Опасное окружение - Натали Питерс

Щеки мои до сих пор горят, когда я вспоминаю ту ночь. В первый же день меня здорово укачало. На все лады склоняя свою несчастную судьбу, я отказывалась от пищи и питья и к концу дня совершенно выбилась из сил.

Когда Гарт вышел из каюты, я улеглась на койке и под мерное качание корабля вскоре уснула. Проснулась я от его взгляда. Он был совершенно голый и, кажется, собирался нырнуть ко мне под одеяло.

– Не смейте ко мне прикасаться, – взвизгнула я, натягивая к подбородку грубое одеяло. – Вы не смеете. Убирайтесь, грязное животное, или я буду кричать.

Он вырвал одеяло у меня из рук.

– Я решил, – он наклонился ко мне, – на полную катушку воспользоваться возможностями, которые ты сама мне предоставила.

Я почувствовала крепкий запах виски. Он был пьян. Никогда раньше я не видела его пьяным.

– Поцелуй меня, Элиза. – Он прилег рядом и положил руку мне на лицо. – Иди ко мне и поцелуй меня.

Он запустил руку в вырез рубашки и нащупал грудь, затем, перекатившись на живот, закинул ногу. И тут во мне словно что-то взорвалось. Он мне был омерзителен со своей любовью. Я лягалась, пиналась, кусалась, как пойманный зверь. В конце концов он оставил меня.

Я глубоко вздохнула и только собралась выложить ему все, что о нем думаю, как в дверь громко постучали. Гарт, надев брюки, вышел, а я прижалась к стене, всхлипывая и размазывая по лицу слезы и пот.

В коридоре слышался приглушенный разговор, затем Гарт отчетливо произнес:

– Нет, ничего особенного. Вы когда-нибудь слышали, чтобы женщина устраивала истерику не из-за пустяков?

Смех. Бормотание.

– Нет, благодарю, не надо. На этот раз обойдемся без девятихвостой плетки. Если вы, конечно, не считаете, что она заслужила публичной порки. Лично я так не считаю.

Бормотание. Смех. Бормотание.

– Совершенно с вами согласен. Спокойной ночи.

Дверь открылась и закрылась вновь. Я все еще плакала.

– Вы шли к этому весь день и наконец своего добились. Может быть, сейчас вы утихомиритесь. Я выйду подышать, но на палубе я спать не намерен, Элиза, и на полу – тоже. Мы разделим эту койку…

– Если вы еще раз подойдете ко мне, я убью вас, клянусь, – предупредила я.

Гарт усмехнулся.

– Позвольте напомнить, что каюта – моя, а вы, мадам, здесь сбоку припека.

– Как вы смеете! Вы бросили меня в этой вонючей дыре в Нанте! Вам дела не было до того, что со мной станется. Вы прекрасно знаете, что я не могу отсюда уйти, а потому вы просто обязаны уступить мне эту койку.

– Я, мадам, если что и должен вам, так это хорошую выволочку. И однажды вы получите ее, будьте уверены.

Перекинув рубашку через плечо, Гарт вышел из комнаты. Решив обороняться, я осмотрелась в поисках мебели, которой можно было бы забаррикадировать дверь. Табуретки не годились – слишком легкие. Ну почему на корабле нет стульев? Стол – то, что нужно. Надо придвинуть его к двери, чтобы ее невозможно было открыть. С лихорадочной скоростью я принялась за работу. Наконец баррикады были готовы, и я почувствовала себя в безопасности.

Я нырнула в постель, но даже глаз не успела закрыть, как в коридоре послышались шаги Гарта. Он толкнул дверь. Моя баррикада держалась.

– Элиза, открой дверь, – устало сказал Гарт. – Сейчас же.

Я ничего не ответила, тихонько посмеиваясь над его тщетными попытками проникнуть в каюту. Чтобы он там замерз на палубе!

Гарт навалился на дверь всем телом. Столешница чуть подалась назад. Пара таких толчков – и дверь откроется.

– Элиза, – в его голосе звучали грозные нотки, – если ты сейчас же не уберешь эту дрянь, я вышибу дверь.

– Давай, давай, – храбро ответила я, всем телом налегая на стол.

Гарт толкнул дверь раз, другой. На третий раз стол отлетел, а вместе с ним и я.

– Укройся, – процедил он, – а то простудишься.

Он даже не смотрел в мою сторону, молча снимая одежду. Раздевшись, он лег на койку.

– Немедленно вон, – заорала я. – Это моя кровать!

– Присоединяйся, если хочешь, – насмешливо предложил Гарт. – Места хватит.

– Пошел к черту, – бросила я, устраиваясь на полу в противоположном углу каюты.

Соломенный матрас не слишком удобное ложе, но по сравнению с ним голые доски показались мне холодными и жесткими, как камень. Я вспомнила все его издевательства: когда-нибудь он поплатится за все!

Утром, как только Гарт ушел, я заняла вакантное место на койке и проспала весь день до вечера. С тех пор я часто спала днем, а потом всю ночь слушала сонное посапывание Гарта. Если он задерживался у капитана, я наслаждалась комфортом этой убогой кровати до его прихода, а затем неохотно отправлялась коротать ночь на пол.

Всю первую неделю я кричала на него постоянно. Я жаловалась на невыносимые условия на корабле, на несъедобную пищу.

– Может, мне повезет, и ты помрешь до того, как мы доберемся до цели, – как-то раз в сердцах сказал Гарт.

– Ты думаешь, я не мечтаю умереть? Я молю об этом Бога постоянно! Ты просто бессердечное чудовище, фальшивый дворянин!

– А ты – фальшивая леди, Элиза, – лениво ответил Гарт. – Что же с того?

– Свинья! Ты ничем не лучше остальных на этом корабле, такой же скот, как они. Я больше не могу с этим мириться. Ты должен приказать капитану немедленно доставить меня во Францию. Я хочу сойти с этого корабля!

Гарт смотрел на меня с жалостью, которая только подогревала мой пыл, и уходил из каюты. Он знал, что я не решусь следовать за ним на палубу. Я чувствовала, как в моем присутствии затихают разговоры, видела, как смотрят на меня мужчины, и – боялась их. Каждый из них дожидался своего часа, и даже в каюте я чувствовала, как они выслеживают меня, не упуская случая подглядеть за мной. Все они только и ждали сигнала, что уже можно, и тогда они разом кинутся на меня.

Несколько раз я делала попытки выяснить, что Гарту, американцу, понадобилось в нейтральной к Америке Франции.

– Не понимаю, – вздыхала я, – будь ты англичанином – тогда дело другое.

– Твое понимание происходящего просто ослепляет, Элиза, – отвечал он. – Можно подумать, что ты все твои юные годы провела в дипломатической академии.

Я свирепела.

– Может быть, тебе платят англичане? Тогда все становится на свои места.

– Может быть.

– Ты просто невыносима! Я начинаю думать, что ты устроила весь этот маскарад просто ради смеха, а на самом деле ты обожаешь Наполеона, считая его величайшим человеком всех времен и народов.

– По моему скромному разумению, – протянул Гарт, – Наполеон не более чем выскочка с наклонностями диктатора, мечтающий о том, чтобы имя его попало в книжки по истории. Однако ему не следует заглядываться на Новый Свет, пока он еще не до конца разделался со Старым.