Невинные убийцы - Джейн Лавик-Гудолл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Боюсь, что высокоученые коллеги осудят меня за приписывание животным человеческих чувств, но я не могу не сказать, до какой степени меня потрясло открытие, что животное может лелеять жажду мести. И я приведу пример.
Все это началось, когда я вновь встретил стаю Чингиз-хана — примерно через два месяца после того, как щенки Юноны покинули логово. Стая вернулась на свой гнездовой участок, и я наткнулся на нее совершенно случайно, потому что занимался в то время гепардами. Тем не менее я сразу же отложил всю другую работу и решил оставаться со своими собаками как можно дольше. Так прошла почти неделя. Луна совсем не показывалась, и каждое утро я находил собак поблизости от того места, где оставил их накануне вечером.
В первый вечер стая свалила добычу после необычайно затянувшейся погони. Щенята были еще раза в четыре мельче взрослой собаки и очень отстали, а когда подбежали к добыче — это была газель Томсона, — от нее уже почти ничего не осталось, и они принялись клянчить мясо у взрослых. Ведьма сразу же вняла их мольбам и отрыгнула немного мяса. Черная Фея тоже подбежала к щенкам и начала отрыгивать мясо рядом с Ведьмой. Что именно спровоцировало нападение Ведьмы, я не знаю, — возможно, она вообразила, будто Черная Фея собирается съесть мясо, которое она, Ведьма, отрыгнула. Как бы то ни было, она внезапно налетела на Черную Фею и стала кусать ее за шею. Стриж незамедлительно присоединился к этой атаке.
И тут Лилия, увидев, как Черная Фея припала к земле, уклоняясь от двух доминирующих собак, вихрем налетела на нее. Ведьма и Стриж кусали не слишком сильно, а Лилия с первого же раза рванула до крови: она грызла шею Черной Феи так, что вскоре по передней лапе ее жертвы уже струилась кровь.
Но если Лилия решила воспользоваться этой минутой, чтобы взять верх над Черной Феей, то она сильно просчиталась. Как только Ведьма и Стриж оставили Черную Фею в покое, та стала мстить, не теряя ни секунды. Двадцать минут кряду она гоняла Лилию по степи, и та, позабыв о своем минутном торжестве, со всех ног удирала от разъяренной соперницы.
Очевидно, этот случай резко нарушил привычную систему взаимоотношений четырех самок. Несколько дней Черная Фея спуску не давала Лилии, и очень часто эти две и Юнона сцеплялись, когда стая терзала добычу. Бросалось в глаза, что Юнона стала гораздо менее угодливой и покорной, чем раньше. Может быть, теперь, когда она больше не мешала самкам высшего ранга возиться с щенками, на нее уже не бросались так часто и внезапно, как раньше, и она постепенно набралась храбрости? Во всяком случае, я никак не ждал, что между Юноной и Черной Феей разразится столь драматическая схватка.
Обстоятельства сложились не совсем обычно, и их надо вкратце обрисовать, чтобы стало ясно, почему драка происходила в отсутствие Ведьмы: если бы при этом была доминирующая самка, все могло бы кончиться иначе. Мимо стаи пробегала небольшая группа из пяти чужих гиеновых собак, направляясь к Нааби-Хилл, и стая Чингиз-хана разделилась: Ведьма, Лилия и большинство взрослых самцов помчались в погоню за чужаками, а Черная Фея и Юнона вместе с Желтым Дьяволом и еще одним самцом остались возле щенков.
За несколько дней до этого я заметил, что между Черной Феей и Желтым Дьяволом возникла какая-то странная близость. Может быть, их соединяло то, что у обоих было по полхвоста. Дружба эта казалась мне довольно неожиданной, но собаки постоянно бежали бок о бок или сворачивались на земле рядышком друг с другом. Желтый Дьявол с несвойственной ему энергией отмечал те же куртинки трав, что и Черная Фея. Я упоминаю об этом потому, что это могло быть связано с причиной драки.
Драка вспыхнула, когда щенята лежали тесной кучкой, а четверо взрослых стояли и смотрели вслед исчезнувшей стае. Юнона, проходя мимо Желтого Дьявола, приостановилась, и он попытался ее лизнуть. По-видимому, Черная Фея решила, что это грубое вмешательство в ее личные отношения со старым самцом. Как бы то ни было, она понеслась к Юноне, поставив уши торчком и воинственно подняв хвост кверху. Юнона и не подумала спасаться бегством, а бросилась ей навстречу, и через секунду обе собаки взметнулись на дыбы, опираясь передними лапами о плечи друг друга. Эта поза ничем не отличалась от той, которую я так часто видел во время игр взрослых собак, но тут игрой и не пахло — Черная Фея мертвой хваткой вцепилась в горло Юноны. Через несколько секунд Юконе удалось вывернуться и в свою очередь схватить противницу за горло. Черная Фея цапнула Юнону за ухо и оторвала кусочек кожи, однако Юнона ни на секунду не разжала зубов, сцепленных на горле врага. Но вот Черная Фея молнией взвилась вверх и, извернувшись в воздухе, ударила Юнону лапами. Та выпустила ее горло и неуверенно отступила.
Минутный перерыв, и обе снова поднялись на задние лапы, поочередно и быстро кусая друг друга за горло. Небольшие пятна крови появились на шее обеих собак, уши были порваны. Примерно через пять минут после начала схватки Юноне удалось по-настоящему вцепиться в Черную Фею, глубоко запустив зубы ей в горло. Вскоре кровь потекла в пасть Юноне и закапала на землю.
Черная Фея всегда была моей любимицей, и я застыл в ужасе, глядя, как она бьется, безуспешно пытаясь вырваться. Ее движения заметно слабели, а через несколько секунд она стала опускаться все ниже, бессильно свесив голову на сторону. Внезапно она испустила душераздирающий вопль и свалилась на землю, а Юнона разжала зубы и стояла, задыхаясь, над неподвижным телом; кровь все еще медленно капала у нее из пасти. Потом она отбежала трусцой и уселась неподалеку, зализывая свои раны.
Я был уверен, что Черная Фея мертва, но секунду спустя она осторожно подняла голову. Юнона бросилась к ней, и Черная Фея застыла, как мертвая, — очевидно, признавая свое поражение. Юнона опять потрусила прочь. Следующие десять минут, как только Черная Фея отваживалась пошевельнуться, Юнона бросалась на нее, но в конце концов она позволила бедняге встать на ноги. Тут уж Черная Фея сама себя превзошла, проявляя полную покорность: она лизала губы и пасть Юноны, виляя хвостом и прижимая уши, растягивая губы в угодливой улыбке. Она недвусмысленно показывала, что, по крайней мере в данное время, полностью признает превосходство противницы. Судя по всему, этого было достаточно; смерть прошла мимо, Юнона не требовала наказания по высшей мере.
Во время драки Желтый Дьявол и второй самец оставались со щенками где-то в стороне. Один раз Желтый Дьявол подошел поближе, как будто собирался тоже принять участие в сражении, но отступил — должно быть, напуганный яростью и одержимостью самок. Но когда группа побежала следом за остальной стаей, он по-прежнему трусил рядом с Черной Феей. Я ехал за ними, пока мог, но вскоре стемнело, а на следующий день стая Чингиз-хана ушла из этих мест.
Когда я снова встретил ее через полтора месяца, Юнона занимала уже второе место в иерархии самок, уступая лишь Ведьме. Очевидно, все утряслось, потому что самки больше не ссорились над добычей, и ничто не напоминало о том трудном периоде, который, видимо, выпал на долю Черной Феи. К тому времени начался уже короткий период дождей и вся равнина была покрыта зеленой травой и усеяна стадами гну и зебр. Взрослые собаки часто и подолгу играли. Они гонялись по степи друг за другом и за щенками. Стриж крутил сальто, перелетая через Ведьму, Черная Фея и Желтый Дьявол прыгали друг на друга, как щенята, а щенята таскали один другого за хвосты.
Щенят было по-прежнему восемь — в этом отношении стае повезло: множество щенят пропадает в первые недели скитаний. Но в стае произошло одно очень важное событие — старого предводителя Чингиз-хана уже не было в живых.
Обыкновенные шакалы
Дерзкие прихлебатели
День клонился к вечеру, но солнце все еще пылало в небе, когда я ехал за парой обыкновенных шакалов, пробиравшихся рысцой след в след по низкой зеленой траве на равнине кратера Нгоронгоро. Самец, которого мы назвали Ясоном, поминутно останавливался возле какой-нибудь куртинки травы, поднимая лапу, как домашний пес, отмечал ее своим запахом и трусил дальше. А его самочка, Яшма, каждый раз, подбегая к такой куртинке, добавляла свой запах к запаху самца и пускалась его догонять.
Эта пара находилась в разгаре ухаживания, и, хотя тогда я еще не знал об этом, они отмечали границы своей территории — той территории, где позже будут выращивать щенят и где, весьма возможно, уже не раз выводили потомство. Вдруг я заметил, что Ясон застыл на месте, как изваяние, а шерсть у него на загривке, спине и хвосте встала дыбом. Яшма остановилась рядом; оба настороженно вглядывались в одно и то же место. Тут и я увидел третьего шакала — он лежал, свернувшись клубком, и, кажется, спал. Верхняя губа у Ясона приподнялась, и он, ощерившись, подошел и остановился в угрожающей позе над лежащим чужаком — спина выгнута дугой, голова и уши опущены, пасть открыта, белые зубы обнажены. Третий шакал, как мне показалось, прижался к земле.