, и Сенявина с Измайловой. А вот и он, сокол, свет очей, идет навстречу, голубой, под стать глазам, камзол, расшит серебром, и парик отливает серебром, алые губы дрожат, не дошел, с истинно польским изяществом упал на одно колено:

- Счастье приходит в дом, где слышен смех... Цитата казалось и не очень к месту, но произнесена была так страстно, что все захлопали. Это был чудный вечер. Хозяйка дома мнимая Вера Никитишна предложила Екатерине несколько платьев на выбор, но та предпочла остаться в мужском наряде и в танцах исполняла мужскую партию. Уже в конце менуэта Понятовский заставил ее танцевать за даму, и все немало забавлялись, глядя, как великая княгиня делает реверанс. Ребенок тяжело ворочался в чреве. "Тихо, тихо,- шептала ему Екатерина.- Я больше не буду танцевать, я буду смирной". Ужинали, сидя на полу, на разбросанных там и сям подушках.

- Что за офицер был с вами вчера?- спросила Екатерина Понятовского.

Граф непритворно удивился. Как, она не помнит этого отличного молодого человека? Он поспешил пересказать историю Анастасии Ягужинской.

- Я все вспомнила,- кивнула Екатерина.- А зачем этот человек Бестужеву?

- Как зачем? Он наш связной...

- Нам уже нужен связной? Без связного мы уже не можем встретиться? Это вам Бестужев сказал?

- Он мне ничего не говорил,- растерялся вдруг молодой человек.- А что, Белову нельзя доверять?